Что означает живой человек философия
Проблема «живого» человека
Быть живым значит иметь отношение к бытию, быть самобытным. Однако быть живым совсем не просто. Можно сказать, что быть живым для человека дело почти невозможное. Человек, как правило, бывает или механическим автоматом, что не мешает ему успешно имитировать все функции живого и разумного существа, или спящим. Живым он бывает редко например, когда влюблен, когда прекрасное произведение искусства взволновало его, когда религиозный обряд или молитва вызвали в нем чувство прикосновения к чему-то бесконечному. Живым он бывает в минуты опасности, когда нужно опереться на свой жизненный инстинкт. Но все это — только мгновения в повседневной жизни. В остальное время человек мертвый автомат. Поэтому главная идея религии, искусства, философии сделать человека живым, разбудить его душу, вырвать его из рутинных шаблонов жизни, из идиотского животного автоматизма существования. Быть живым, т. е. жить в мире сплошной актуальности, где все здесь и сейчас, где нет мертвого прошлого, где ничего не повторяется, где каждый раз все творится заново, может только Бог. Для человека — это лишь идея, но он без нее невозможен.
Если нет чувства существования, то человек и не может сказать себе — существует он или нет. Скорее не существует, в строгом смысле этого слова, если живет так, как живет дерево или животное. Мало что изменилось бы в мире, если бы он никогда не существовал. Он не существует в том смысле, что его существование не вызвано никакой необходимостью — какой смысл повторять те же слова, те же дела, которые до него уже тысячи [41] раз повторялись. Человек, живущий автоматически, уже много раз был в этом мире, и нет никакой нужды ему возникать снова.
Жизнь ощущается только как постоянная новизна, каждое ощущение полно свежести и неповторимости, каждый раз открывающийся перед человеком мир удивителен и не узнаваем. Но поскольку невозможно все время находиться в таком актуальном напряженном состоянии, то любой человек, каким бы он ни был творческим, страстно верующим, или любящим, существует только моментами. Остальное время наполнено сном, автоматизмом, смертью, т. е. совершенно нормальным состоянием, которое, постоянно повторяясь, создает «нормального» человека. Мое существование наполовину искусственно, иногда этот порядок нарушается, и мне удается быть живым на три четверти, в редкие минуты я ощущаю себя полностью живым. Но чаще на все три четверти или даже на 90% искусственным. Живу, как будто исполняю ритуал, смысла которого не понимаю и понимать не хочу. Поэтому жизнь и летит так быстро, и в конце можно воскликнуть: «Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?». Конечно, приснилась, поскольку спал или исполнял ритуал почти три четверти жизни. А как же иначе, нельзя же все время быть живым, надо же иногда просто существовать, например, так же просто, как существует животное, иначе никаких сил не хватит и сердце надорвешь.
«Нормальный» человек не в состоянии остановить поток своих мыслей, он не может контролировать свое воображение, эмоции, внимание. Почти за каждым взрослым человеком стоят долгие годы неправедной и безрассудной жизни: потворство всевозможным слабостям, безразличие к собственным ошибкам, стремление закрыть глаза на неприятные истины, постоянная ложь самому себе, самооправдание, порицание других и т. п. Реальный мир скрыт от него стеной его собственного воображения. В этом смысле он живет во сне, спит.
Таким образом, существование дано человеку лишь потенциально, как продукту божественного творения, и чтобы его актуализировать, чтобы существовать, т.е. быть причастным к бытию, он должен сам себя творить. Но поскольку мы далеко не всегда находимся в состоянии любви или творчества, мы не всегда стараемся достигнуть преображения, то чаще всего живем в автоматическом режиме.
И в то же время мы видим, что некоторые умершие существуют более реально, чем живущие. Пушкин более живой, чем большинство наших современников, потому что в его жизни нет случайностей, провалов безделья, скуки, злобы. Потому что живы для нас его переживания, его мечты и надежды. Вся его жизнь сейчас — это чистая актуальность, чистая музыка. Сократ поражает нас своей жизненной силой и сейчас служит примером очень живого человека. Может быть по настоящему живым является великий умерший человек? Возможно, как нельзя сказать о человеке — счастлив он или нет, до тех пор, пока он не закончит свой [42] жизненный путь, так же нельзя до этого времени сказать, жил ли он, действительно, если он не остался живым в вышеприведенном смысле.
