быть бы нашим странникам под родною крышею
Быть бы нашим странникам под родною крышею
Учебное пособие для учащихся 10 класса средней школы в двух частях
И ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
(*3) О своеобразии русской литературной критики. «Пока жива и здорова наша поэзия, до тех пор нет причины сомневаться в глубоком здоровье русского народа»,- писал критик Н. Н. Страхов, а его единомышленник Аполлон Григорьев считал русскую литературу «единственным средоточием всех наших высших интересов». В. Г. Белинский завещал своим друзьям положить ему в гроб номер журнала «Отечественные записки», а классик русской сатиры М. Е. Салтыков-Щедрин в прощальном письме к сыну сказал: «Паче всего люби родную литературу и звание литератора предпочитай всякому другому».
По словам Н. Г. Чернышевского, наша литература была возведена в достоинство общенационального дела, объединившего наиболее жизнеспособные силы русского общества. В сознании читателя XIX века литература была не только «изящной словесностью», но и основой духовного бытия нации. Русский писатель относился к своему творчеству по-особому: оно было для него не профессией, а служением. «Учебником жизни» называл литературу Чернышевский, а Лев Толстой впоследствии удивлялся, что эти слова принадлежат не ему, а его идейному противнику.
Вера в действенную, преобразующую мир силу художественного слова определяла и особенности русской литературной критики. От литературных проблем она всегда поднималась к проблемам общественным, имеющим прямое от-(*4)ношение к судьбе страны, народа, нации. Русский критик не ограничивал себя рассуждениями о художественной форме, о мастерстве писателя. Анализируя литературное произведение, он выходил к вопросам, которые ставила перед писателем и читателем жизнь. Ориентация критики на широкие круги читателей делала ее очень популярной: авторитет критика в России был велик и его статьи воспринимались как оригинальные произведения, пользующиеся успехом наравне с литературой.
Русская критика второй половины XIX века развивается более драматично. Общественная жизнь страны в это время необычайно усложнилась, возникло множество политических направлений, которые спорили друг с другом. Пестрой и многослойной оказалась и картина литературного процесса. Поэтому и критика стала более разноголосой по сравнению с эпохой 30-40-х годов, когда все многообразие критических оценок покрывалось авторитетным словом Белинского. Подобно Пушкину в литературе, Белинский в критике был своеобразным универсалом: он совмещал в оценке произведения и социологические, и эстетические, и стилистические подходы, охватывая единым взором литературное движение в целом.
Во второй половине XIX века критический универсализм Белинского оказался неповторимым. Критическая мысль специализировалась по отдельным направлениям и школам. Даже Чернышевский и Добролюбов, критики наиболее разносторонние, обладавшие широтой общественного взгляда, уже не могли претендовать не только на охват литературного движения во всей его полноте, но и на целостную интерпретацию отдельного произведения. В их творчестве преобладали социологические подходы. Литературное развитие в целом и место в нем отдельного произведения раскрывалось теперь всей совокупностью критических направлений и школ. Аполлон Григорьев, например, споря с добролюбовскими оценками А. Н. Островского, подмечал в творчестве драматурга такие грани, которые ускользали от Добролюбова. Критическое осмысление творчества Тургенева или Льва Толстого нельзя свести к оценкам Добролюбова или Чернышевского. Работы Н. Н. Страхова об «Отцах и детях» и «Войне и мире» существенно углубляют и уточняют их. Глубина понимания романа И. А. Гончарова «Обломов» не исчерпывается классической статьей Добролюбова «Что такое обломовщина?»: А. В. Дружинин вносит в осмысление характера Обломова значительные уточнения.
Кому на Руси жить хорошо (Некрасов Н. А., 1877)
ГЛАВА III. Пьяна ночь
Не кабаком, не мельницей,
Село кончалось низеньким
С железными решетками
В окошках небольших.
За тем этапным зданием
Открылась тут как тут.
По будням малолюдная,
По всей по той дороженьке
И по окольным тропочкам,
Докуда глаз хватал,
Ползли, лежали, ехали.
И стоном стон стоял!
