Как подготовиться к вечной жизни
ЖизньТолько через мой труп:
Зачем готовиться к смерти заранее
Чему учат в движении death positivity и почему в нём так много женщин
Мы все умрём — и ничего страшного
Сторонницы и сторонники позитивного отношения к смерти вовсе не считают, что уход в мир иной — это главное событие в жизни, и не поклоняются смерти, как сторонники всем известного мексиканского культа. Они лишь утверждают, что система табу и условностей вокруг этой темы вредит обществу и с этим надо что-то делать.
Страх смерти подпитывает культ молодости и эйджизм, нереалистичные стандарты красоты и многомиллионную индустрию косметологии и пластической хирургии, а также поощряет инфантилизм: запрет на мысли о собственной смертности позволяет бесконечно откладывать серьёзные решения и неприятные разговоры, прокрастинировать и заглушать ужас мелкими повседневными делами. С точки зрения физиологии страх смерти нормален — он заставляет нас заботиться о собственной безопасности, не забывать спать и есть, быстро реагировать в случае угрозы. Однако важно различать рациональный страх умереть, защищающий нас от реальных опасностей, и страх перед самой идеей смерти: понимание, что ты не вечен, — важная часть взросления, оно мотивирует нас заниматься творчеством, заводить детей и делать что-то полезное для общества.
Что не так с ритуальным бизнесом
К похоронной индустрии относятся с подозрением, и не без причин. Навязчивые ритуальные агенты, которые выкачивают деньги из убитой горем семьи, неловкие церемонии, многочисленные формальности и юридические детали, связанные с проводами человека на тот свет, — всё это реальные изъяны похоронного дела, и они связаны с культурой отрицания смерти. Исследовательницы, принадлежащие к «Ордену хорошей смерти», отмечают, что до появления в начале XX века профессионалов, готовых взять все заботы о теле и похоронах на себя, отношения людей со смертью были гораздо проще: покойный член семьи оставался в доме до самых похорон, подготовкой к погребению занимались близкие, а мёртвое тело не вызывало такой ужас, как у современных горожан.
Основная причина страха, как это часто бывает, отсутствие информации. С этим борется Доути, подробно рассказывая о том, что происходит с телом после смерти, и о культурах, в которых к почившим близким относятся с неменьшей теплотой, чем при жизни.
Основная причина страха, как это часто бывает, отсутствие информации
Многие убеждены, что мёртвое тело становится опасным и от него можно чем-то заразиться — но это не так: эксперты ВОЗ подтверждают, что труп не опаснее, чем живой человек, и нет причин торопиться с погребением из соображений безопасности. Большинство патогенов в мёртвом теле погибают в течение пары часов, а действительно опасные заболевания, которые могут передаться от мёртвого к живому, встречаются очень редко: одно из них — лихорадка Эбола, симптомы которой не заметить невозможно.
Много вопросов вызывает бальзамирование — по сути, косметическая процедура по сохранению тела: всю кровь выкачивают, заменяя её раствором формальдегида — и если биологические жидкости, выделяемые телом, обычно не опасны, то формальдегид и другие вещества, которые используются бальзамировщиками, токсичны и наносят серьёзный урон окружающей среде (а также с большой вероятностью канцерогенны).
Здоровое отношение к смерти предполагает, что вы не будете действовать по принципу «после меня хоть потоп» и потратите небольшую часть своей жизни планированию ухода из неё. Сторонники death positivity советуют начать с малого: вы можете представить, что для вас «хорошая смерть» и какие действия можно предпринять, чтобы прийти к такому итогу. «Это просто вопрос ценностей. Хотите ли вы умереть без боли, дома, чтобы ваши финансы были в порядке, а ваш прах развеяли в лесу? Это не случится само собой. Чтобы эти желания исполнились, нужно планирование и открытый разговор», — подчёркивает Доути.
В российском законодательстве существует понятие «волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти» — эта громоздкая формулировка означает всего-навсего пожелание, записанное на бумаге или высказанное в присутствии свидетелей. Оно имеет юридическую силу, то есть вы можете рассказать друзьям, что делать с вашим телом в случае вашей смерти, и по закону они должны будут похоронить вас именно так, если нет очень весомых причин поступить иначе.