Следовательно, далеко не всякий живущий человек является живым в подлинном смысле этого слова. Жизнь наша чаще всего не является «живой» жизнью, поскольку в ней преобладает нудная монотонная повторяемость серых будничных дней. В ней много случайного, нелепого, не зависящего от человека, которого чаще всего бросает, как щепку по волнам, и никогда неизвестно, к какому берегу прибьет его водоворот не им определяемых событий.
Человек, вероятно, должен создавать себя так же, как создается произведение искусства, — отбрасывая от себя все случайное, наносное, избавляясь от автоматизма существования, т.е. становясь живым, ибо только тогда он может придать своей жизни целостность, завершенность, смысл. Сама по себе жизнь, без подобных усилий — только распад. Человек не является живым по факту [43] рождения, или, лучше сказать, он живой только биологически. Но сущность его в метафизике, а не биологии, он должен стать тем живым.
Люди, действительно сотворившие свою жизнь, даже кажутся нереальными в обыденном смысле, глядя на их лучащуюся доброту, честность, совестливость, хочется сказать: так не бывает.
Человек, создавая себя, создает и окружающий мир, последний становится живым, и в этом смысле существующим, только будучи одушевленным чьим-то существованием или существованием многих людей. Любые вещи и явления мира когда-то были поняты, оценены, кому-то понравились, кто-то думал о них. На всем лежит печать щедрости человеческого существования.
Живым является только то, что создано — Богом, разумом, фантазией. Например, в реальных людях — друзьях, знакомых — рано или поздно разочаровываешься, так же как и они в тебе. Друзей нужно создавать, т.е. добавлять к их облику изрядную долю своей фантазии, расцвечивать их и одухотворять. Что мы все наверное постоянно и делаем. В человеке, которого любишь, уже совсем мало от реального человека, от того, какой он есть «на самом деле», но очень много от моего воображения, в нем нет ничего омертвелого, прошлого, нет недостатков, нет изъянов, нет неприятных черт характера. Видимо, словосочетание «на самом деле» здесь не подходит, потому что «на самом деле» есть только то, что открывается через любовь, через поэзию, через искусство.
И в этом смысле можно сказать, что для нас существует только то, что нами сотворено. Бог сотворил мир и дал ему существование, но человек обладает силой творчества, родственной божественной силе, обладает существованием в той мере, в какой он себя сотворил. Все, что ниже человека, обладает меньшей степенью существования, поскольку сознательно не творит.
Не только природа, но вообще все, что есть «на самом деле», является искусством, искусством в широком, древнем, античном смысле этого слова: искренность есть не намерение быть искренним, а искусство; добро — не намерение или желание добра, а искусство. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Человек хочет быть добрым, а творит зло, потому что не может предусмотреть всех последствий своих поступков, потому что не искушен в науке жизни, потому что судит о других со своей, узко субъективной точки зрения. Неискушенный человек вообще не знает различия между добром и злом, не знает того, насколько они взаимопроникаемы [44] и насколько сложно каждый раз, в каждом конкретном случае устанавливать границу между ними.
Быть живым — также искусство, оно не дается автоматически по факту рождения. Нужен большой труд, труд творческий, труд артистический. Элемент артистического труда должен рассматривается как элемент нашей жизни, как элемент воспроизводства нами себя как живых. Люди «не живые» — это те, кто находится в устоявшемся мире, он сложился, как им кажется, без их участия, в нем все определяется законами и обстоятельствами, которые не ими порождены и которым можно только подчиняться. Они не вложили ни грамма души в этот мир и им нечего извлекать из этого мира. Им непонятно, что, каковы бы ни были обстоятельства и законы, мое знание о них — это мое знание, никто не может понять за меня, как никто не может за меня умереть. И я сам и мир суть продукт моего артистического труда. Только «мертвые» думают, что есть нечто само по себе высокое, благородное, что сами по себе существует добро, красота, любовь.
Всякий человек, который делает свою жизнь произведением искусства, является мастером своего дела и своей жизни. А подобная жизнь создает свой оригинальный и неповторимый мир, и здесь приобретают реальный смысл слова о том, что человек является микрокосмом, и в нем как в зеркале, как в монаде отражается большой космос. Каждый человек производит свой мир, свою вселенную только в том случае, если он является собственным демиургом, если стремится к своему способу существования, который может быть только оригинальным и индивидуальным.