Скрыпят телеги грузные,
И, как телячьи головы,
Народ идет — и падает,
Как будто из-за валиков
Ночь тихая спускается,
Уж вышла в небо темное
Луна, уж пишет грамоту
Господь червонным золотом
По синему по бархату,
Ту грамоту мудреную,
Которой ни разумникам,
Ни глупым не прочесть.
Гудит! Что море синее,
«А мы полтинник [Полтинник – монета достоинством 50 копеек.] писарю:
К начальнику губернии…»
«Эй! с возу куль упал!»
«Куда же ты, Оленушка?
Постой! еще дам пряничка,
Ты, как блоха проворная,
Наелась — и упрыгнула.
Погладить не далась!»
Да не про нас ты писана…»
(Акцизные [Акциз – один из видов налога на предметы массового спроса.] чиновники
С бубенчиками, с бляхами
С базара пронеслись.)
«А я к тому теперича:
И веник дрянь, Иван Ильич,
А погуляет по полу,
«Избави Бог, Парашенька,
Ты в Питер не ходи!
Такие есть чиновники,
Ты день у них кухаркою,
А ночь у них сударкою [Сударка – любовница.] —
«Куда ты скачешь, Саввушка?»
(Кричит священник сотскому [Сотский – выборный от крестьян, который выполнял полицейские функции.]
Верхом, с казенной бляхою.)
— В Кузьминское скачу
За становым. Оказия:
Там впереди крестьянина
«Худа ты стала, Дарьюшка!»
Вот то, чем больше вертится,
А я как день-деньской…
«Эй парень, парень глупенький,
Хмельную бабу, старую,
Крестьяне наши трезвые,
Средь самой средь дороженьки
Какой-то парень тихонький
Большую яму выкопал.
«Что делаешь ты тут?»
— А хороню я матушку! —
«Дурак! какая матушка!
Гляди: поддевку новую
Ты в землю закопал!
Иди скорей да хрюкалом
В канаву ляг, воды испей!
Авось, соскочит дурь!»
«А ну, давай потянемся!»
Садятся два крестьянина,
И жилятся, и тужатся,
Кряхтят — на скалке тянутся,
На скалке не понравилось:
«Давай теперь попробуем
Когда порядком бороды
Друг дружке поубавили,
Вцепились за скулы!
Пыхтят, краснеют, корчатся,
Мычат, визжат, а тянутся!
«Да будет вам, проклятые!
Не разольешь водой!»
В канаве бабы ссорятся,
Одна кричит: «Домой идти
Тошнее, чем на каторгу!»
Другая: — Врешь, в моем дому
Мне старший зять ребро сломал,
Середний зять клубок украл,
Клубок плевок, да дело в том —
Полтинник был замотан в нем,
Того гляди убьет, убьет.
«Ну полно, полно, миленький!
Ну, не сердись! — за валиком
Такая ночь бедовая!
Направо ли, налево ли
С дороги поглядишь:
Идут дружненько парочки,
Не к той ли роще правятся?
Та роща манит всякого,
В той роще голосистые
Что позже — безобразнее:
Все чаще попадаются
Без ругани, как водится,
Словечко не промолвится,
У кабаков смятение,
Тут плачут дети малые.
Тоскуют жены, матери:
Легко ли из питейного
У столбика дорожного
Знакомый голос слышится,
Подходят наши странники
И видят: Веретенников
(Что башмачки козловые
Беседует с крестьянами.
Похвалит Павел песенку —
Пять раз споют, записывай!
Сказал им Веретенников:
«Умны крестьяне русские,
Что пьют до одурения,
Во рвы, в канавы валятся —
Крестьяне речь ту слушали,
Павлуша что-то в книжечку
Да выискался пьяненький
Мужик, — он против барина
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал — да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину —
Хвать карандаш из рук!
— Постой, башка порожняя!
Шальных вестей, бессовестных
Про нас не разноси!
Чему ты позавидовал!
Что веселится бедная
Пьем много мы по времени,
А больше мы работаем.
Нас пьяных много видится,
А больше трезвых нас.
По деревням ты хаживал?
Возьмем ведерко с водкою,
В одной, в другой навалятся,
А в третьей не притронутся —
У нас на семью пьющую
Не пьют, а также маются,
Уж лучше б пили, глупые,
Чудно смотреть, как ввалится
В такую избу трезвую
И не глядел бы. Видывал
В страду деревни русские?
