Кто такие экуменисты в православии
Русская Православная Церковь и экуменическое движение
 |
| Протоиерей Максим Козлов |
Прежде чем говорить об участии Русской Православной Церкви в экуменическом движении, следует сделать некоторые уточнения. В собственном смысле слова под экуменическим движением понимают движение многочисленных, главным образом протестантских, деноминаций, декларирующих своей целью достижение возможно полного единства между последователями различных христианских исповеданий. Первой конференцией различных христианских исповеданий стала Всемирная миссионерская конференция в июне 1910 года в городе Эдинбурге, одна из комиссий которой называлась «Сотрудничество в области достижения единства». Конференция прошла без участия православных представителей. Почти одновременно, в октябре 1910 года, на ежегодной конференции Американской Епископальной Церкви в городе Цинциннати (Соединенные Штаты Америки) была принята резолюция об образовании специальной комиссии для созыва всемирной конференции по вопросам веры и церковного устройства. Отсюда эту дату, 19 октября 1910 года, можно с определенной долей условности считать началом экуменического движения в современном смысле этого слова. Это решение привело впоследствии к созданию так называемого Всемирного Совета Церквей.
Решение о создании Всемирного Совета Церквей (ныне широко употребляемая аббревиатура ВСЦ) было принято в мае 1938 года на консультативной конференции в городе Утрехте (Нидерланды). А первая ассамблея Всемирного Совета Церквей, состоявшаяся в 1948 году в Амстердаме, по существу завершила процесс организационного оформления экуменического движения. Таким образом, применительно к истории Русской Православной Церкви до 1917 года представляется вообще затруднительным использование термина «экуменическое движение». В этом смысле название таких книг как «Православие и экуменизм» с привлечением материала XVIII–XIX веков чисто исторически не вполне корректно. Целесообразно говорить лишь о межконфессиональных контактах Русской Церкви. В этот период истории Русской Церкви с точки зрения рассматриваемой нами темы нас могут интересовать, во-первых, высказывания авторитетных иерархов, богословов, подвижников благочестия Российской Церкви, многие из которых ныне канонизированы, по вопросам, касающимся отношения Православной Церкви к инославию и вопросам церковного единства и церковного общения, а также, естественно, официальные суждения священноначалия, Святейшего Синода по данным проблемам. Во-вторых, нас также должны интересовать непосредственные контакты Российской Церкви с инославным миром, как на личном уровне (известная переписка А.С.Хомякова с архидиаконом Англиканской Церкви Уильямом Пальмером), так и на официальном уровне, контакты, имевшие своей целью вероисповедное единство и установление полного церковного общения.
Прежде всего, следует отметить, что суждения русских богословов по данным вопросам характеризуются крайне незначительным разбросом мнений. Практически все русские богословы определяют инославных (римо-католики, англикане, лютеране и другие) как еретиков и прямо называют их этим словом. Это справедливо даже к таким дипломатичным и осторожным в выражениях авторам, как, например, святитель Филарет Московский. Составить целостное представление о позиции святителя Филарета в данном вопросе, скажем, на основании мыслей, высказанных в раннем его творении «Разговорах между испытующим и уверенным» не представляется возможным, так как эта книга, написанная в 1815 году в определенных условиях и с определенными целями, отражает еще формирующиеся взгляды великого иерарха и святителя нашей Церкви. Впоследствии святитель высказывался об инославных, в том числе и о католиках, значительно более резко: «Терпимость значит не признание ереси, а только отсутствие гонения, допущение иноверцам пребывать в своей природной религии, коснеть в заблуждениях, доколе не озарит их свет благодати. Квакер ли это или еврей, гернгутер или мусульманин, папежник или язычник». Какая пара — папежник или язычник — на одном уровне! ( М.К,) (Собрание мнений и отзывов. Т. 4. С. 557).