Осознанный выбор способа погребения может быть способом самовыражения и продолжать принципы, которых вы придерживались в жизни
Волеизъявление сильно облегчит задачу вашим близким: им не придётся гадать, какой способ погребения вы бы выбрали, и тратиться на необязательные ритуалы, если вы категорически против ленточек, венков и прочих декораций. Иногда отсутствие волеизъявления может быть проблемой: например, в широко обсуждавшемся случае с Дженнифер Гейбл — трансгендерной женщиной, которую, к ужасу ЛГБТ-сообщества, похоронили под мужским именем, с короткой стрижкой, без макияжа и в мужском костюме. Так получилось, потому что в отсутствие волеизъявления покойной право распоряжаться её телом получил отец-консерватор, так и не принявший трансгендерность дочери.
Осознанный выбор способа погребения может быть способом самовыражения и продолжать принципы, которых вы придерживались в жизни. В западных странах набирают популярность «зелёные похороны»: тела не бальзамируют, а просто закапывают в неглубокие могилы без бетонных сводов где-нибудь в лесу, чтобы труп мог бесследно разложиться естественным образом. Люди, которые при жизни стремятся к осознанности и разумному потреблению, верны этим принципам до конца — логично, что они не хотят вредить природе и после смерти.
Смерть и феминизм
Сегодня всё больше девушек, вдохновлённых death positivity, хотят работать в этой сфере и менять её к лучшему
Ритуальный бизнес — очень закрытая и консервативная сфера, где женщинам приходится нелегко. Исторически именно женщины занимались умершими: они мыли и одевали тело, выступали в роли плакальщиц, готовили еду для поминок, а иногда и отправлялись на тот свет вместе с погибшими мужьями. Конечно, всё это не предполагало оплаты — но когда похороны превратились в бизнес, там сразу установилось мужское господство. Сегодня всё больше девушек, вдохновлённых death positivity, хотят работать в этой сфере и менять её к лучшему — но им приходится сначала столкнуться с возмущением родственников («Ты работаешь с трупами, кто тебя замуж возьмёт?», «Это всё подростковая дурь, иди учиться в нормальное место»), а потом с пренебрежительным отношением коллег, которые считают, что женщина в похоронном бюро может разве что наносить посмертный макияж или плести венки. На это сторонницы здорового отношения к смерти отвечают: «Победа патриархата? Только через мой труп».
Обложка: Paramount Pictures
Можно ли воспитать правильное отношение к смерти – своей и чужой?
Можно ли подготовиться к смерти? Насколько возможно это сделать «заранее»? Рассказывает Фредерика де Грааф, проработавшая психологом в Первом московском хосписе двенадцать лет
Можно ли подготовиться к смерти? Насколько возможно это сделать «заранее»? Рассказывает Фредерика де Грааф, проработавшая психологом в Первом московском хосписе двенадцать лет.
Генри Нельсон О’Нейл. Умирающий Моцарт. Фото с сайта www.19thcenturybritpaint.blogspot.ru
Если вам страшно, найдите того, кто не боится
– Какое отношение к смерти – правильное?
– Это зависит от того, что человек сам думает о смерти, как он сам ее понимает. Правда, о смерти люди сейчас думать не очень хотят.
Например, владыка Антоний Сурожский считал, что если мы живем так, как будто смерти нет, мы живем без глубины и без риска, наша жизнь измельчается.
Я уже 14 лет живу в России, 12 лет работаю в Первом московском хосписе и очень часто слышу, как люди просят: «Не надо говорить о том, что он (близкий – прим. ред.) умирает». Но часто, когда родственники больного просят не говорить ему о «таком» диагнозе, уверяя, что он «не выдержит», это свидетельствует об их тревоге и страхе за себя.