В питейном, что ль, народ?
У нас поля обширные,
А не гораздо щедрые,
Скажи-ка, чьей рукой
С весны они оденутся,
А осенью разденутся?
Встречал ты мужика
После работы вечером?
На пожне гору добрую
Поставил, съел с горошину:
«Эй! богатырь! соломинкой
Сладка еда крестьянская,
Весь век пила железная
Жует, а есть не ест!
Да брюхо-то не зеркало,
Мы на еду не плачемся…
А чуть работа кончена,
Гляди, стоят три дольщика:
Бог, царь и господин!
А есть еще губитель-тать [Тать – «вор, хищник, похититель» (В.И. Даль).]
Четвертый, злей татарина,
Так тот и не поделится,
У нас пристал третьеводни
Такой же барин плохонькой,
Как ты, из-под Москвы.
Скажи ему пословицу,
А был другой — допытывал,
На сколько в день сработаешь,
По малу ли, по многу ли
Кусков пихаешь в рот?
Иной угодья меряет,
Иной в селенье жителей
По пальцам перечтет,
А вот не сосчитали же,
По скольку в лето каждое
Пожар пускает на ветер
Нет меры хмелю русскому.
А горе наше меряли?
Вино валит крестьянина,
А горе не валит его?
Мужик беды не меряет,
Со всякою справляется,
Мужик, трудясь, не думает,
Так неужли над чаркою
Задуматься, что с лишнего
А что глядеть зазорно вам,
Как пьяные валяются,
Как из болота волоком
Крестьяне сено мокрое,
Где не пробраться лошади,
Где и без ноши пешему
Там рать-орда крестьянская
Ползком ползет с плетюхами [Плетюха – в северных говорах – большая высокая корзина.] —
Трещит крестьянский пуп!
Под солнышком без шапочек,
В поту, в грязи по макушку,
Изъеденные в кровь, —
Небось мы тут красивее?
Жалеть — жалей умеючи,
На мерочку господскую
Крестьянина не мерь!
Не белоручки нежные,
В работе и в гульбе.
У каждого крестьянина
Душа что туча черная —
Гневна, грозна, — и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А все вином кончается.
Пошла по жилам чарочка —
И рассмеялась добрая
Не горевать тут надобно,
Гляди кругом — возрадуйся!
Ай парни, ай молодушки,
А удаль молодецкую
Про случай сберегли.
Мужик стоял на валике,
И, помолчав минуточку,
Прибавил громким голосом,
Любуясь на веселую,
— Эй! царство ты мужицкое,
Шуми — вольней шуми. —
«Как звать тебя, старинушка?»
— А что? запишешь в книжечку?
Пиши: «В деревне Басове
Он до смерти работает,
До полусмерти пьет. »
И рассказали барину,
Яким, старик убогонький,
Живал когда-то в Питере,
Да угодил в тюрьму:
С купцом тягаться вздумалось!
Как липочка ободранный,
Вернулся он на родину
С тех пор лет тридцать жарится
На полосе под солнышком,
Под бороной спасается
Живет — с сохою возится,
Как ком земли отвалится,
Что на сохе присох…
С ним случай был: картиночек
Развешал их по стеночкам
И сам не меньше мальчика
Любил на них глядеть.
Пришла немилость божия,
За целый век накоплено
Целковых тридцать пять.
Скорей бы взять целковые,
А он сперва картиночки
Стал со стены срывать;
Жена его тем временем
С иконами возилася,
А тут изба и рухнула —
Слились в комок целковики,
За тот комок дают ему
«Ой брат Яким! недешево
Зато и в избу новую
— Повесил — есть и новые, —
Сказал Яким — и смолк.
Вгляделся барин в пахаря:
Грудь впалая; как вдавленный
Живот; у глаз, у рта
Излучины, как трещины
И сам на землю-матушку
Похож он: шея бурая,
Как пласт, сохой отрезанный,
Рука — кора древесная,
Крестьяне, как заметили,
Что не обидны барину
И сами согласилися
С Якимом: — Слово верное:
Пьем — значит, силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить.