Небезынтересно также рассмотреть, как решался русскими богословами вопрос о действительности таинств, совершаемых в инославных сообществах. В этом вопросе можно выделить 2 основных подхода. Одни авторы полностью исключают возможность совершения таинств в неправославной Церкви и соответственно рассматривают все таинства инославных, за исключением разве что крещения, как безблагодатные. Такого мнения придерживались святитель Игнатий (Брянчанинов), А.С.Хомяков, архиепископ Иларион (Троицкий), митрополит Елевферий (Богоявленский), митрополит Антоний (Храповицкий). Близкую к этой позицию занимал архиепископ Серафим (Соболев), который, признавая действительность таких таинств как миропомазание или священство, тем не менее отказывался признавать их действенность, а следовательно, и спасительность.
Об официальной позиции Русской Православной Церкви по этому вопросу можно судить, например, по ответному посланию Святейшего Синода Русской Православной Церкви от 25 февраля 1903 года на Окружное послание Константинопольского патриарха Иоакима III, где утверждается, что Русская Церковь признает крещение западных христиан и чтит апостольское преемство латинской иерархии. Такой умеренной позиции придерживалось тогда большинство русских богословов. Более обстоятельно вопрос об отношении Русской Церкви к инославию и о действительности таинств в отделившихся от православной Церкви сообществах был разработан в трудах Святейшего патриарха Сергия (Страгородского). Сущность взглядов патриарха Сергия кратко выражена в словах этого выдающегося, не во всем до конца оцененного богослова Русской Церкви: «Хотя и действительно некоторые таинства у инославных, хотя они и имеют право на имя христиан с вытекающими последствиями, хотя и остаются в ограде церковной и даже на паперти, все же в церковной Евхаристии они не участвуют. Двух не сообщающихся между собой Евхаристий, одинаково Христовых и одинаково истинных быть не может, как не может быть двух Христов и двух Церквей». Не претендуя на какие-либо обобщения, мы тем не менее можем отметить, насколько мы занимались этой темой, не удалось обнаружить ни официальных документов Русской Церкви, ни высказываний наших авторитетных богословов XIX— начала ХХ века, в которых сколько-нибудь определенно утверждалось, что те или иные инославные конфессии обладают истинной Евхаристией. Позиция по данному вопросу Святейшего патриарха Сергия и Русской Церкви считалась общепринятой, по крайней мере до 60-х годов. Так, еще в 1959 году профессор Ленинградской духовной академии Николай Успенский на страницах ЖМП (№ 7 за 1959 год) характеризует работы патриарха Сергия как последнее слово русской богословской науки по вопросу об отношении Православной Церкви к инославию. Таким образом, русская богословская мысль начала века не делала принципиального различия между современными западными христианами и еретиками древности.
Митрополит Антоний (Храповицкий) в 1915 году писал, что «…Православная Церковь не полагает никакой качественной разницы между так называемыми на светском языке инославными христианами Европы и древними еретиками, ибо, когда первые изъявляют свое желание присоединиться к Церкви, то римо-католиков принимают в общение тем же самым чином, как ариан, несториан, монофизитов и тому подобное, а протестантов, как еще более далеких от Церкви, чем названные еретики, через миропомазание». Следствием такого взгляда на инославный мир явилось безусловное признание истинной Церковью только Церкви Православной. В ответном послании Святейшего Синода от 25 февраля 1903 года говорится, что задача Православной Церкви в отношении инославных состоит в раскрытии им православной веры и той истины, что только наша Восточная Православная Церковь, неповрежденно сохранившая всецелый залог Христов, есть в настоящее время Церковь Вселенская. Естественно, что и восстановление церковного единства мыслилось только как воссоединение инославных со всей полнотой Православной Церкви. При этом в качестве непременного условия для основания такого воссоединения рассматривалось достижение полного единства в вопросах вероучения.
