брык на пол и лежит скучает
Авторизация
В том, что это — «бомба для немцев», я убедился довольно скоро. Дело в том, что, в принципе, если к примусу — простейшему кухонному прибору, стоившему, по тем временам, весьма небольших денег, относиться достаточно аккуратно, то с ним в принципе ничего не может случиться. Примус состоит из ограниченного количества соединенных вместе деталек — паяного из двух половинок бачка для керосина, трех, припаянных к нему, ножек, плунжерного насосика, стойки с чашечкой для разогрева и форсунки с крохотным отверстием. Насосиком подкачивали внутри бачка воздух, создавая при этом небольшое избыточное давление топливной смеси, в чашечку наливали немного керосина (хотя рекомендовался спирт, но дураков лить спирт в эту чашечку и тогда было мало), разогревали горелку с крохотным отверстием, и примус начинал гореть ровным синим гудящим пламенем.
Ломаться в нем было нечему совершенно. Все что могло придти в негодность — это насосик. Там внутри на штоке гаечкой крепилась кожаная манжетка. Ее подпирала пружинка. Кожа все время находилась в керосине, не гнила и не иссыхала. Только изредка ее — не чаще раза в год — нужно было отвинтить, не брезгуя возможностью испачкать пальцы в керосине, немного растопырить в стороны, засунуть внутрь цилиндра и привинтить снова крышку. Это умела делать каждая домохозяйка!
И что же тогда собирался починять в примусе черный мордастый шкодливый кот Бегемот? Не известно. К каждому новому примусу прилагался «шанцевый инструмент» — такая жестяная длинная палочка, в которую был запрессован тонкий колючий проводок. Этим проводком требовалось каждый раз перед запуском примуса прочищать крохотное отверстие, что было в горелке. В нем могла скопиться копоть, еще что-то такое смолистое черное похожее на деготь, угольки, а чаще всего его купорили пролитые на сопло щи-борщи. Естественно, никто из хозяек такую профилактику с этими агрегатами не проводил. Только изредка, когда греешь греешь чашечку с подогревом, качаешь-качаешь насосик, а горючий пар никак не идет. Тогда хозяйка шарила по полочке, доставала из под бумажной подстики немного заржавленную жестянку с иголкой и чистила закоптелую дырочку.
Хорошо, что я наблюдал за этой процедурой издалека — от всеобщего сортира, расположенного по соседству с кухней: темного без окон чуланчика, где у каждой семьи стояло персональное ведро с крышкой, куда и справляли все коммунальные квартиранты поочередно свои надобности. Расположение ведер было настолько всем хорошо знакомо, что можно было не зажигать еще одну тусклую лампочку под высоким потолком в коридоре, до выключателя которой, в принципе, я и дотянуться не мог. Толстая соседка в красном халате, привезенном соседом — инженером Кацнельсоном — то ли из Германии, то ли из Китая (после победы над Японией), почистила примус. После первого же пропихивания проволочкой грязи внутрь сопла изнутри шурануло такое давление, что факел взвился до потока. Тотчас запылали бумажные подстилки на полке с кастрюльками, за ними мгновенно занялись и сами деревяшки. Тетя в горелом халате схватила ведро с холоднющей, принесенной из колонки водой, и полностью вылила его на себя. Потом схватила второе, соседское, ведро с водой — и вылила его на примус. Примус как-то непонятно дернулся и распаялся. Остатки керосина потекли по столу.
Что было дальше, я не видел. Я уже сидел в темном «чуланчике» на своем персональном ведре и впервые в полной мере прочувствовал, что такое медвежья болезнь. В дверь рвались. В коридоре стоял ор двух женщин и одного мужчины. Все хотели попасть в туалет, поскольку там был бак с запасами воды. Сильный рывок двери, проволочный крючок с щепками вырывается из трухлявой доски, и. вот он я-красавчик без порток верхом на «троне» почти что перед всеми соседями сразу. Людей в дверном проеме оказалось больше, чем я рассчитывал — прибежали еще и Фимочка с Ларочкой, а они были всего лишь школьники выпускных классов, ближе ко мне пятилетнему по возрасту, и их я, почему-то, немного стеснялся. Не тронув меня, соседи вытянули бак с водой, выволокли на кухню, и общими усилиями завершили борьбу с огнем. Когда я выбрался из «чуланчика», кухню было не узнать — по дощатому полу текла вода, на черной от копоти стене висели остатки полки, повсюду валялись рассыпавшиеся кастрюльки, сковородки и битые тарелки, а совсем немного подпалившаяся тетя, с видневшимися сквозь прорехи кремово-розовым нижним бельем, направлялась в комнату к Шапирам за первой медицинской помощью.