Работа не свалила бы,
Беда не одолела бы,
Нас хмель не одолит!
— Ну, выпей с нами чарочку!
Достали водки, выпили.
Два шкалика поднес.
— Ай барин! не прогневался,
Как не понять крестьянина?
А свиньи ходят по́ земи —
Вдруг песня хором грянула
Десятка три молодчиков,
Хмельненьки, а не валятся,
Поют про Волгу-матушку,
Про удаль молодецкую,
Притихла вся дороженька,
Одна та песня складная
Широко, вольно катится,
Как рожь под ветром стелется,
По сердцу по крестьянскому
Под песню ту удалую
«Мой век — что день без солнышка,
Мой век — что ночь без месяца,
А я, млада-младешенька,
Что борзый конь на привязи,
Что ласточка без крыл!
Мой старый муж, ревнивый муж,
Напился пьян, храпом храпит,
Так плакалась молодушка
Да с возу вдруг и спрыгнула!
«Куда?» — кричит ревнивый муж,
Привстал — и бабу за косу,
Как редьку за вихор!
Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а с ласковым
И нашим добрым молодцам
Ты даром не прошла!
Сгрустнулось им по женушкам,
Оно и правда: с женушкой
Иван кричит: «Я спать хочу»,
А Марьюшка: — И я с тобой! —
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: — Уляжемся! —
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: — Угреемся! —
Как вспомнили ту песенку,
Без слова — согласилися
Ларец свой попытать.
Одна, зачем Бог ведает,
Меж полем и дорогою
Густая липа выросла.
Под ней присели странники
И осторожно молвили:
«Эй! скатерть самобраная,
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.
Роман за караульного
А прочие вмешалися
В толпу — искать счастливого:
Им крепко захотелося
Скорей попасть домой…
Оглавление
Карта слов и выражений русского языка
Онлайн-тезаурус с возможностью поиска ассоциаций, синонимов, контекстных связей и примеров предложений к словам и выражениям русского языка.
Справочная информация по склонению имён существительных и прилагательных, спряжению глаголов, а также морфемному строению слов.
Сайт оснащён мощной системой поиска с поддержкой русской морфологии.
Кому на Руси жить хорошо (Некрасов Н. А., 1877)
«Не все между мужчинами
Решили наши странники
И стали баб опрашивать.
Сказали, как отрезали:
«У нас такой не водится,
А есть в селе Клину:
Не баба! доброумнее
Спросите вы Корчагину
Она же: губернаторша…»
Уж налились колосики.
Стоят столбы точеные,
Задумчиво и ласково
Шумят. Пора чудесная!
Нет веселей, наряднее,
«Ой, поле многохлебное!
Теперь и не подумаешь,
Как много люди Божии
Побились над тобой,
Покамест ты оделося
Тяжелым, ровным колосом
И стало перед пахарем,
Как войско пред царем!
Не столько росы теплые,
Как пот с лица крестьянского
Довольны наши странники,
То рожью, то пшеницею,
Пшеница их не радует:
Ты тем перед крестьянином,
Что кормишь ты по выбору,
Зато не налюбуются
На рожь, что кормит всех.
«Льны тоже нонче знатные…
Ай! бедненький! застрял!»
Тут жаворонка малого,
Застрявшего во льну,
Роман распутал бережно.
И птичка ввысь помчалася,
Поспел горох! Накинулись,
Как саранча на полосу:
Горох, что девку красную,
Кто ни пройдет — щипнет!
Теперь горох у всякого —
У старого, у малого,
На семьдесят дорог!
Вся овощь огородная
Поспела; дети носятся
Кто с репой, кто с морковкою,
А бабы свеклу дергают,
Такая свекла добрая!
Точь-в-точь сапожки красные,
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далеко ли,
Вот наконец и Клин.
Что ни изба — с подпоркою,
Как нищий с костылем,
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата вылетят
И ветер придорожные
Народ в полях — работает.
Заметив за селением
Усадьбу на пригорочке,
Пошли пока — глядеть.
Огромный дом, широкий двор,
Пруд, ивами обсаженный,
Над домом башня высится,
Над башней шпиль торчит.