В послании митрополита Санкт-Петербургского Исидора, которое в 1870 году было от имени Святейшего Синода отправлено в Американскую епископальную Церковь, отмечалось, что «прежде взаимного общения в таинствах необходимо полное согласие в вере, так как первое может основываться только на последнем». Однако следует отметить, что такая принципиальная и последовательная позиция Русской Церкви в вопросах достижения межхристианского единства сочеталась с терпимостью, доброжелательностью к инославным, открытостью к диалогу с ними на всех уровнях и с искренним стремлением к единству. Не было иной раз так свойственной околоцерковной публицистике тенденции подчеркнуть теневые стороны, удовлетвориться состоянием разделения и собственной правильности, при этом позволительно предположить, что многочисленные браки представителей дома Романовых с представительницами протестантских династий в свое время имели смягчающее влияние на позицию постановлений Святейшего Синода, а с другой стороны, самая возможность этих браков находилась в контексте богословского подхода к инославию Российской Православной Церкви.
Что касается официальных межконфессиональных контактов, имевших непосредственное отношение к вопросу о восстановлении общения с инославными, то в рассматриваемый период у Русской Православной Церкви многочисленными они не были. Следует прежде всего отметить контакты с англиканами, которые имели место еще в 1716–1720 годах. До того можно вспомнить только своеобразный диалог между царем Иоанном Грозным и лютеранским пастором. Предание гласит, что после краткой дискуссии о сравнительном сотериологическом значении веры и добрых дел пастор имел неосторожность сравнить Лютера с апостолом Павлом, после чего царь прекратил дискуссию вполне небогословскими аргументами, ударив его хлыстом, со словами: «Ступай ты (далее нецитируемое публично выражение) со своим Лютером». На этом общение с лютеранами прекратилось.
В начале XVIII века с вопросом воссоединения с Русской Православной Церковью обратилась группа англиканских епископов, так называемых «неприсягающих», отделившихся от Англиканской Церкви в 1690 году, после того как они отказались присягать на верность королю Вильгельму III. Контакты с Англиканской Церковью активизировались в 60-х годах XIXвека вследствие соприкосновения обеих Церквей на северо-западном побережье Америки. Начавшияся дискуссии о воссоединении велись до 1870 года, но не привели к конкретным результатам по той причине, что стороны рассматривали сущность единения неодинаково. Англикане стремились прежде к практическому единению на основе общения в таинствах, не придавая значения догматическим различиям, православные не допускали единения без согласия в вере. Контакты с англиканами возобновились в конце XIX века. Переговоры о возможности сближения имели место в 1895–1897 годах. В начале ХХ века возобновились переговоры с Епископальной Церковью в США при участии святителя Тихона, будущего патриарха Московского и всея Руси, тогда епископа Русской Православной Церкви Северной Америки. Следует сказать, что лично святитель Тихон к представителям Епископальной Церкви относился весьма благожелательно. Известны два таких весьма характерных факта. Сей ревнитель православия и отеческих преданий однажды находился на рукоположении англиканского епископа Графтона в городе Фон-дю-лак в штате Милуоки, находился в епископской мантии, стоял в апсиде алтарной части англиканского храма и молился во время этого богослужения (эта фотография святителя Тихона очень известная, она опубликована в 1-м томе «Православной энциклопедии» в статье про Англиканскую Церковь) и равно известно, что, когда в Калифорнии произошло страшное землетрясение, то святитель Тихон послал одному из приходов, с которым до того имел непосредственное общение, в качестве дара евхаристические сосуды, чем наглядно засвидетельствовал свое отношение к тогдашней Епископальной Церкви в Америке, Но подчеркнем, именно в тогдашней, а не той, во что она превратилась ныне, в начале ХХIвека, введя не только женский епископат, но и совершив недавно рукоположение открытого «епископа»-извращенца, после которого наша Церковь была вынуждена уйти с всех диалогов с Епископальной Церковью Соединенных Штатов Америки.