Недавно у нас в хосписе умер молодой человек двадцати с лишним лет. Мама и его тетушки до последнего дня говорили с ним на отвлеченные темы. Конечно, он знал, что умирает – мой опыт говорит, что все больные это знают. Но когда родственники не хотят говорить об этом, человек остается наедине со своим переживанием и это неизбежно ухудшает его состояние, и физическое, и душевное.
И вот этот молодой парень умер, а когда прошло 40 дней после его смерти, родные пришли в хоспис и сказали, что вот теперь они жалеют, что боялись говорить, а попросту – боялись быть с ним все это последнее время. И они согласились, что да, это был их страх, и сейчас они понимают, что нельзя тратить последние минуты жизни дорогого человека на фальшь и праздные разговоры, оставляя его один на один со смертью.
– С этим можно согласиться, но дело не только в готовности, но и в умении. Как говорить с умирающим родным человеком о смерти?
– Я убеждена: если человек тяжело болеет и боится умирать, надо найти того, кто – не боится. Страхом смерти можно заразиться, но может быть и наоборот: своей верой, спокойствием человек, который сам не боится, может укрепит больного.
Владыка Антоний всегда говорил мне: «Если ты будешь в обстановке, где тяжело, попроси Христа, чтобы Он пришел. Он всегда среди нас, но пригласить Его – другое дело». Поэтому, когда я не знаю, как поступить, я просто молюсь. Я прошу: «Господи, будь здесь». Дело не в том, чтобы проповедовать, говорить, что есть другая жизнь. Если у человека нет созвучного внутреннего опыта, это будут пустые слова. Но побыть с человеком, показать, что ты не боишься, что у тебя есть вера, – это, мне кажется, действует сильнее, чем слова или проповедь.
На самом деле нужны тишина, бесстрашие, доверие и сострадание, – когда ты можешь принять и держать в своем сердце тех, кто умирает или боится.
– А если человек сам уходит от разговоров? Не хочет делиться тем, что он переживает?
– Да, здесь нужна чуткость. Многое зависит от того, какой вообще человек: общительный или замкнутый, боязливый или мужественный, какой у него характер, что у него была за жизнь.
Больные могут не говорить о болезни, но они всегда о ней думают. Они могут не говорить об этом впрямую, но сами мучительно искать возможности подойти к этой теме. Для такого разговора требуется время – когда вы не только можете говорить, но и просто побыть с человеком, в тишине. Многие этого не понимают! Считают, что надо принести больному вкусную еду, чистое белье, то, се, а такому больному важнее, чтобы рядом с ним просто кто-то присутствовал, в тишине и покое. Чтобы близкие не суетились, не считали минуты, когда можно вскочить и побежать, а находились бы с ним потому – что он им дорог, потому что они тоскуют без него и хотят с ним быть.
У нас лежал молодой человек, который знал, что умирает, но не хотел об этом говорить. Его мама тоже с ним об этом не говорила. У него был старший брат, совершенно потрясающий. Я никогда не видела, чтобы человек был так готов защитить человека от страха, готов так не допустить, чтоб его брат не испугался! Он был ему и брат, и мать, и отец, и друг, и няня, и медсестра. Он сидел с ним рядом помногу часов и говорил: «Дыши! Ну! Это ты нехорошо вздохнул, давай-давай, надо получше».
Между ними было потрясающее единство. Было видно, как старший словно окутывает младшего своим спокойствием. Он говорил очень спокойным голосом, вокруг него была очень спокойная энергетика. Своей любовью, как мягким одеялом, он укрывал своего младшего брата. И постоянной встречей их глаз он не давал ему испытывать страха.
Он впрямую вроде ничего не говорил про то, что сейчас с братом происходит. Но соприсутствие одного с другим было настолько полным, насколько это вообще возможно. Вот казалось бы: один умирает, другой – остается жить, это невозможно разные опыты, как тут поймешь друг друга? Но любовь дает понимание – если это любовь мужественная, умная, творческая, горячая. Однако в такой любви нет никакой сентиментальности, жалости к себе.
Боялся ли старший брат смерти? Наверное. Но его любовь к брату действительно прогнала страх.