В воротах с ними встретился
Лакей, какой-то буркою
Прикрытый: «Вам кого?
Помещик за границею,
А управитель при смерти. » —
Крестьяне наши прыснули:
По всей спине дворового
«Ну, штука!» Долго спорили,
Что за наряд диковинный,
Пока Пахом догадливый
«Холуй хитер: стащит ковер,
В ковре дыру проделает,
В дыру просунет голову
Как прусаки [Прусак – рыжий таракан. Крестьяне «вымораживали» тараканов – не топили комнаты несколько дней.] слоняются
По нетопленой горнице,
Когда их вымораживать
В усадьбе той слонялися
На произвол судьбы.
Все старые, все хворые
И как в цыганском таборе
Тащили бредень пятеро.
«Бог на помочь! Как ловится. »
А было их до пропасти,
Да крепко навалились мы,
Теперь — свищи в кулак!
— Хоть бы пяточек вынули! —
С балкону, что ли, умница?» —
А ты не дуй! Сгорят они
Скорее, чем карасиков
— Жду — не дождусь. Измаялся
На черством хлебе Митенька,
И тут она погладила
(Сидел в тазу заржавленном
«А что? ему, чай, холодно, —
Сказал сурово Провушка, —
И в руки взять ребеночка
Хотел. Дитя заплакало.
А мать кричит: — Не тронь его!
Не видишь? Он катается!
Ну, ну! пошел! Колясочка
Что шаг, то натыкалися
Крестьяне на диковину:
Один дворовый мучился
У двери: ручки медные
Нес изразцы какие-то.
В саду ребята яблоню
Качали. — Мало, дяденька!
Теперь они осталися
А было их до пропасти!
«Да что в них проку? зелены!»
Бродили долго по́ саду:
«Затей-то! горы, пропасти!
И пруд опять… Чай, лебеди
Беседка… стойте! с надписью. »
Демьян, крестьянин грамотный,
«Эй, врешь!» Хохочут странники…
Опять — и то же самое
Что надпись переправлена:
Затерты две-три литеры.
Из слова благородного
Крестьян, дворовый седенький
К ним с книгой подошел:
— Купите! — Как ни тужился,
«Садись-ка ты помещиком
Под липой на скамеечку
Считаетесь! — с досадою
На что вам книги умные?
Вам вывески питейные
Да слово «воспрещается»,
Что на столбах встречается,
«Дорожки так загажены,
Что срам! У девок каменных
Что церкви без священника,
Угодам без крестьянина,
То саду без помещика! —
Помещик прочно строился,
Такую даль загадывал,
А вот…» (Смеются шестеро,
Седьмой повесил нос.)
Вдруг с вышины откуда-то
Как грянет песня! Головы
Вкруг башни по балкончику
Похаживал в подряснике
И пел… В вечернем воздухе,
Как колокол серебряный,
Гудел громовый бас…
Гудел — и прямо за сердце
Хватал он наших странников:
А горе в них такое же,
Как в русской песне, слышалось,
Без берегу, без дна.
Такие звуки плавные.
Спросил Роман у женщины,
Уже кормившей Митеньку
Свезти его в Италию
Сулились, да уехали…
А он бы рад-радехонек —
Ему здесь делать нечего…
Собаки дом покинули
(Озлилась круто женщина),
Кому здесь дело есть?
Да у него ни спереди,
Ни сзади… кроме голосу… —
— Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Есть дьякон… тоже с голосом…
Так вот они затеяли
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду. »
«Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается…
Домой скотина гонится,
Вздохнула мать Митюхина:
— Хоть бы одна коровушка
На барский двор вошла! —
«Чу! песня за деревнею,
Прощай, горю́шка бедная!
Идем встречать народ».
Легко вздохнули странники:
Им после дворни ноющей
Толпа жнецов и жниц, —
Все дело девки красили
(Толпа без красных девушек,
Что рожь без васильков).
«Путь добрый! А которая
Лет тридцати осьми.
Красива; волос с проседью,
Глаза большие, строгие,
На ней рубаха белая,
Да сарафан коротенький,
Да серп через плечо.
— Что нужно вам, молодчики?