В 1894–1914 годах Русская Православная Церковь вела богословский диалог также и со старокатоликами, который осуществлялся в рамках так называемой Петербург-Роттердамской комиссии. Однако и эти попытки не увенчались успехом. Конечная цель — восстановление церковного единства — не была достигнута. Говоря о межконфессиональных контактах, имеющих прямое отношение к восстановлению церковного общения, приходится признать, что в Русской Православной Церкви до 1917 года они, в основном, носили случайный характер. С другой стороны, сама инициатива их чаще исходила от инославной стороны. Говорить об участии Русской Церкви в этот период в каком-то движении, направленном на достижение межхристианского единства, исторически не представляется возможным. Кроме того, следует признать и отсутствие в это время у Русской Церкви сколько-нибудь разработанной концепции такого участия. Впрочем, потребность такой концепции в начале ХХ столетия несомненно ощущалась, что нашло отражение в решениях Поместного Собора 1917–1918 годов, в рамках которого действовал Отдел единства христианских Церквей. На последнем заседании Собора 7–20 ноября 1918 года было решено продолжить диалог о единстве с англиканами и старокатоликами, основываясь на доктрине и традициях древней неразделенной Церкви. Соборным определением предписывалось создать постоянную комиссию с отделениями в России и за рубежом для изучения разногласий на пути объединения с англиканами и старокатоликами. Комиссии поручалось обеспечить скорейшее достижение поставленной цели для церковного единства. Однако понятно, что последующие события послереволюционных лет конечно же помешали этим решениям осуществиться.
Межконфессиональные контакты XIX— начала ХХ века представляли собой двусторонние диалоги. Участвовавшие в них стороны были совершенно свободны, независимы одна от другой. В середине ХХ века экуменизм — всемирно направленное движение с определенной структурой, ядром которого уже являлся Всемирный Совет Церквей. Интеграция в это движение автоматически делала ту или иную Церковь частью огромного целого и неизбежно налагала на нее определенные обязательства, принятие которых могло входить в противоречие с ее традицией. Так, для Русской Церкви особую остроту приобрел тогда вопрос о допустимости для православных участвовать в совместных экуменических молитвах с инославными, поскольку к этому времени эти молитвы сделались неотъемлемой частью экуменических мероприятий. Структурное оформление экуменического движения заставляло относиться к вопросу о вступлении в него с максимальной осторожностью, ибо уже было очевидно, что вступить в него будет значительно легче, чем выйти обратно. Не мог не смущать православных и самый дух этого движения. Когда говорят о вступлении Русской Православной Церкви в экуменическое движение, то в качестве исторического прецедента указывают на опыт участия Русской Церкви в межхристианских контактах в начале ХХ века, в частности на упоминавшуюся нами деятельность святителя Тихона, однако при этом упускают из виду, что это были не совсем те же самые инославные. Англикане и старокатолики, с которыми вела переговоры Русская Церковь в начале века были тогда наиболее близкими нам инославными, к тому же искренне интересовавшимися православием и размышлявшими о воссоединении с ним. Например, глава Епископальной Церкви в Америке епископ Графтон в статье «Соединение Восточной и Англиканской Церквей» призывал всех англиканских епископов ни много, ни мало принять во всей полноте православное вероучение. Ну что ж было не общаться с таким человеком? Можно ли хотя бы предположить, чтобы с подобным обращением выступил бы кто-нибудь из современных протестантских представителей, лидеров Всемирного Совета Церквей? В середине века тон в экуменическом движении задавало протестантское большинство, которое было внутренне чуждо православию, да и не проявляло к нему серьезного интереса.
Единственной целью диалогов Русской Церкви с инославными в XIX — начале ХХ века было восстановление полного церковного общения, достижение которого мыслилось возможным только на основании полного единства в вере. В экуменическом движении середины столетия достижение единства в вере являлось лишь одной из целей движения, притом не всегда доминирующей. Как мы уже видели, русская богословская мысль начала века понимала восстановление церковного единства только как воссоединение инославных со всей полнотой православной Церкви. Естественно, что такой подход был совершенно чужд протестантскому большинству в экуменическом движении середины века, которые в вопросе о церковном единстве вдохновлялось идеями интерконфессионализма или так называемой теории ветвей, поэтому для православных было весьма затруднительно принять сам термин «экуменический», по крайней мере в том смысле, какой вкладывается в него экуменистами.