Каждый человек должен быть своим собственным произведением, в котором нет ничего омертвелого, прошлого, нет недостатков, нет изъянов, нет неприятных черт характера. Конечно, когда я не пытаюсь себя творить, я живу в чужом мире, мире общем для всех, в мире «Оно», как сказал бы М. Бубер, я и сам являюсь таким «Оно», вполне безличным и стандартным. Только минуты или часы жизни, когда мне удается создать самого себя и соответственно мой мир, делают мое существование осмысленным. Но от этих минут свет падает и на остальную жизнь, и она кажется более или менее сносной.
Нужно осмеливаться жить, осмеливаться реализовать свою жизнь и тем самым найти свое незаместимое место в этом мире, реализовать свое собственное предназначение. М. Хайдеггер говорил о том, что бытие — это событие открытости мира. Мир может открыться только мне, каждый из миров открывается только кому-нибудь, только человеку, осмеливающемуся жить, только живой, в вышеприведенном смысле, личности.
«Открыть» мир — задача невероятно трудная, поскольку для нормального человека мир всегда закрыт, в определенном смысле всегда «мертв». Так, читая какой-либо текст, мы имеем дело с мертвыми буквами и словами до тех пор, пока на него не откликнулась наша душа, не вспыхнул огонь понимания, пока мы не почувствовали всплывшее со дна души собственное переживание. Можно десять, двадцать раз читать один и тот же текст, но ничего не чувствовать, так же как можно много лет подряд встречать одного и того же человека, равнодушно скользя по нему взглядом, но однажды, если повезет, происходит чудо откровения и мы замечаем необычность выражения, глубину взгляда, удивительную улыбку, осветившую вдруг это лицо, удивляемся ему и застываем пораженные. Человек открылся нам, или текст вдруг ожил и наполнил нас трепетом волнения, ибо мы прикоснулись к душе автора.
Размышления, изложенные в этой статье, вызваны в большой степени общением с удивительно живым в полном смысле этого слова человеком — Юрием Никифоровичем Солониным.
Удовольствия, познание или долг: в чем философия предлагает поискать смысл жизни
Вопрос о смысле жизни — один из вечных вопросов философии, на который мы вряд ли когда-нибудь узнаем окончательный ответ. О нем любили поспорить и Платон с Аристотелем в V–IV веках до н. э., и современные философы в XXI веке. От них не отстают священники, писатели, физики, биологи, психологи и соседи по подъезду. За долгую историю накопилось множество разнообразных ответов на вопрос о смысле жизни — выбирайте любой!
Хотя смысл жизни — традиционный вопрос философии, исследовать его специально ученые стали только около полувека назад: тогда философия смысла жизни стала отдельным направлением. До этого философы пытались понять, что же такое счастье, нравственная жизнь, добро, справедливость и ответственность, искали определение понятиям «человек» и «бытие» и как бы между прочим отвечали на вопрос о смысле жизни. Почему этот вопрос всё время возникает снова и снова?
Люди — пока что единственные живые существа, способные на рефлексию и взгляд на самих себя со стороны. В отличие от котиков и хомячков мы в любой момент можем отвлечься от своих занятий и спросить себя, почему из множества дел мы выбрали именно это.
Как это обычно и бывает в философии, одного-единственного правильного ответа не существует, и разные философские школы предлагают свои варианты.
Учиться мудрости: жить как Сократ
Для древнегреческого философа Сократа (по крайней мере, если верить его ученику Платону) смыслом жизни является мудрость, познание и самопознание. Только они и способны сделать нас по-настоящему счастливыми, потому что учат нас не радоваться материальным вещам, а тому, как мы ими распоряжаемся. Какой смысл в деньгах, если они используются для войн и делают других несчастными? Какой смысл в золоте, если оно не приносит пользы ни нам, ни окружающим?
Сократ заметил, что даже самые хорошие вещи в руках глупого человека только сделают его более несчастным, ведь он не будет знать, как ими правильно распоряжаться.
Деньги он потеряет, здоровье разрушит, потому что не будет следить за собой, любовь упустит из-за придирок или завышенных ожиданий. Глупый человек обречен на несчастья, сколько бы он ни имел — так считал Сократ, а потому учил, что только в обретении мудрости и заключается наивысшая цель нашей жизни. Ведь умный, даже не имея ничего, найдет способы, как обернуть ситуацию в свою пользу.
