Что является циклообразующим началом в севастопольских рассказах л н толстого
О природе художественных приемов в цикле очерков Л. Н. Толстого «Севастопольские рассказы»
Рубрика: Филология, лингвистика
Дата публикации: 09.11.2020 2020-11-09
Статья просмотрена: 748 раз
Библиографическое описание:
Юлдашева, А. Х. О природе художественных приемов в цикле очерков Л. Н. Толстого «Севастопольские рассказы» / А. Х. Юлдашева. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2020. — № 45 (335). — С. 215-217. — URL: https://moluch.ru/archive/335/74894/ (дата обращения: 17.12.2021).
В статье рассмотрены тропика и другие приемы художественного отображения действительности в «Севастопольских рассказах» Л. Н. Толстого. Контраст, парадокс, сравнение, использованные писателем, позволяют раскрыть некоторые аспекты авторского мировидения: отношение к войне, к смерти, к героизму и тщеславию.
Ключевые слова: тропика, контраст, эффект отторжения, эффект нарастания, авторская точка зрения.
«Существуют разные пути постижения поэтики писателя. Один из них — анализ поэтических средств и приемов, использованных автором в том или ином произведении. Подобный путь самый распространенный». Эту мысль привел Д. П. Николаев в своей известной работе «Смех Щедрина». Действительно, изучение определенных поэтических форм и средств в произведении помогают раскрыть их внутреннюю связь и соподчиненность элементов.
Поэтика Л. Н. Толстого — это, прежде всего, его индивидуальные художественные приемы, система стилистических и композиционных ходов. «Севастопольские рассказы» — одна из выдающихся работ этого писателя. Изучение своеобразных поэтических средств в контексте данного произведения позволяет выйти на уровень идей, которые интересовали автора.
Очерк — это динамичный жанр, позволяющий автору быструю смену «декораций», поэтому во втором рассказе (или очерке ) наблюдается смена настроения в приеме контраста. В данном случае присоединяется прием сравнения: противопоставляются характеры людей, их поступки, их отношение к этой бессмысленной войне. Сравниваются истинный (скромный, незаметный) героизм простых людей, солдат, которые сражаются из чувства долга, и ложный героизм «отборного» круга тщеславных аристократов, прибывших в осажденный город в осажденный город из честолюбивых побуждений. «Однако не пойти ли мне на эту вылазку? — сказал князь Гальцин после минутного молчания, содрогаясьпри одной мысли быть там во время такой страшной канонады и с наслаждением думая о том, что его ни в каком случае не могут послать туда ночью» [1, с.54].
Изобличение нравов, уничтожение иллюзий — вот то, что автор ставит во главу угла в своих очерках. «Великий сердцевед», как его назвал М. Юнович [3], проникает во все «неслышные разговоры», видит всё, что не видят другие.
Народным массам чуждо тщеславие, солдаты и матросы «естественны», и это постоянно подчеркивает Л. Н. Толстой. Им страшно, и они не скрывают этот страх, что выглядит не наигранно, правдиво. В рассказе «Севастополь в августе» солдаты, укрывшись в блиндаже, читают по букварю: «Страх смерти — врожденное чувствие человеку». Они не стыдятся этого простого и такого понятного всем переживания. Наряду с этим низменная корысть, честолюбие и тщеславность, так называемой, «аристократической» знати выглядят как проявление высшей степени индивидуализма.
Вот что пишет по этому поводу М. Юнович — «Сокровенные человеческие побуждения — простые, как инстинкт жизни, возвышенные, как стремление исполнить свой долг — и вожделения тщеславия и корысти подняты из глубины душевной. Толстой не устает изобличать себялюбие, самодовольство, самолюбование, не покидающие человека даже в предсмертные минуты» [3].
Как видно, контрастность процессов душевной жизни «знати» и простых воинов показана Л. Н. Толстым с присущим этим рассказам пафосом — правдиво. Автор объясняет, изображает все так, как было на самом деле, как он сам это наблюдал лично. Офицеры из военной знати, прельщенные и «вдохновленные» «Анной на шее», тянутся друг к другу, стремятся выглядеть «аристократами» и при этом непомерно завидуют друг другу.