В силу вышеуказанных обстоятельств в Русской Православной Церкви не мог не быть поднят вопрос о том, насколько возможно и оправдано православное свидетельство в таких условиях. Может ли оно дать положительные результаты, не нанесет ли вреда самой Русской Церкви? О том, насколько эти опасения были обоснованы, свидетельствует признание протопресвитера Александра Шмемана, имевшего огромный личный опыт в экуменическом движении, скорее поддерживавшего его, но тем не менее ближе к концу жизни сделавшего следующее заявление: «Характерная особенность участия православных в экуменическом движении заключается в том, что православным не оставили выбора, в том, что им с самого начала назначили вполне определенное место, роль и функцию в рамках экуменического движения. Это назначение основывалось на западных богословских и экклезиологических предпосылках и категориях и выдавало чисто западное происхождение самой экуменической идеи» (опубликовано в статье «Экуменическая боль» в сборнике «Церковь, мир, миссия» М, 1996, с 235). И еще две небольшие цитаты из того же Шмемана: «Всякий, кто всерьез изучал экуменическое движение, мог убедиться, что православные свидетельства (выраженные большей частью, если не исключительно в форме отдельных заявлений православных делегаций, приложенных к протоколам главных экуменических конференций) никогда не оказывала сколько-нибудь заметного влияния на ориентацию и богословское развитие движения как такового» (с.237-238). «Вопросы, которые Запад предложил православным, были сформулированы (цитируем еще одно высказывание Шмемана) в западных терминах и отражали специфический западный опыт и путь развития. Ответы же православных строились по западным образцам, подгонялись к категориям, понятным Западу, но едва ли адекватным православию» (с.247). Вот это в значительной мере определяло внутреннюю характеристику экуменического движения. Сомнительна внутренняя адекватность православию тех ответов, которые вынужденно давались в этих экуменических диалогах.
Новое в блогах
Истинное православие и экуменизм Гундяева. Сатанизм внутри церкви.
Блаженной памяти старец Паисий Святогорец говорил: «Диавол закинул сети, чтобы поймать в них всё человечество. Богатых он хочет уловить масонством, бедных коммунизмом, а верующих экуменизмом».«Экуменизм, общий рынок, одно большое государство, одна религия, сшитая по их мерке – таковы планы у этих диаволов».
Так что же такое экуменизм?
С мнением предобного Иустина перекликаются слова приснопамятного старца, архимандрита Харалампия (Василопулоса): «Экуменизм – страшная напасть. Он ставит своей задачей разрушение Единой Святой и Апостольской Церкви Христовой. Это яростный вихрь сил зла, направленный против Православия». Выдающийся богослов, блаженной памяти старец, архимандрит Афанасий (Митилинеос) называл экуменизм последним предтечей антихриста. Профессор богословия, неутомимый борец за сохранение Православного Предания, отец Феодор (Зисис), так характеризовал экуменическую ересь: «Экуменизм – не только внешняя угроза (и это придаёт подобной идеологии особую опасность)… Самое страшное, что он действует внутри Церкви. Многие пастыри, долг которых – охранять свою паству от расхищения волками (еретиками), бездействуют, так как считают католицизм и протестантизм не еретическими образованиями, а «братскими благодатными церквями»…
По словам приснопамятного профессора, крупнейшего специалиста в области канонического права Константиноса Муратидиса:
«Экуменизм (религиозный синкретизм) это не просто ересь, а сверх-ересь. Ведь, в сущности, подобная идеология ведёт к отрицанию права христианства быть единственным носителем абсолютной истины, низводя его до уровня одной из многих претендующих на истину религиозных систем.
Экуменизм представляет собой самую страшную угрозу для Православной Церкви. Ведь под ударом оказывается не какие-то отдельные положения догматического учения Церкви, а все её догматы и каноническое устройство».
Подобно тому как глобалисты хотят объединить мир и создать всемирное государство с общей экономикой, валютой и единым электронным правительством, экуменисты стремятся к объединению всех религий и ересей в общемировую религию, игнорируя колоссальные догматические противоречия между ними.