«Поскольку мы все стремимся к счастью и, как оказалось, мы счастливы тогда, когда пользуемся вещами, причем пользуемся правильно, а правильность эту и благополучие дает нам знание, должно, по-видимому, всякому человеку изо всех сил стремиться стать как можно более мудрым».
— Сократ в диалоге Платона, «Евтидем»
Наслаждаться: жить моментом, как киренаики
С Сократом не соглашались его ученики, известные как школа киренаиков. Они считали, что познание субъективно — то есть истина у каждого своя, а потому мудрости учиться не надо, а лучше объявить различные радости (включая и простые телесные удовольствия вроде еды и секса) смыслом жизни.
Киренаики рассуждали так: раз будущее неизвестно, а одно и то же может разным людям (или одному человеку в разные времена) приносить и удовольствие, и страдание, нужно жить настоящим и пытаться каждый миг своей жизни сделать максимально счастливым: радоваться вкусной еде и вину, хорошей погоде и встречам с друзьями.
Неизвестно, каким окажется будущее, а жизнь происходит уже сейчас и складывается из вот таких вот отдельных моментов.
В этом и заключается смысл по-киренайски — наслаждаться жизнью и самому решать, что для тебя такое «наслаждение»: пиры и вино или интеллектуальные беседы и философия. Киренаики одобряли всё.
«Не нужно ни жалеть о прошлом, ни бояться будущего; но нужно довольствоваться только настоящим, да и то только каждым его моментом в отдельности.
Отдельное наслаждение само по себе достойно выбора. Но счастье возникает не само через себя, а через отдельные наслаждения».
— цитаты киренаиков по Лосеву, «Киренаики»
Духовно наслаждаться: жить по-эпикурейски
Взгляды киренаиков — это то, что обычно имеют ввиду, когда говорят о гедонизме: удовольствия и вседозволенность. Но не все философы готовы признать, что в простых наслаждениях и заключается смысл нашей жизни. Однако и от удовольствий отказываться они не всегда готовы. Как это совместить?
Древнегреческий философ Эпикур делил все удовольствия на «временные» и «постоянные». Первые — это те, что приходят и уходят, и после них обязательно следует страдание: например, мы были голодны, вкусно поели и получили наслаждение от еды, но спустя пару часов снова хотим есть, а значит, страдаем и опять находимся в поисках удовольствия. И так по кругу. Позже английский философ-утилитарист Джон Стюарт Милль назовет эти удовольствия «низшими» и подчеркнет, что эпикурейцы советовали воздерживаться от них.
Вместо этого Эпикур предлагал сделать смыслом своей жизни получение «постоянных» (или «высших») удовольствий — душевного покоя, благоразумия и умеренности.
Если мы достигаем душевного равновесия, оно никуда не уходит и поддерживает нас в сложные минуты, помогает видеть в жизни главное. Чтобы достичь такого состояния духа, Эпикур советовал заниматься самопознанием, изучать всё новое, не бояться богов и смерти, а также сосредоточиться на том, что в наших силах.
«Когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо понимают наше учение, — нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждение мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение, исследующее причины всякого нашего предпочтения и избегания и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе».
Преодолеть страдания: жить как стоики и Будда
Учение Эпикура во многом перекликается с тем, что советуют стоики и буддисты. И те и другие ищут смысл жизни в душевном покое — только он достигается не за счет поиска постоянных удовольствий, как думают эпикурейцы, а благодаря свободе от страданий. Итак, как же перестать страдать? Тут есть несколько рецептов.
Стоики считали, что мы способны преодолеть страдания, только достигнув особого состояния — апатии. И это не полное равнодушие и даже упадок сил, как принято сейчас думать, а специфическое состояние ума, которое достигается благодаря правильным суждениям и самоконтролю.
Когда мы поймем, что всё в мире делится на то, что мы можем контролировать, и на то, что не можем, а также начнем беспокоиться только о первых и не переживать о вторых, — тогда мы начнем жить стоически. Причем единственное, что мы полностью можем контролировать — это наше отношение к ситуации. Только мы сами вправе решать, переживать нам из-за плохой погоды, или вместо этого одеться теплее и сосредоточиться на своем душевном равновесии. И перестать страдать.