Все художественные приемы этого произведения направлены к одной цели — беспощадному и правдивому изображению войны и главного героя этих очерков — русского народа-воина.
Мастерски показанное тщеславное позерство открывает новые перспективы анализа, а именно: новое психологическое видение человека автором, открывает «диалектику души» толстовского героя.
Контрастирующие явления в рассказах ориентированы на новое восприятие психологического состояния, формы чувств и переживаний человека. Противопоставленные реалии и психологический анализ раскрывают суть идей автора, здесь происходит испытание героя.
Представленные художественные приемы, примененные автором в данных рассказах присущи не только этим произведениям. Они пройдут с писателем очень долгий путь, станут незаменимыми в его творчестве.
Многогранность контрастного изображения, присущая этим рассказам, не оставляет читателя равнодушным. Реалистичность правдивого изображения предметов и явлений, так парадоксально противопоставленных друг другу, заставляет лучше понять многое из прошедшей эпохи.
Очевидно, что без анализа использованных приемов художественного изображения невозможно осмысление авторской идеи, его творческих стратегий, мировоззрения в целом. Эта взаимосвязь между тропикой и ядром замысла направляет нас к системному анализу литературы, к тому, что называется литературной герменевтикой.
Поэтика Севастопольских рассказов Толстого
В «Севастопольских рассказах» концепция войны углубляется, становится более многогранной. Война сама по себе бесчеловечна и ужасна. Художник и не хочет скрывать своего трагического недоумения по поводу того, что «христиане, исповедующие один великий закон любви и самоотвержения» убивают друг друга, проливают «честную, невинную кровь». Но война в защиту родной страны, на которую напал неприятель, как бы то ни было, есть дело необходимое и благородное.
В рассказах «Севастополь в мае», «Севастополь в августе 1855 г.» ощутимо биение бесстрашной авторской мысли. Художник стремится разобраться в природе воинского героизма. Иной раз Толстой, развенчивая официально-шаблонные или наивно-романтические представления о воинском героизме, акцентирует предрасположенность своих персонажей не только к добрым, но и к дурным поступкам. А в то же время и такого склада люди могут в определенных условиях стать участниками великих дел, приобщиться к коллективному подвигу народа-воина.
«Севастопольские рассказы» явились для Толстого своего рода подготовительными этюдами к «Войне и миру». Этим ни в коей мере не умаляется их самостоятельная роль в истории реализма не только в русской, но и в мировой литературе.
Севастопольские рассказы, в отличие от произведений других авторов на эту тему, не только убедительно показали читателю эту историческую битву, изумительную стойкость русской армии в борьбе за родную землю, но и раскрыли и объяснили причину невиданного народного героизма. Эти рассказы не ограничились внешним, даже и мастерским описанием событий, а раскрыли их внутренний смысл, показали во весь рост русского человека на войне, продемонстрировали его богатый внутренний мир, типизировали его лучшие черты. И именно этим они выделились среди многочисленных описаний Севастопольской обороны. Первое что привлекло читателей в рассказах Толстого это суровая простота и правдивость, строгость и сдержанности мри описании величавых событий.
26. Сатирическое начало в «Люцерне» Л.Н. Толстого.
«Люцерн» (1857) — во многом программное выступление Толстого, определенный итог его нравственно-философских, общественных и эстетических исканий, вскрывающий в очень большой степени причины возникшей вскоре увлеченности писателя педагогическими проблемами — увлеченности как теоретической, так и практической. Лежащий в основе европейского общества контраст между богатством и бедностью схвачен здесь Толстым с поражающей силой. Он сумел рассмотреть его сквозь великолепный внешний покров европейской культуры, потому что его никогда не покидала мысль об устройстве человеческой жизни на началах братства и справедливости. За границей его интересовали только народное образование и учреждения, имеющие целью поднятие уровня рабочего населения.