Экуменизм – крупнейшая экклезиологическая ересь всех времён, ведь он предполагает уравнивание всех религий и вер.
Особо следует подчеркнуть, что источником и прародителем экуменистической идеологии является масонство, которое насаждает посредством неё общемировую религию эосфоризма (в свою очередь, масонство породил международный сионизм).
Существует разработанный план по объединению всех религий (intercommunio), который планируется осуществить в три этапа.
1.Объединение всех христианских конфессий
2.Объединение всех религий
3.Формирование единой общемировой религии во главе с папой Римским, который передаст власть над миром антихристу.
Современный экуменизм реализуется в двух формах. Существует межхристианский и межрелигиозный экуменизм.
Межхристианский экуменизм предполагает объединение различных христианских «конфессий» (папистов, протестантов, англикан, пятидесятников, монофизитов) с Православной Церковью на базе догматического минимализма. Экуменисты (которые являются догматическими синкретистами) утверждают, что различия между христианами носят непринципиальный характер, вся разница между ними якобы только в формальных традициях и обычаях отдельных «церквей». Согласно их утверждениям, всеми отличиями и своеобразием надо пожертвовать ради стремления к «единству Церкви», которое может выражаться многообразными способами и в различных формах.
Межрелигиозный экуменизм утверждает, что во всех религиях есть здравое зерно и позитивное начало, стремясь к объединению всех вероисповеданий (в первую очередь христианства, ислама и иудаизма)… Руководствуясь принципом «межрелигиозного синкретизма», экуменисты призывают нас искать «общие богословские начала», которые есть во всех «монотеистических религиях», чтобы способствовать религиозному единству ойкумены.
Чтобы добиться своих целей, экуменизм вынуждает пересмотреть или предать забвению основополагающие принципы Православия.
Он пропагандирует идею о «Разделенных Церквах»,согласно которойХристианская Церковь является единой и включает в себя христиан каждой конфессии с момента, когда ими принято крещение. Тем самым все «христианские конфессии» являются «Церквами-сестрами». Речь идет о теории крещального богословия.
На тех же принципах строится и теория «Всемирной видимой Церкви». Церковь, которая, якобы в настоящий момент существует «невидимо» и состоит из всех христиан, явится в своём видимом измерении с помощью общих усилий, направленных на её объединение. Подобные взгляды являются порождением протестантской «теории ветвей», согласно которой Церковь — это «дерево» с «ветвями» из всех «христианских конфессий», при этом каждая из них содержит только часть истины. Сюда же примыкает и теория о «двух лёгких», которая была разработана в среде православных экуменистов и папистов. Согласно ей Православие и папизм являются двумя лёгкими, с помощью которых дышит Церковь. Следовательно для того, чтобы она начала дышать правильно, необходимо синхронизировать дыхание двух лёгких.
Основополагающим принципом экуменистической идеологии является положение о допустимости совместных молитв между православными и еретиками (запрещается только совместное богослужение). Цель Экуменизма состоит не в том, чтобы опустели храмы. Совсем наоборот – экуменисты желают, чтобы церкви были переполнены людьми, но только чтобы эти «верующие» исповедовали искажённое вероучение экуменизма.
В методологии, используемой экуменистами для сближения христиан, сочетается догматический минимализм с догматическим максимализмом. Что касается догматического минимализма, то речь идёт о стремлении нивелировать догматы, сократив их до «минимума самых необходимых». Через это легче будет преодолеть догматические различия между «конфессиями» и прийти к «соединению христиан». Однако, фактическим следствием этого подхода является пересмотр догматов, унижение и минимизация их значения.
Что же касается догматического максимализма, то под ним следует понимать стремление некоторых добавлять новые слова и термины в догматы, чтобы якобы лучше разъяснять веру или стремиться к новому более широкому толкованию10.
Несомненным порождением экуменизма является расцветшая в последнее время пост-патристическая (неопатристическая) ересь11.
Подобная идеология предлагает преодолеть Святоотеческое Предание и предать забвению наследие Святых отцов Православной Церкви, заменив их современными «новыми отцами» неопатристами – экуменистами.