«Если ты огорчаешься по поводу чего-либо внешнего, то угнетает тебя не сама эта вещь, а твое суждение о ней. Но устранить последнее — в твоей власти. Если же тебя огорчает что-либо в твоем собственном настроении, то кто мешает тебе исправить свой образ мыслей? Точно так же, если ты огорчаешься по поводу того, что не делаешь чего-либо, представляющегося тебе правильным, то не лучше сделать это, нежели огорчаться?».
— Марк Аврелий, «Наедине с собою»
Философия буддизма тоже ставит свободу от страданий превыше всего. Чтобы добиться такой свободы, стоит помнить, что источник страданий — наши желания. Мы постоянно чего-то хотим и страдаем, когда этого у нас нет. Получив же, страдаем, потому что легко можем этого лишиться, а также потому, что начинаем хотеть большего (или чего-то другого). Только отказавшись от всех желаний, мы способны избавиться от страданий и достичь особого состояния — нирваны.
Впрочем, словосочетание «смысл жизни» в привычном нам значении не очень-то к буддизму применимо. Буддизм — это широкое направление философии. В нем столько разных школ и течений и такая сложная терминология, что некоторые западные философы напоминают нам: всё, что западному пониманию доступно, — это «адаптация» буддизма для нашей культуры. Конечно, это не означает, что его нужно бросить и вообще не исследовать, просто стоит всегда помнить об ограниченности нашего понимания.
Построить идеальное общество: жить по-конфуциански
Еще один любопытный вариант смысла жизни, доставшийся нам в наследие из восточной философии, — это стремление построить совершенное общество, в котором будет достигнута гармония между человеком и Небом.
Древнекитайский философ Конфуций учит, что идеальное общество можно построить, только если каждый человек будет хорошо исполнять свои обязанности и следовать своей судьбе.
Он рассматривал каждого человека как винтик в большом механизме, для слаженной работы которого важно, чтобы каждый старательно исполнял свои обязанности. Только работая сообща, исполняя свою предписанную роль и уважительно относясь друг к другу, люди способны жить в лучшем обществе. А потому и смыслом жизни Конфуций объявлял самосовершенствование и наилучшее исполнение той работы, которая тебе дана. Каждый человек, кем бы он ни был, способен учиться и совершенствовать то, что он делает: неважно, будто то уборка и готовка или управление страной.
Кроме того, Конфуций напоминает, что люди никогда не должны забывать и о других. Много внимание в конфуцианстве уделено отношениям: как быть хорошим сыном и родителем, как любить всех людей и как исполнять свой долг перед другими.
«Когда человек совершенствует то, что ему дано от природы, и использует это во благо других, он недалек от Истинного Пути. Не делайте то, что вам не нравится, по отношению к другим людям».
— Confucius, The Doctrine of the Mean
Исполнять свой долг: жить как Кант
Если идеи долга вам близки, но строить идеальный мир как-то не хочется, то спросите, в чем смысл жизни у немецкого философа XVIII века Иммануила Канта. Он посоветует добровольно следовать категорическому императиву или, проще говоря, моральному закону, который звучит так:
«Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства».
— Иммануил Кант, «Критика практического разума»
Кант предлагает еще несколько вариаций категорического императива, но его суть такова: наш долг в том, чтобы жить и относиться к другим людям так же, как мы хотели бы, чтобы жили другие и относились к нам самим.
Проще говоря, если унижаешь других, не жалуйся, когда унижают тебя. А если хочешь, чтобы тебя любили, в первую очередь люби и уважай других.
Впрочем, Кант не поощряет эгоизм и учит, что к другим ни в коем случае нельзя относиться как к средству для достижения собственных целей: например, любить других только для того, чтобы любили тебя. Наоборот, нужно ценить каждого человека и видеть в нем личность или, как сказал бы Кант, «конечную цель». Только жизнь в согласии с моралью и может быть осмысленной.
Делать счастливыми других и быть самому счастливым: жить как утилитаристы
Однако не все философы согласны, что мораль заключается только лишь в исполнении нравственного долга. Утилитаризм учит, что действие может быть названо моральным, только когда оно приносит как можно больше счастья и пользы всем вокруг. А значит, и смысл жизни состоит в том, чтобы это счастье максимизировать и быть, таким образом, полезным обществу.
Но как этого добиться? Можно, например, мысленно подсчитывать, как много счастья принесет то или иное действие, а затем делать то, что наиболее полезно обществу.