Сатира находит свое отражение в руссоизме (критика цивилизации). «Люцерн» — своеобразный полурассказ-полутрактат, где дидактизм, размышление, поиск, сомнение призваны обнажить несостоятельность западного исторического прогресса. Буржуазная цивилизация Европы, которой Россия собиралась следовать, была воспринята и осмыслена Толстым в период его заграничной поездки как грозный источник затухания внутренней жизни человека. Сила воздействия «замерзших людей» и «мертвых лиц» на автора-повествователя рождает ощущение того, что и сам он становится «таким же мертвым». Этот «паралич» души подобен эпидемии. В ее плену не только «блестяще одетые люди». Она поразила и ту часть народа, которая облеклась в платье «швейцара», «кельнера», «обер-кельнера», «лакея». Их всех объединяют одинаковые жизненные принципы: отъединение от другого человека, стремление к насильственной изоляции духовно одаренной и творящей личности; унижение другого, презрение к нему и насмешка над ним.
Нравственный прогресс и прогресс исторический сталкиваются Толстым в анализе событий одного вечера швейцергофской гостиницы. Частный и локализованный во времени эпизод осмысляется писателем в общем контексте исторического движения человечества, движения общенациональною и всемирного. Фактическая сторона происшествия излагается в рассказе дважды. В процесс художественного исследования целенаправленно вводится «голая» документальная констатация события (уже известного читателю): «Седьмого июля 1857 года в Люцерне перед отелем Швейцергофом, в котором останавливаются самые богатые люди, странствующий нищий певец в продолжении получаса пел песни и играл на гитаре. Около ста человек слушало его. Певец три раза просил всех дать ему что-нибудь. Ни один человек не дал ему ничего, и многие смеялись над ним».
Буржуазный прогресс, порождающий утилитаризм, разрушающий и омертвляющий душу, для Толстого неприемлем. Безнравственность форм общественного бытия и законов, ею охраняющих, есть, но Толстому, следствие «воображаемого» понимания (т. е. непонимания) добра, зла и характера их взаимосвязи: «Несчастное, жалкое создание человек с своей потребностью положительных решений, брошенный в этот вечно движущийся, бесконечный океан добра и зла, фактов, соображений и противоречий! Веками бьются и трудятся люди, чтобы отодвинуть к одной стороне благо, к другой неблаго Ежели бы только человек выучился не судить и не мыслить резко и положительно и не давать ответы на вопросы, данные ему только для того, чтобы они вечно оставались вопросами! Ежели бы только он понял, что всякая мысль и ложна и справедлива! Ложна односторонностью, по невозможности человека обнять всей истины и справедлива по выражению одной стороны человеческих стремлений. Сделали себе подразделения в этом вечном движущемся, бесконечном, бесконечно перемешанном хаосе добра и зла, провели воображаемые черты по этому морю и ждут, что море так и разделится Вот это-то воображаемое знание уничтожает инстинктивные, блаженнейшие первобытные потребности добра в человеческой натуре. И кто определит мне, что свобода, что деспотизм, что цивилизация, что варварство? И где границы одного н другого? У кого в душе так непоколебимо это мерило добра и зла, чтобы он мог мерить им бегущие запутанные факты? У кого так велик ум, чтоб хотя в неподвижном прошедшем обнять все факты и свесить их? И кто видел такое состояние, в котором бы не было добра и зла вместе?».
Разрушительная критика сменяющихся цивилизаций, общественных формаций и умозрительных нравственно-философских систем совершается в «Люцерне», как отмечает В. И. Ленин, с позиций ««вечных» начал нравственности», вне конкретно-исторической постановки вопроса. Всему низвергаемому Толстой противопоставляет «простое первобытное чувство человека к человеку», само «стремление к тому, что должно», т. е. стремление к исполнению нравственного закона, покоящееся на инстинкте «первобытной естественности». Безнравственному закону противопоставляется закон «естественный», именуемый Толстым «всемирным духом», который в «дереве велит ему расти к солнцу, в цветке велит ему бросить семя к осени и в нас велит нам бессознательно жаться друг к другу». И потому в живой, творящей душе певца-тирольца, осмеянного «мертвой» толпой, — «внутреннее счастье» и «согласие с миром».