Рядом с братом тот мальчик умер спокойно. Только один раз до смерти он спросил у меня: «Я умираю?» – «Да». И все.
Человек отвечает за то, как он умирает
Есть много крещеных, православных людей, которые говорят: «Думаю, что что-то там есть». Даже не Кто-то, а что-то! Реальность жизни после смерти мало для кого существует. За все 12 лет, что я работаю в московском хосписе, было всего два-три человека, для которых факт, что Христос воскрес, был реальным фактом их жизни и встреча со Христом – не чем-то страшным, а ожидалась как встреча любви с Тем, Кого человек любил и к Кому всю жизнь стремился.
– Вы пришли в хоспис уже верующим человеком. Что дал вам опыт работы здесь?
– По тому, как больные умирают, очень часто бывает виден тот мир, в который они уходят. Особенно очевидно это у детей. Нередкий факт: перед смертью дети и подростки, даже если они находились в коме, открывают глаза, в которых нет никакого страха, а есть покой и радость, и, глядя вверх, начинают с кем-то разговаривать. Для меня это – реальное свидетельство о мире, который существует за границами нашей жизни, хотя я в таком свидетельстве и не нуждаюсь.
Бывают и другие свидетельства. У нас лежал человек за 60 лет, он был неверующим. За день-два до смерти он вдруг поднял глаза вверх и стал напряженно смотреть в потолок. Его жена спрашивала: «Что он там видит?».
Нам не виден тот мир, потому что мы еще не перешли грань жизни, а люди, стоящие на пороге, видят его часто – но с разными чувствами. Детей он совсем не пугает.
Этот мир видят люди независимо от того, верующие они, или нет.
Грустно видеть, когда человек умирает с ропотом, ставит себя в положение жертвы, от которой уже ничего не зависит: «и за что мне выпала плохая судьба, ведь я всегда был хорошим человеком! Почему это случилось со мной?»
А ведь встреча смерти – это важнейший поступок в нашей жизни. Человек ответственен за то, как он умирает. Он ведь и для родственников – пример того, как можно умирать. Представьте, если человек все время всех обвиняет, все ему не угодили, все его не понимают и утешить никто не может, – как родственники будут жить с этим воспоминанием?
– «Что бы я сделал, узнав о смертельном диагнозе» – такие вопросы не праздно себе задавать?
– Мне кажется, это полезно делать.
Трудно представить себе, что бы я почувствовала. Надеюсь, что реагировала бы так: «Почему бы и нет? Почему бы и не произойти такому со мной? Столько людей страдают, Христос страдал, почему я должна быть исключением?». Надеюсь, смогла бы испытывать радость, думая о том, что вот-вот будет встреча со Христом. У меня нет опыта жизни с сильными болями, не знаю, как я бы реагировала, но желание быть со Христом есть.
Моя старшая сестра в 52 года скоропостижно умерла от рака. Она открыто говорила о своей болезни и близкой смерти. Я могу сказать, что она по-настоящему готовилась и подготовилась к смерти и переходу в вечную жизнь. И для меня это стало одним из примеров достойной встречи смерти.
– Как вы считаете, с христианской точки зрения может ли человек быть отключен от аппаратов искусственного дыхания и кровообращения, если это состояние необратимой комы или если есть точная фиксация смерти мозга, в том числе и коры головного мозга? Но родственникам – так легче, для них их больной – почти жив. Есть здесь «правильный» взгляд?
– Это сложный вопрос. У меня мало такого опыта. Знаю, что владыка Антоний видел, что такое тело оставлено душой. И у меня как-то был опыт, когда было явно, что это тело без души, то, что и называется труп, хотя благодаря аппаратам сердце билось, а легкие дышали.
Конечно, это во многом проблема родственников, которые не готовы отпустить своего близкого. Поэтому в паллиативной медицине очень большое внимание надо уделять именно родственникам. Важно не допустить, чтобы люди считали себя виноватыми за решение об отключении их близкого от аппарата, чтобы они жили потом с этим чувством вины. Поэтому и нельзя табуировать тему смерти. Но поздно и, по-моему, трагично, когда человек впервые начинает думать о таких важных вещах, а тем более принимать решения в момент, когда он слаб и испуган.