Вот тут и проявился принцип коммуналки — на следующий день все дружно принялись за ремонт: побелили стену, отмыли пол, сделали из подручных материалов новую немудреную полку для тети Сары. Но самое главное — дружно отнесли на свалку все свои примусы. В кухне загудели столь же пованивающие керосином керогазы. Это было совсем другое устройство — про него рассказывать не меньше, чем про примус. Оно не гудело, горело вялым, похожим на нынешний газ, совсем не злобным голубоватым пламенем. И на кухне воцарился мир и спокойствие, которого раньше, честно говоря, не было.
Брык на пол и лежит скучает
1 комментарий
Похожие цитаты
Говорят, граждане, в Америке бани отличные.
Туда, например, гражданин придёт, скинет бельё в особый ящик и пойдёт себе мыться. Беспокоиться даже не будет — мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмёт.
Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:
— Гуд бай, — дескать, — присмотри.
Только и всего.
Помоется этот американец, назад придёт, а ему чистое бельё подают — стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!
А у нас бани тоже ничег…
… показать весь текст …
Тут недавно маляр Иван Антонович Блохин скончался по болезни. А вдова его, средних лет дамочка, Марья Васильевна Блохина, на сороковой день небольшой пикничок устроила.
— Приходите, — говорит, — помянуть дорогого покойника чем бог послал. Курей и жареных утей у нас, — говорит, — не будет, а паштетов тоже не предвидится. Но чаю хлебайте, сколько угодно, вволю и даже можете с собой домой брать.
— В чае хотя интерес не большой, но прийти можно. Иван Ант…
… показать весь текст …
Я, конечно, человек непьющий. Ежели другой раз и выпью, то мало так, приличия ради или славную компанию поддержать.
Больше как две бутылки мне враз нипочем не употребить. Здоровье не дозволяет. Один раз, помню, в день своего бывшего ангела, я четверти выкушал.
Но это было в молодые, крепкие годы, когда сердце отчаянно в груди билось и в голове мелькали разные мысли.
А теперь старею.
Знакомый ветеринарный фельдшер, товарищ Птицын, давеча осматривал меня и даже, знаете, испугалс…
… показать весь текст …
Зощенко: Нервные люди
Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то, что драка, а цельный бой. На углу Глазовой и Боровой.
Дрались, конечно, от чистого сердца. Инвалиду Гаврилову последнюю башку чуть не оттяпали.
Главная причина народ очень уж нервный. Расстраивается по мелким пустякам. Горячится. И через это дерется грубо, как в тумане.
Оно, конечно, после гражданской войны нервы, говорят, у народа завсегда расшатываются. Может, оно и так, а только у инвалида Гаврилова от этой идеологии башка поскорее не зарастет.
А приходит, например, одна жиличка, Марья Васильевна Щипцова, в девять часов вечера на кухню и разжигает примус. Она всегда, знаете, об это время разжигает примус. Чай пьет и компрессы ставит.
Так приходит она на кухню. Ставит примус перед собой и разжигает. А он, провались совсем, не разжигается.
С чего бы он, дьявол, не разжигается? Не закоптел ли, провались совсем?
И берет она в левую руку ежик и хочет чистить.
Хочет она чистить, берет в левую руку ежик, а другая жиличка, Дарья Петровна Кобылина, чей ежик, посмотрела, чего взято, и отвечает:
Ежик-то, уважаемая Марья Васильевна, промежду прочим, назад положьте.
Щипцова, конечно, вспыхнула от этих слов и отвечает:
Пожалуйста, отвечает, подавитесь, Дарья Петровна, своим ежиком. Мне, говорит, до вашего ежика дотронуться противно, не то что его в руку взять.
Тут, конечно, вспыхнула от этих слов Дарья Петровна Кобылина.
Стали они между собой разговаривать. Шум у них поднялся, грохот, треск.
Муж, Иван Степанович Кобылин, чей ежик, на шум является. Здоровый такой мужчина, пузатый даже, но, в свою очередь, нервный.
Так является этот Иван Степаныч и говорит:
Я, говорит, ну ровно слон работаю за тридцать два рубли с копейками в кооперации, улыбаюсь, говорит, покупателям и колбасу им отвешиваю, и из этого, говорит, на трудовые гроши ежики себе покупаю, и нипочем, то есть, не разрешу постороннему чужому персоналу этими ежиками воспользоваться.
Тут снова шум и дискуссия поднялись вокруг ежика. Все жильцы, конечно, поднаперли в кухню. Хлопочут. Инвалид Гаврилыч тоже является.
Что это, говорит, за шум, а драки нету?
Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началось.
А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли и примуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек вперлось. Хочешь, например, одного по харе смазать троих кроешь. И, конечное дело, на все натыкаешься, падаешь. Не то что, знаете, безногому инвалиду с тремя ногами устоять на полу нет никакой возможности.