Так уже в 50-е гг. задача «единения людей» как цель, «диалектика души» как путь к этой цели и философия истории осмысляются Толстым в качестве проблем, находящихся в живой и неразрывной связи. Гоголевская концепция «мертвой» и «живой» души получает в творчестве Толстого свое дальнейшее и своеобразное развитие, характер которого определяется особенностями исторического мышления писателя и его художественного метода.
Педагогические выступления Толстого начала 80-х гг. во многом связаны с проблематикой «Люцерна». Исторический прогресс осмысляется писателем в публицистике этого периода как движение общества в соответствии с «царствующим убеждением». Прогрессистам, или «правоверным» этого процесса, по мнению Толстого, чужда мысль отвлечённая (иначе нравственная), не служащая «царствующему убеждению» и связанная всегда с народом, основной частью общества. «Историческое умозаключение» как знание «воображаемое» противопоставляется писателем «знанию инстинктивному», с его точки зрения — истинному. Отсюда — неприятие Толстым «общественного воспитания» народа, несущего в своей душе знание добра и зла. Неприятие писателем либеральной и революционно-демократической программ образования народа одинаково решительно. По при всем расхождении воззрений революционных демократов и Толстого демократическая основа этих воззрений была общей.
«Закон прогресса» для Толстого — закон совершенствования. Он «написан в душе каждого человека и, только вследствие заблуждения, переносится: в историю». Программы воспитания «людей прогресса» и воспитания «просто людей» расходятся. «Мы убеждены, — пишет Толстой, — что сознание добра и зла. независимо от воли человека, лежит во всем человечестве и развивается бессознательно вместе с историей».
Отрешение от «суеверия в прогресс» позволяет, по мнению Толстого, видеть в жизни человечества неравнозначность воспоминаний прошедшего (фактов история). Одни из них — основа «для трудов настоящего». Другие — преграда. И действенность их (как в позитивном, так и в негативном смыслах) с хронологией прогресса отнюдь не связана.
Ту ассоциацию людей, которая называется «цивилизацией», Толстой осудил с общечеловеческих позиций, с позиций признания в человеке духовного начала, которое проявляется и бессознательном влечении друг к другу. Тургеневу же эта по шипя представилась ортодоксально христианской, односторонней, лишающей человека широты горизонта, закрывающей в нем возможности критического освоения мира.
27.Конфликт и его художественное воплощение в повести Л.Н. Толстого «Казаки».
Повесть «Казаки», начата Толстым еще в пору его пребывания на Кавказе. Величественная природа и живущие в полном единении с ней смелые, красивые, сильные люди, свободные от крепостного гнета, — вот что захватило писателя, мечтавшего навсегда остаться в казачьей станице и жить так, как жили смелый Лукашка, красавица Марьяна, веселый песенник и охотник дядя Ерошка.
Толстой в своей повести, несомненно, идеализировал казачество. Дело в том, что для крепостных крестьян жизнь в казацких станицах, где не было помещиков, представлялась вольным раем. Вот эту мечту народа о вольной жизни и выразил писатель, изобразив столь привлекательной жизнь казачьей станицы.
Повесть «Казаки» интересна также тем, что в ней впервые в творчестве Толстого показан герой, не только резко критикующий и осуждающий аристократическое общество, к которому он принадлежит, но и делающий попытку порвать с ним и связать свою судьбу с простым народом. Правда, эта попытка окончилась неудачей: Марьяна отвергает предложение Оленина выйти за него замуж, называет его чужим и постылым. Тема разрыва героя из дворянского общества со своей средой с большой силой прозвучит в других произведениях Толстого, особенно в поздних его произведениях.