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.
Как подготовиться к смерти?
Со смертью этот номер не проходит. Вернее проходит, но в виде крайнего исключения. Есть примеры глубокого и спасительного предсмертного покаяния, самый яркий из которых – благоразумный разбойник, висевший на кресте справа от Господа Иисуса. Надеяться на повторение подобного чуда в своей жизни – дерзость. Такие чудеса не планируются. Каяться нужно сегодня. Сегодня нужно и о смерти думать.
Везде, где есть человек, есть погребальный обряд. И везде, где есть погребальный обряд, центральной мыслью в нем является мысль о продолжении жизни за гробом. Иногда есть и вторая мысль, более важная, а именно – мысль о будущем воскресении. Она могла выражаться очень просто. Например, через укладывание усопшего в позу младенца, в то свернутое состояние, в котором мы проводим внутриутробный период и в котором некоторые любят спать. Это положение тела, сообщенное покойнику, проводит параллель между материнским лоном, из которого родился человек, и землей, этой общей для всех утробой, из которой предстоит воскреснуть.
Кроме этой предельной простоты, вера в загробную жизнь может обрастать массой обрядов, положим, египетских, с мумификацией, сложно разработанными ритуалами, жертвами и проч. Мы не найдем ни одного народа, который не знал бы погребального ритуала и не верил в продолжение жизни за гробом. Этому вопросу посвящено огромное количество литературы, но нам сейчас важно уяснить лишь одну мысль. А именно: в общечеловеческом опыте смерть есть не что иное, как изменение способа существования, а не его прекращение вообще.
Как принять смерть
На смерть очень похоже рождение. Более радикальная перемена способа существования, чем у человека, видна лишь на примере превращения гусеницы в бабочку. Вызывающе неэстетичная, медленно ползающая, никого, кроме голодных птиц не интересующая, гусеница совершенно чудесным образом превращается в порхающее, легкое, раскрашенное всеми райскими красками существо. А что же человек?
Человек в утробе расположен вниз головой. Он не дышит легкими. Не питается через рот. Все необходимое из организма матери человек получает через пуповину. Кроме того, человек полностью погружен в воду. Он ни в чем не похож на «того» себя, каким ему предстоит стать через некоторое время: устремленным вверх, видящим солнце, самостоятельно двигающимся. Лишь нежелание всматриваться в это «обыкновенное чудо» делает его привычным в наших глазах. Но коль скоро задумаешься, тут же и согласишься с тем, что между понятиями «родиться» и «умереть» гораздо больше общего, чем нам кажется.
День смерти христиане древности считали днем рождения в вечность. Это был переход от худшей жизни к лучшей, и для того, чтобы так думать и чувствовать, нужно иметь очень живой опыт святости. Главный враг бесстрашной смерти – грех. Грех отлучает человека от Бога и покоряет «имеющему державу смерти, то есть диаволу» (Евр. 2:14). Если же приход в веру ознаменовывается радостным внутренним переживанием прощения грехов и вступлением в празднование Вечной Пасхи, то исчезает и смертный страх, вытесняемый надеждой на Бога, любовью к Нему и мужеством.
Коснувшись рождения, нельзя обойти вниманием Таинство Крещения. Оно есть истинное рождение в вечную жизнь, единственное Таинство, упомянутое в Символе веры. Вошедшее в привычку поспешное, невнимательное, лишенное должного трепета совершение этого Таинства, сильно обеднило нашу духовную жизнь. Эпоха великомучеников, первые три с небольшим столетия христианской истории были временами, когда христиане долго готовились к принятию Крещения и крестились взрослыми. Они посещали Литургию, слушали Писание и уходили на словах «Оглашенные, изыдите». Епископы и пресвитеры вели с ними беседы. Они учились молиться. Напряженное и неспешное приготовление к Таинству рождало после совершения самого Таинства глубокий внутренний опыт. Это был именно живой опыт рождения заново, опыт приобщения к Воскресшему Христу, опыт вхождения в жизнь будущего века. Этим отчасти объясняется мужественная борьба с грехом и удивительное долготерпение в страданиях, которыми славилась Церковь тех далеких веков.