Цель борьбы со Святыми отцами вполне очевидна: неопатристы стремятся проложить дорогу к псевдо «объединению» с еретиками и инославными, стирая установленную отцами Церкви грань между правдой и заблуждением, Православием и ересью.
Перевод Тасоса Михаилидиса.
Патриарх Кирилл – агент КГБ, миллиардер и православный \»ястреб\»?
Увлечения Гундяева нетипичны для церковной среды – горные лыжи, породистые собаки, водные лыжи и скоростное вождение автомобиля.
Версии: Патриарх Кирилл – агент КГБ, миллиардер и православный «ястреб»
«Председатель отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, постоянный член Священного Синода, митрополит Смоленский и Калининградский. Почетный и действительный
член многих академий. Большинство православных о гражданине РФ по имени Кирилл Гундяев, ставшем патриархом Московским и всея Руси, знали не больше приведенных выше кратких подробностей.
И правда, служители церкви не привыкли раскрывать подробности своей личной жизни, взглядов и предпочтений. В случае же с Кириллом мы имеем прямо противоположную ситуацию. Он не только не скрывал своих радикальных религиозных взглядов, но и активно распространял их как в России, так и за ее пределами. Он стал первым церковным иерархом России взявшимся за проведение авторской телепрограммы. «Слово Пастыря» вместе с бессменным ведущим и одним из основных кандидатов на патриарший престол благодаря ОРТ регулярно смотрели миллионы верующих.
Выдвигаемые им идеи вращались вокруг превращения Церкви в настоящее государство в государстве, обеспечения ее финансово, политически и организационно. Именно Кирилл потребовал перечислять часть подоходного налога россиян в бюджет религиозных организаций, в том числе Русской православной церкви. Именно он стал активно пропагандировать активное вмешательство Церкви в светскую жизнь и в политику, в том числе для ее влияния на власть с позиции «Священство выше Царства».
Выступая с торжественной речью по случаю своей интронизации, Патриарх назвал себя «защитником внешних канонических рубежей Церкви».
Считая своей задачей и заботу о единстве вселенского православия, он заверил, что всегда будет открыт «к диалогу с церквами-сестрами и к совместным усилиям, которые помогли бы укрепить и усовершенствовать всеправославное сотрудничество, добиться большей координации пастырских и миссионерских усилий».
Согласно официальной биографии, патриарх родился 20 ноября 1946 в Ленинграде в семье репрессированных служителей Церкви. Потомственный священник.
В школе не вступал по религиозным убеждениям в пионеры и комсомол. Стал героем антирелигиозной публикации в городской газете.
В 15 лет ушел из школы и работал в геологической экспедиции.
1969 г. – с отличием закончил Ленинградскую духовную академию.
1 июня 1970 получил степень кандидата богословия за сочинение «Становление и развитие церковной иерархии и учение Православной Церкви о ее благодатном характере».
В 1972 году сопровождал Патриарха Пимена в его поездке по странам Ближнего Востока, а также в Болгарию, Югославию, Грецию и Румынию.
В ноябре 1975 года на экуменической ассамблее в Найроби осудил письмо диссидента, о. Глеба Якунина о гонениях на верующих в СССР и отрицал факты нарушения прав верующих.
12 октября 1978 освобожден от должности заместителя Патриаршего Экзарха Западной Европы и назначен управляющим патриаршими приходами в Финляндии (окормлял их до 1984 года).
С 27 по 29 марта 1979 г. участвовал в Консультации «Ответственность Церквей СССР и США за разоружение».
С 12 по 24 июля того же года возглавил делегацию РПЦ на Всемирной Конференции «Вера, наука и будущее» в Кембридже (США).
26 декабря 1984 назначен архиепископом Смоленским и Вяземским. Как отмечает интернет-издание «Стрингер», перевод в Смоленск являлся для архиепископа Кирилла понижением и свидетельствовал об опале со стороны государственных надзирательных органов.
25 февраля 1991 возведен в сан митрополита.