А инвалид, чертова перечница, несмотря на это, в самую гущу вперся. Иван Степаныч, чей ежик, кричит ему:
Уходи, Гаврилыч, от греха. Гляди, последнюю ногу оборвут.
Пущай, говорит, нога пропадает! А только, говорит, не могу я тепереча уйти. Мне, говорит, сейчас всю амбицию в кровь разбили.
А ему, действительно, в эту минуту кто-то по морде съездил. Ну, и не уходит, накидывается. Тут в это время кто-то и ударяет инвалида кастрюлькой по кумполу.
Инвалид брык на пол и лежит. Скучает.
Тут какой-то паразит за милицией кинулся.
Является мильтон. Кричит:
Только после этих роковых слов народ маленько очухался. Бросился по своим комнатам.
Вот те, думает, клюква, с чего ж это мы, уважаемые граждане, разодрались?
Бросился народ по своим комнатам, один только инвалид Гаврилыч не бросился. Лежит, знаете, на полу скучный. И из башки кровь каплет.
Через две недели после этого факта суд состоялся.
А нарсудья тоже нервный такой мужчина попался прописал ижицу.
Вы читали рассказ – Нервные люди – Михаила Зощенко.
Михаил Зощенко — Нервные люди: Рассказ
Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый бой. На углу Глазовой и Боровой.
Дрались, конечно, от чистого сердца. Инвалиду Гаврилычу последнюю башку чуть не оттяпали.
Главная причина — народ очень уж нервный. Расстраивается по мелким пустякам. Горячится. И через это дерется грубо, как в тумане.
Оно, конечно, после гражданский войны нервы, говорят, у народа завсегда расшатываются. Может, оно и так, а только у инвалида Гаврилыча от этой идеологии башка поскорее не зарастет.
А приходит, например, одна жиличка Марья Васильевна Щипцова, в девять часов вечера на кухню и разжигает примус. Она всегда, знаете, об это время разжигает примус. Чай пьет и компрессы ставит.
Так приходит она на кухню. Ставит примус перед собой и разжигает. А он, провались, совсем не разжигается.
Она думает: «С чего бы он, дьявол, не разжигается? Не закоптел ли, провались совсем!»
И берет она в левую руку ежик и хочет чистить.
Хочет она чистить, берет в левую руку ежик, а другая жиличка, Дарья Петровна Кобылина, чей ежик, посмотрела, чего взято, и отвечает :
— Ежик-то, уважаемая Марья Васильевна, промежду прочим, назад положьте.
Щипцова, конечно, вспыхнула от этих слов и отвечает:
— Пожалуйста, отвечает, подавитесь, Дарья Петровна, своим ежиком. Мне, говорит, до вашего ежика дотронуться противно, не то что его в руку взять.
Тут, конечно, вспыхнула от этих слов Дарья Петровна Кобылина. Стали они между собой разговаривать, Шум у них поднялся, грохот, треск.
Муж, Иван Степаныч Кобылин, чей ежик, на шум является. Здоровый такой мужчина, пузатый даже, но, в свою очередь, нервный.
Так является этот Иван Степаныч и говорит:
— Я, говорит, ну, ровно слон работаю за тридцать два рубля с копейками в кооперации, улыбаюсь, говорит, покупателям и колбасу им отвешиваю, и из этого, говорит, на трудовые гроши ежики себе покупаю, и нипочем то есть не разрешу постороннему чужому персоналу этими ежиками воспользоваться.
Тут снова шум, и дискуссия поднялась вокруг ежика. Все жильцы, конечно, поднаперли в кухню. Хлопочут.
Инвалид Гаврилыч тоже является.
— Что это,— говорит,— за шум, а драки нету?
Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началось.
А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли и примуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек вперлось. Хочешь, например, одного по харе смазать — троих кроешь. И, конечное дело, на все натыкаешься, падаешь. Не то что, знаете, безногому инвалиду — с тремя ногами устоять на полу нет никакой возможности.
А инвалид, чертова перечница, несмотря на это, в самую гущу вперся. Иван Степаныч, чей ежик, кричит ему:
— Уходи, Гаврилыч, от греха. Гляди, последнюю ногу оборвут.
— Пущай, говорит, нога пропадет! А только, говорит, не могу я теперича уйти. Мне, говорит, сейчас всю амбицию в кровь разбили.
А ему, действительно, в эту минуту кто-то по морде съездил. Ну, и не уходит, накидывается. Тут в это время кто-то и ударяет инвалида кастрюлькой по кумполу.
Инвалид — брык на пол и лежит. Скучает.
Тут какой-то паразит за милицией кинулся.
Является мильтон. Кричит:
Только после этих роковых слов народ маленько очухался. Бросился по своим комнатам.
«Вот те,— думают,— клюква, с чего ж это мы, уважаемые граждане, разодрались?»