Но что делать нам, тем, кто крещен в детстве, нуждается в покаянных слезах и кроме них лишен всякой иной влаги, очищающей душу? Нам нужно перерождаться через покаяние. Слезы упомянуты не случайно. Начало земной жизни младенца, по отделении его от материнского организма, ознаменовано плачевным криком. Точно так же кричит и плачет душа, перерождаясь, так же с криком и слезами, утомленная суетой, она срывает с себя прилипшие греховные покровы. Мы так хотим провести жизнь в смехе, так влюблены в веселье, любое, по всякому поводу, что громом должны звучать для нас слова из молитвы Златоуста: «Дай мне, Господи, слезы, память смертную и умиление». Будем просить на молитве у Бога слез и памяти смертной и мы, чтобы в неизвестный и трепетный день обрести для себя Бога милостивым.
Ворота и путь, ведущие в вечную жизнь, узки. В них нельзя свободно войти, но можно только протиснуться. Это тоже образ, очень похожий на рождение. Ребенок, рождаясь, что иное делает, как не протискивается, не усиливается с болью и мукой пополам, выйти наружу и обрести свободу?
Покаяние это и есть умирание, умирание для греха и оживание для Бога. «Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 6:11) это однажды в жизни совершается через Крещение, и затем всю жизнь продолжается через исполнение заповедей и борьбу со страстями.
Старец Силуан Афонский писал в своем знаменитом дневнике, что истинная христианская жизнь это – опыт умирания для греха и приготовления к вечности. Интересно, что Платон приблизительно в тех же терминах высказывался о целях истинной философии. «Она учит умирать», — говорил Платон, имея в виду тот разрыв с мирскими связями и умирание для суеты, которые свойственны истинной философии.
Ко многим событиям повседневной жизни отцы советовали относиться так, как если бы человек уже умер. Например, как мертвый нужно учиться реагировать на похвалу и ругань.
И грехи свои нужно учиться оплакивать так, словно в доме у тебя – покойник.
Ко всяким слухам и сплетням, ко всей информационной мишуре тоже было бы неплохо относиться с вниманием погребенного мертвеца.
Высоко все это. Столь высоко, что кажется недосягаемым. Знаю. Согласен. Но само чтение повестей и изречений из жизни великих отцов пустыни каким-то тайным образом лечит душу и прививает ей небесные мысли. Не уходя в монастырь, не переставая жить в многоэтажке и посещать супермаркет, мы все же имеем одинаковую со всеми христианами древности задачу: исполнить заповеди. Исполнение заповедей должно умертвить грех и оживить дух. «Если Христос в вас, то плоть мертва для греха, а дух жив для Господа», — говорит святой Павел. И еще говорит: «Да не царствует грех в мертвенной плоти вашей» Подобных слов, построенных на антитезе смерти и жизни, смерти для греха и жизни для Господа у Павла много.
Плакать над гробом не стыдно. Плакать и растворять скорбь молитвой и раздачей милостыни. Кто-то из отцов пустыни сказал, что если мы услышим о приближении смерти к одному из братьев, мы должны поспешить к нему. Во-первых, чтобы молитвой укрепить уходящего человека в минуты или часы последней борьбы. А во-вторых, чтобы ощутить сердцем эту великую тайну – разлучение души с телом. Сердце почувствует больше, нежели увидят глаза и услышат уши. Человек взбодрится, ощутит страх Божий, отряхнет от себя уныние и маловерие. Потому, что «возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его» (Еккл. 12:7)
Важная деталь: в заупокойных богослужениях есть частые обращения к мученикам. Кровь страдальцев за Имя Христово это – царская багряница Церкви. Христос пролил кровь за род человеческий. Мученики пролили кровь за Христа. В этом взаимном пролитии крови Господь и мученики вошли в таинственное и неразлучное единение. Нередко люди, решившиеся на любые страдания за Христа, видели Его. Он являлся им, укрепляя и ободряя. Поэтому слово «мученик» по-гречески звучит, как «мартирос» и означает не только страдальца, но и свидетеля. Мученик не просто верит. Он уже видит. Его внутреннему взору приоткрыта реальность иной, будущей жизни, и мученик возвещает нам о вечности и духовной реальности больше любого богослова. Значит почитание Христовых страдальцев способно ободрить нашу испуганную и уставшую душу. Прежде чем мы приступим к « к горе Сиону, и ко граду Бога Живаго, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов; к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства» (Евр. 12:22-23), нам предстоит часто призывать в молитве имена этих праведников, достигших совершенства.