По царскому манифесту 1861 года «освободительная» реформа была проведена так, что земля осталась у помещиков и крестьяне должны были выкупать ее за немалые деньги. Толстой понял, что существует прямая связь между безудержным обогащением господствующих классов и ростом обнищания народа. Открыто перейдя на сторону угнетенного народа, Толстой поставил своей целью всеми доступными ему средствами бороться со всем тем, что он называл «злом» жизни. Он решил подвергнуть беспощадному разоблачению «обман экономический, политический, религиозный», обличать буржуазный строй и «ужасы самодержавия». Охарактеризовав капиталистический мир как мир, где «каждый год где-нибудь грабят и убивают и все живут под постоянным страхом всеобщего взаимного грабежа и убийства», Толстой пришел к выводу о том, что «существующий строй жизни подлежит разрушению».
Народ и война в «Севастопольских рассказах» Л.Н. Толстого
Разделы: Литература
Тип урока: интегрированный (литература, история).
Оборудование, наглядность: Л.Н.Толстой “Севастопольские рассказы”, слайдовая презентация, персональный компьютер, мультимедийный проектор
Методические приемы организации урока:
Опережающее задание; постановка вопросов для обсуждения, подготовка докладов и сообщений, подборка репродукций по теме урока, выразительное чтение.
Учитель литературы Сегодняшний наш урок мне хотелось бы начать словами Л.Н.Толстого: “По долгу совести и чувству справедливости не могу молчать о зле, открыто совершающемся передо мною и влекущем за собою погибель миллионов людей, погибель силы и чести отечества”. Мы продолжим наш разговор о писателе и будем говорить о его “Севастопольских рассказах”. Ведь именно они сыграли решающую роль в становлении Толстого-писателя. В течение урока вы должны выяснить и дать ответ на вопросы: Кто является истинным героем “Севастопольских рассказов” Л.Н.Толстого и Что такое война в понимании писателя.
В 1851 году Л.Н.Толстой отправляется на Кавказ вместе с братом Николаем Николаевичем, который служил офицером-артиллеристом в действующей армии.
Когда в 1853 году началась война России с объединенными военными силами Англии, Франции и Турции, Толстой подал прошение о переводе его в действующую армию Его перевели в Дунайскую армию, а позднее в Крым, в Севастополь. “Храбрый артиллерийский офицер, способный сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, даже грозящих мучительной смертью, не суетливый, но упорный” — таким был Л. Толстой, по свидетельству очевидцев, на 4-м бастионе, который считался самым опасным местом, обстреливаемым иногда до 10 дней подряд. В Севастополь Толстой прибыл в ноябре 1854г. и оставался здесь вплоть до конца осады.
В сентябре 1854 года армия союзников численностью более 60 тысяч человек высадилась в Крыму и начала наступление на Севастополь – главную русскую крепость на Черном море. Город был неуязвим с моря, но практически беззащитен с суши.
Адмиралы В.А.Корнилов, П.С.Нахимов, В.И.Истомин взяли на себя командование Севастополем. С 22 тыс. моряков и 2 тыс. орудий, снятых с судов, при поддержке населения они организовали оборону. Под ураганным огнем выдерживали осаду 120-тысячной армии неприятеля. Гарнизон и население города были мобилизованы на строительство укреплений, схему которых разработали военные офицеры под руководством Э.И.Тотлебена. Защитники города затопили у входа в бухту несколько судов и преградили доступ в нее вражескому флоту.
Что же представлял собой Севастополь в тот момент, когда прибыл туда Толстой?
(Работа по репродукциям И.Айвазовского, изображающим Севастополь). (Приложение 1, Приложение 2).
Таким образом, Л.Н.Толстой был непосредственным участником обороны, видел, как сражаются русские солдаты, как они умирают. О них Л.Н.Толстой пишет в очерке “Как умирают русские солдаты”. В одном из рассказов мы читаем: “Герой, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен – правда”. Эти люди стали героями рассказов: “Севастополь в декабре месяце”, 1854 год; “Севастополь в мае”, 1855 год; “Севастополь в августе”, 1855 год.