Иногда даже во вред себе: выбирая между счастьем одного или десятерых, утилитарист предпочтет количество. А потому жизнь, наполненная смыслом, будет та, в которой человек приносит наибольшую пользу обществу и делает как можно больше людей счастливыми.
Утилитаристов за это любят покритиковать: не всё в жизни можно так легко подсчитать и сравнить, да и люди вряд ли согласятся жертвовать собой в угоду остальным.
Английский философ XIX столетия Джон Стюарт Милль возражает на это: «Счастье остальных делает счастливым и меня самого», — потому мы и совершаем добрые альтруистические поступки. Чаще всего именно они и наполняет нашу жизнь смыслом: делая счастливыми других и видя на их лицах улыбки, мы и сами становимся чуточку счастливее.
Смысла нет: жить нигилистически
Впрочем, часть философов вообще сомневается в том, что в жизни есть какой-либо смысл. Например, немецкий философ XIX столетия Фридрих Ницше напоминает, что нет никакой объективной истины, всё зависит только от нас самих, точнее, от того, с какой стороны мы смотрим на вещи. У мира нет никакого смысла, как нет одной объективной истины, и нам нужно прекратить поиски.
С ним соглашается французский философ XX столетия Альбер Камю, который тоже говорит, что жизнь абсурдна и не имеет никакого смысла, как бы мы отчаянно ни пытались его найти. Все наши попытки — всего лишь разные точки зрения, ни одна из которых не может быть окончательной.
Он сравнивает вечные попытки человека найти всему объяснение с Сизифовым трудом: мы катим камень в гору, надеясь, что в этот раз удастся закатить его на вершину, смысл найдется и всё станет ясно, — вот только камень всегда скатывается вниз, мы остаемся ни с чем и начинаем всё по новой.
Жизнь бессмысленна, но это не значит, что следует сдаться и отказываться жить. Скорее, стоит прекратить попытки искать смысл и заявить, что отсутствие смысла дает человеку огромную свободу. Можно делать всё, что хочется, и не переживать за то, что твои действия бессмысленны.
Можно, наконец, честно сказать себе: «Жизнь — это абсурд, но я буду ею наслаждаться». Не жалеть о прошлом, не переживать за будущее, просто жить.
«Всё завершается признанием глубочайшей бесполезности индивидуальной жизни. Но именно это признание придает легкость, с какой они осуществляют свое творчество, поскольку принятие абсурдности жизни позволяет полностью в нее погрузиться».
— Альбер Камю, «Миф о Сизифе»
Искать собственный смысл жизни: жить, как учат современные философы
Одной статьи не хватит, чтобы описать все возможные варианты ответов на вопрос о смысле жизни. Да и жизни тоже не хватит, чтобы прочитать всех мыслителей и узнать, в чем они находили смысл.
А потому некоторые современные философы поступили хитрее: они считают, что каждый человек должен сам найти для себя свой смысл жизни.
Не стоит ждать, пока кто-то из мудрых ответит на этот самый главный вопрос, пора брать жизнь в свои руки и искать то, что вдохновляет и наполняет серые дни смыслом.
«Мне не кажется, что жизнь в общем имеет какую-либо цель. Она просто происходит. Но у каждого конкретного человека есть своя цель».
— Бертран Рассел, «Кто такой агностик?»
И вот эту самую свою цель и нужно найти, а затем жить так, чтобы ее достичь. Впрочем, философы предупреждают: зацикливаться на будущем так же опасно, как и надеяться на то, что ответ на вопрос о смысле жизни можно узнать, прочитав один лишь учебник.
«Привычка надеяться на будущее и думать, что оно придает смысл тому, что происходит сейчас, очень опасна. Не будет никакого смысла в целом, если нет смысла в его частях. Не нужно думать, что жизнь — это мелодрама, в которой главный герой или героиня мучаются и страдают, а потом обретают счастье. Я живу сейчас, и это мой день, потом у моего сына будет свой день, а затем его сын придет на его место».
— Бертран Рассел, The Conquest of Happiness
В конце концов, это правда: научиться жизни можно, только начав непосредственно жить. Это страшно. Непонятно, как это всё делается, но у нас нет другого пути. К жизни не прилагается никакой готовой и проверенной инструкции. А если бы она была, то жить было бы слишком скучно.
Зато можно придумать инструкцию по сбору своего смысла жизни — что мы и сделали.