Бросился народ по своим комнатам, один только инвалид Гаврилыч не бросился.
Лежит, знаете, на полу скучный. И из башки кровь каплет.
Через две недели после этого факта суд состоялся.
А нарсудья тоже нервный такой мужчина попался — прописал ижицу.
Происшествие на кухне
Так, мне казалось, назывался прелестный рассказ Михаила Зощенко о драке на кухне коммунальной квартиры. Ошибся, рассказик называется «Нервные люди» и описывает свару из-за ёжика для чистки примуса, переросшую в драку. (Что такое «примус» молодые читетели могут выяснить для себя в энциклопедии. Очень, надо сказать, остроумный прибор, придуман явно способным человеком. Может по его фамилии и назван так? Вот, Граммофон и Патефон называются по именам фирм, их производивших. Каран де Аш – тоже по ней.)
« Инвалид – брык на пол и лежит. Скучает.»
Но мой рассказ пойдёт не о кухне коммунальной квартире, а о «творческой». Писал уже о «кухне науки и науке на кухне». Писал и о поэтической. Писал также, вот, и приближаюсь к теме этого рассказика, о том, что открытия можно делать, где угодно. В борделе, например, и на кухне тоже. Расскажу об очередной гениальной идее, пришедшей мне в голову именно на кухне.
Тропы ещё в антимир не протоптаны
Но как на фронте, держись ты,
Бомбардируем мы ядра протонами,
Значит, мы – АНТИЛИРИСТЫ.
(Талантливая игра слов «Артиллеристы» заменено «Антилиристами». Двойной смысл: фонетическое сходство с артиллерией и Анти-лирикой. В те времена шумела дискуссия о физиках и лириках, что и нашло отражение в песне. Есть Гениалин!)
Припев:
Нам тайны нераскрытые раскрыть пора
Лежат без пользы тайны, как в копилке
Мы тайны эти с корнем вырвем у ядра,
На волю пустим джинна из бутылки
(Несколько угрожающий намёк на деятельность физиков – изучают, изучают, а потом атомно-водородного джинна выпускают на волю. Чуть поменьше Гениалина, но ещё имеется)
Тесно сплотились коварные атомы,
Ну-ка, попробуй, прорвись ты,
Живо по коням, в погоню за квантами,
Значит, мы – КВАНТАЛЕРИСТЫ.
(Опять интересное обыгрывание фонетики слов каваллеристы с заменой на кванты. Есть Гениалин))
Пусть не поймаешь нейтрино за бороду
И не посадишь в пробирку.
Было бы здорово, чтоб Пoнтекорово
Взял его крепче за шкирку.
(Нейтрино – удивительная частица, с нежным именем «нейтральненькая», чуть не обрушила великий Закон Сохранения Массы-Энергии. Частица «всеприникающая» и долгоживущая. Бруно Понтекорво – итальянский физик, работавший с Энрико Ферми и вдруг «исчезнувший». Всплыл в Советском Союзе, оказался советским шпионом. Физик средней руки, но шпион ценный, наверное.
Слабое четверостишие с использованием полублатного жаргона шпаны проходных дворов. Гениалиновый дефицит!)
Жидкие, твёрдые, газобразные –
Просто, понятно, вольготно.
А с этою плазмой дойдёшь до маразма, и
Это довольно почётно.
(Снова СЛАБО! Плазма – четвёртое состояние вещества, конечно, тогда малоизученное. Но почему с ней надо доходить до маразма и, главное, ЧТО почётного в этом маразме? Глуповато! Дефицит Гениалина.)
Молодо-зелено, древность – в историю,
Дряхлость в архивах пылится.
Даёшь эту общую, эту теорию
Элементарных частиц нам.
(Снова СЛАБО! Первые две строки – вообще, бессмысленный набор слов, никакого отношения к тексту не имеющий. «Даёшь теорию!» Чисто Советская глупость! Даёшь Днепрогэс, даёшь Волго-Донской канал и ещё масса других «даёшь» Дешёвка! Дефицит Гениалина)
Последний припев:
Нам тайны нераскрытые раскрыть пора,
Лежат без пользы тайны как в копилке.
Мы тайны эти СКОРО вырвем у ядра,
И ВВОЛЮ ВЫПЬЕМ ДЖИНА ИЗ БУТЫЛКИ.
(Талантливо! Наличие Гшениалина!)
А при чём здесь Идиотин? А при том, что когда дефицит Гениалина, в мозгу царствует Идиотин! Дефицит Гениалина возникает тогда, когда Идиотина под завязку!
Вот,и провели анализ ТВОРЧЕСКОЙ мозговой деятельности Владимира Семёновича Высоцкого во время написания им этой песенки!
Faciant meliora potentes.
27 X 2015