В рассказе изображен момент некоторого ослабления и замедления военных действий между кровавой битвой под Инкерманом 5 ноября 1854 года и битвой под Евпаторией 17 февраля 1855 года. Сражение у Балаклавы 13 октября 1854 года сложилось в пользу русских. Но на помощь англичанам вовремя пришли французы. Сражение под Инкерманом закончилось поражением русских войск. Война приобрела затяжной характер.
Учитель литературы: В рассказе “Севастополь в декабре” Толстой передал свои первые впечатления. Впервые увидела Россия осажденный город в его величии. Автор изображает войну без прикрас, без громких фраз, сопровождавших официальные известия о Севастополе на страницах журналов и газет. Он стремится дать полную панораму войны, осознавая, что “надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский. ”.
Работа с классом по содержанию рассказа “Севастополь в декабре месяце”
Первая группа литературоведов:
Рассказ является своеобразным “путеводителем” по осажденному городу. Это особенно подчеркивается формой личного местоимения “вы” в определении лица, от которого ведется рассказ. Это и повествователь, и читатель: “Вы подходите к пристани…”, “Вы отчалили от берега. ”, “. вы видите будничных людей, спокойно занятых будничным делом”. Повествование ведется так, что читатель как бы является очевидцем, участником событий, он как будто ощущает то же, что и защитники города.
Работа с классом по содержанию (Приложение 3).
Писатель заметил множество деталей военного быта, многие из которых пришлись не по вкусу тогдашней петербургской цензуре. У боевого пехотного офицера на сапогах “стоптанные в разные стороны каблуки”, старая шинель странного лиловатого цвета, в блиндаже грязная постель с ситцевым одеялом, а из узелка с “провизией”, когда он отправляется на бастион, торчит “конец мыльного сыра и горлышко портерной бутылки с водкой”. У армейского офицера не может быть чистых перчаток и новенькой шинели — в отличие от интендантских казнокрадов и штабных щеголей.
На 4-ом бастионе вместе с Львом Толстым сражались простые русские солдаты. В 1911 году первые русские операторы засняли оставшихся в живых защитников Севастополя, сохранив их лица для истории. На групповом портрете художника Тима среди участников оброны можно увидеть рядовых: Афанасия Елисеева, Петра Кошку, Федора Заику, Ивана Демченко. Сколько в их лицах решимости, отваги и грусти.
Академик Е.Терле называл “Севастопольские рассказы” правдивым историческим документом, современники воспринимали их как “корреспонденции с театра военных действий”. Печатались они в журнале “Современник”.
А как называется жанр литературы, предполагающий документальную достоверность? (очерк).
Но все-таки свое произведение автор назвал рассказами. Почему?
Вывод: Автор восхищается мужеством русских людей, защищающих свою Родину. Он убежден в “…невозможности поколебать где бы то ни было силу русского народа”. Но писатель не может удержаться от осуждения войны как таковой: вы “…увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем,… а увидите войну в настоящем ее выражении – в крови, в страданиях, в смерти”
Весной опять начались бомбардировки города. После одной из них, особенно продолжительной и ожесточенной, союзники двинулись на штурм. Французам, атаковавшим Малахов курган, удалось выйти к нему с тыла и захватить несколько домов на Корабельной стороне. Перелом в ход сражения внесла отчаянная атака роты саперов, случайно оказавшихся рядом. Подоспевшими подкреплениями неприятель был выбит с окраин города. Англичане, шедшие на штурм Третьего бастиона, были остановлены в 400 м от цели.
Вторая группа литературоведов
Толстой сосредоточивает внимание на лицах “аристократического” круга, показывая их тщеславие, которые обусловлены средой и воспитанием. Предметом анализа Толстого становятся противоречия побуждений и поступков, предрассудков и природной нравственности. Мы видим, что избалованный “аристократ” князь Гальцин оказывается способным испытать “ужасный стыд” за себя, вдруг ощутив собственную неправоту перед безмолвно выносящими свои страдания солдатами.
Работа с классом по содержанию (Приложение 3).