Но самое главное, конечно, это Великий пост и Пасха. Радость Пасхальной ночи это именно радость победы над «последним врагом», как написано: «Последний же враг истребится – смерть» (1 Кор. 15:26) Текст пасхального канона буквально переполнен выражениями радости о победе над смертью. — «Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечного начало, и, играющее поем Виновного»
— «Безмерное Твое благоутробие адовыми узами содержимии зрящее, к свету идяху, Христе, веселыми ногами, Пасху хвалящее вечную»
— «Вчера сраспинахся Тебе, Христе, совосстаю днесь, воскресшу Тебе. Сраспинахся Тебе вчера, Сам мя прослави, Спасе, во Царствии Твоем».
Смысл последнего тропаря важен особенно. Он говорит о том, что для того, чтобы наше естество ощутило победу Христа над смертью, необходимо, чтобы мы приняли участие и в Христовых страданиях. Терпеливое, длительное и честное перед Лицом Бога самоумерщвление в течение поста, на Пасху увенчается обновлением и радостным очищением. Благодатный опыт переживания Пасхи Христовой, вот, что более всего нужно нам, стремящимся в жизни будущего века.
Многие строчки псалмов, известные по букве, открывают в эти свой тайный смысл. «Обновится, яко орляя, юность твоя», «Возрадуется язык мой правде Твоей», «Все кости мои рекут: Господи, Господи, кто подобен Тебе?», «Возрадуются кости смиренные» и проч. Воистину, язык радуется, говоря «Христос воскресе!». И каждая косточка знает, что раз Христос воскрес, то будет день, когда зазвучит слово: «кости сухие! Слушайте слово Господне! … Вот, Я введу дух в вас и оживете» (Иез. 37:4)
Слово огласительное Иоанна Златоуста тоже упоминает об изменившемся отношении к смерти. Святитель призывает не рыдать об убожестве, ибо «вилось общее Царство» не унывать о грехах, ибо «прощения воссияло из гроба»; и не бояться смерти, «освободила бо нас Спасова смерть»
Итак, в Пасхе мы имеем врачество от всех недугов. И если, как пишет митрополит Иерофей (Влахос) мы продолжаем рыдать, унывать и страшиться, то это значит, что свет Христова Воскресения еще не осветил всех уголков нашей души.
При этом одной Пасхи в год не хватит, чтобы жить ее светом до следующего года. Лампаду веры задует ветер или в ней закончится масло. Чтобы Пасха стала смыслообразующим центром христианской жизни, Церковь празднует ее еженедельно, пятьдесят два раза в году. Каждое воскресенье – малая Пасха. Об этом говорит чтение соответствующих текстов Евангелия на утрене, воскресная песнь после Евангелия и все богатство Октоиха. Собираться на воскресную службу нам следует именно как на праздник победы над смертью, с любовью и благодарностью к Победителю-Иисусу, невидимо дориносимому ангельскими чинами на Таинстве Евхаристии.
Нам тоже предстоит дальнее путешествие к престолу Божию. Нам тоже нужно будет напитаться особенной пищей ради этого путешествия – Телом и Кровью Господа.
Вот только всерьез думать об этом надо в течение всей жизни, а не в самом конце, как двоечник перед экзаменом.
Читайте также:
Неотвратимая трагичность бытия