Покамест бабы прочие
Потом поклон отвесили:
«Мы люди чужестранные,
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Мы мужики степенные,
Из смежных деревень:
Сошлись мы невзначай,
Сошлись мы — и заспорили:
Кому живется счастливо,
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Сказали братья Губины,
Пахом сказал: светлейшему,
А Пров сказал: царю…
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь —
Не выбьешь! Как ни спорили,
Не расходиться врозь,
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда спору нашему
Покуда не доведаем
Как ни на есть — доподлинно:
Кому жить любо-весело,
Попа уж мы доведали,
Да прямо мы к тебе!
Чем нам искать чиновника,
Купца, министра царского,
Царя (еще допустит ли
Нас, мужичонков, царь?) —
Освободи нас, выручи!
Молва идет всесветная,
Что ты вольготно, счастливо
Живешь… Скажи по-божески
В чем счастие твое?»
Не то чтоб удивилася
А как-то закручинилась,
— Не дело вы затеяли!
Теперь пора рабочая,
Досуг ли толковать.
«Полцарства мы промеряли,
Никто нам не отказывал!» —
— У нас уж колос сыпется,
Рук не хватает, милые…
Давай серпы! Все семеро
Как станем завтра — к вечеру
Всю рожь твою сожнем!»
Что дело подходящее.
Нажнете, не заметите,
«А ты нам душу выложи!»
С хозяйством управлялася,
Крестьяне место знатное
Тут рига, конопляники,
Два стога здоровенные,
И дуб тут рос — дубов краса.
Под ним присели странники:
«Эй, скатерть самобраная,
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять…
Гогочут братья Губины:
Такую редьку схапали
На огороде — страсть!
Уж звезды рассажалися
По небу темно-синему,
Когда пришла хозяюшка
И стала нашим странникам
«Всю душу открывать…»
Оглавление
Карта слов и выражений русского языка
Онлайн-тезаурус с возможностью поиска ассоциаций, синонимов, контекстных связей и примеров предложений к словам и выражениям русского языка.
Справочная информация по склонению имён существительных и прилагательных, спряжению глаголов, а также морфемному строению слов.
Сайт оснащён мощной системой поиска с поддержкой русской морфологии.
ПИР НА ВЕСЬ МИР
В замену спичей с песнями,
В подспорье речи с дракою
Пир только к утру кончился,
Великий пир. Расходится
Народ. Уснув, осталися
Под ивой наши странники,
И тут же спал Ионушка,
Смиренный богомол.
Качаясь, Савва с Гришею
Вели домой родителя
И пели; в чистом воздухе
Над Волгой, как набатные,
Согласные и сильные
Гремели голоса:
Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего!
Мы же немного
Просим у бога:
Честное дело
Делать умело
Силы нам дай!
Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего!
Спать уложив родителя,
Взялся за книгу Саввушка,
А Грише не сиделося,
Ушел в поля, в луга.
А соли нет,
Хоть бы щепоть!
«Посыпь мукой»,-
Шепнул господь.
Раз-два куснул,
Скривил роток.
«Соли еще!»-
Кричит сынок.
Опять мукой.
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сынок!
Довольно демон ярости
Летал с мечом карающим
Над русскою землей.
Довольно рабство тяжкое
Одни пути лукавые
Открытыми, влекущими
Держало на Руси!
Над Русью отживающей
Иная песня слышится:
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовет на честный путь.
Средь мира дольнего
Для сердца вольного
Есть два пути.
Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую,-
Каким идти?
По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.
О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.
Кипит там вечная,
Бесчеловечная
Вражда-война
За блага бренные.
Там души пленные
Полны греха.
На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.
Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.
Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:
«В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.
Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.
Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,
И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове «набор»
Подобен был ужасу казни?
Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином.
С бурлака мысли Гришины
Ко всей Руси загадочной,
К народу перешли.
И долго Гриша берегом
Бродил, волнуясь, думая,
Покуда песней новою
Не утолил натруженной,
Горящей головы.
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка Русь!
Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается,-
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка Русь!
«Проект Культура Советской России» 2008-2011 © Все права охраняются законом. При использовании материалов сайта вы обязаны разместить ссылку на нас, контент регулярно отслеживается.