Восторгаясь героизмом солдат, Толстой основное внимание теперь уделяет выявлению несостоятельности аристократического офицерства и высших сфер военного руководства. Героизм солдат прост и обыкновенен: без позы и рисовки они обороняют свою землю, потому что не могут потерпеть иноземного насилия. Среди офицеров также есть храбрые, по-настоящему преданные родине люди. Но таких мало. Большая часть офицеров, в особенности аристократического происхождения, охвачена чувством тщеславия и самосохранения. Иные не прочь блеснуть храбростью. Но это показная бравада, объясняемая либо хвастливым молодечеством, либо желанием получить награду. Разоблачая показную смелость и ложный патриотизм офицерства, писатель использует излюбленный художественный метод “диалектики души”.
Вывод: Толстой показывает правдивое изображение войны в крови и страданиях. Чтобы показать противоестественность войны, Толстой использует антитезу: мальчик и цветы в долине смерти. “И эти люди – христиане… не упадут с раскаянием вдруг на колени и со слезами радости и счастья и не обнимутся как братья? Нет! Белые тряпки спрятаны, и снова свистят орудия смерти и страданий, снова льется честная, невинная кровь и слышатся стоны и проклятия”.
В конце августа 1855 г. началась последняя, самая ожесточенная бомбардировка Севастополя. Это самый страшный месяц долгой осады, окончившейся падением Севастополя. 800 орудий беспрестанно громили город. Потери защитников составляли 2-3 тысячи человек в день. 27 августа начался общий штурм. После захвата господствующей высоты — Малахова кургана — дальнейшая оборона потеряла всякий смысл. Так закончилась 349-дневная оборона.
Третья группа литературоведов
Третий из “Севастопольских рассказов” — “Севастополь в августе 1855 года” — посвящен последнему периоду обороны. Снова перед читателем будничное и тем более страшное лицо войны, голодные солдаты и матросы, измученные нечеловеческой жизнью на бастионах офицеры. Из отдельных лиц, помыслов, судеб складывается образ героического города, израненного, разрушенного, но не сдавшегося: “Почти каждый солдат, взглянув с северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимой горечью в сердце вздыхал и грозился врагам”. “На дне души каждого лежит та благородная искра, которая сделает из него героя; но искра эта устает гореть ярко, придет роковая минута, она вспыхнет пламенем и осветит великие дела”.
Работа с классом по содержанию (Приложение 3).
В третьем рассказе Толстой показывает войну глазами новичка, потому что главным для него здесь является исследование души человека на войне перед опасностью. Заканчивается рассказ анализом душевного состояния солдат, вынужденных оставить после одиннадцатимесячной обороны Севастополь. Толстой и его товарищи, покидая Севастополь, плакали. Слезы боли и гнев, скорбь о погибших героях, проклятие войне, угроза захватчикам.
Историки: Главным итогом войны было то, что Россия в целом устояла под ударами объединившихся против нее держав мира. Несмотря на серьезное военное поражение, она вышла из войны с минимальным уроном. Наиболее болезненным для России пунктом Парижского мира было положение, запрещавшее ей иметь военный флот и укрепления на Черном море.
Писатель, преклоняясь перед народом, его выносливостью, осуждает войну как средство решения спорных вопросов между государствами. Толстой отрицал захватнические войны как состояние, чуждое человеческой природе. Война, по его мнению, ожесточает человека, убивает в нем любовь к людям, без чего немыслима жизнь. Кроме того, война лишает человека способности наслаждаться окружающим миром, природой, так как он сосредоточен лишь на самом себе и желает одного — не быть убитым. Наконец, война извращает моральные представления людей. Словом, она “есть сумасшествие”, и если “люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать”.
А теперь подведем итог всему тому, о чем мы говорили на уроке о “Севастопольских рассказах”. Кто же истинный герой Севастопольской эпопеи? Что такое война в понимании Л.Н.Толстого?
Вот так увидел лицо войны художник Василий Васильевич Верещагин, участник трех войн (Приложение 4).