Кто такие остарбайтеры в истории

«Остарбайтеры». Эпизод первый

День начала войны остарбайтеры вспоминают как что-то далекое. О войне сообщают по радио, если оно есть. В деревнях слышат гул самолетов над степью. Но война приходит потом. К 1942 году на германских заводах уже не хватает рук. Немцы начинают искать на востоке рабочую силу. Выбирают из тех, кто не смог бежать и не был мобилизован. Вот их рассказ.

Одна из попавших в облаву — Анна Гуляева. Она родилась в 1926 году под Смоленском, в деревне Карцево, была первым ребенком в многодетной деревенской семье. Если вы внимательно послушали эпизод, вы услышали ее голос: это девушка, которая описывает появление немцев.

Понаехали на мотоциклах! Куры бегут, кричат, гуси визжат, пищат. Боже мой! Страху столько было. И вот потом заходют. А мы как раз завтракали. Много нас собралось, 12 человек у хате было. И он, немец, пришел, как глянул, что мы так вот сидим за столом, и начал считать. А меня как черт дернул. Я говорю: «Двенадцать, — по-немецки сказала, — цвельф». Потому что уже ж мы училися, я немецкий уже в пятом классе изучала. Так он говорит: «Гут, мэдхен, гут».

Солдаты остались на постой, но Анну не трогали. Летом она работала в поле, зимой расчищала железную дорогу. 28 февраля 1942 года ее угнали в Германию.

Везли нас девять дней. В товарных вагонах. Там нары, солома. Ни туалета, ничего. Вот такая дырка в полу. И все, и как хочешь. Только хорошо, что одни девчата ехали. Так уже там, по очереди. Вы меня простите, что я откровенно так говорю.

Вместе с другими девушками Анна прошла дезинфекцию и попала на биржу труда в городе Шверин.

Анна Кондрашова (справа), Минск Фото: Архив Международного Мемориала

Мы жили в бараке. 24 человека нас было в одной комнате. Сушили картошку. Это называлось трокен-фабрик. И нас водили на эту фабрику. Пришел вагон — картошку надо разгружать, значит. У нас такой там был, который нами заведовал. Как бы он старший такой. Его фамилия была Буйлер. Здоровый такой, пузатый мужик. Так он только: «Ну, скоро тут! Шнель, шнель, шнель!» Вагон картошки — 40 тонн. А за три часа надо выгрузить этот вагон. Плачешь и работаешь.

1 мая 1945 года Шверин освободили американцы. Девушки самостоятельно пошли к границе с СССР и встретили красноармейцев.

Смотрим, солдат полно стоит. А эти ж уже хлопцы, которые награбили. У их и костюмы, у их и все есть, и даже патефоны, пластинки. «Ну, — говорят, — девчата, будет вам Варфоломеевская ночь». А мы говорим: «А что это такое Варфоломеевская ночь?» — «Ну, — говорят, — узнаете». Ладно. А есть-то хочется.

Анна (стоит крайняя справа) Фото: Архив Международного Мемориала

Но с Анной и другими девушками ничего плохого не случилось. Красноармейцы оставили их работать по хозяйству при воинской части в деревне Клокзин. Анна вернулась домой лишь год спустя. Ей, бывшей пленной, было трудно найти работу. Она уехала в Минск, устроилась стрелочницей на железной дороге. Вышла замуж. Родила троих детей. У нее есть много историй о жизни в оккупации, которые не вошли в первый эпизод подкаста. Вот одна из них.

Источник

Как остарбайтеры сберегали трудовые рейхсмарки

Вот это неполиткорректная тема. Для исторической пропаганды она все равно, что кирпич в витрину.

Немногочисленная литература по немецкой политике на оккупированных территориях СССР непременно содержит тему про «угон в германское рабство». Немецкие же документы говорят о том, что остарбайтерам в Германии платили зарплату, они даже делали сбережения, которым в переписке нескольких ведомств оказалось посвящено неожиданно много внимания. Вопрос о сбережениях остарбайтеров в Германии, где их хранить и как переводить, возник осенью 1942 года, а последний документ, который удалось отыскать, относится к январю 1945 года.

Впрочем, подобные темы, иногда обнаруженные в немецких документах, интересны тем, что они приоткрывают пружины и подоплеку нацистской политики, планы и намерения, из которых они исходили в своих действиях.

Так вот, планы насчет остарбайтеров были намного более далеко идущими, чем просто «эксплуатация рабского труда». Судя по всему, из них пытались сделать одну из опор немецкой власти на оккупированных территориях.

Откуда у остарбайтеров деньги?

Рейсхмарки у остарбайтеров были из заработной платы. Чтобы избежать долгой и бесполезной дискуссии, надо изложить вкратце систему найма и оплаты труда остарбайтеров.

Набор работников на Украине начался в конце 1941 года, первые поезда были отправлены в Германию в феврале 1942 года.

По прибытии в Германию остарбайтеры некоторое время жили в сортировочном лагере, откуда их разбирали различные фирмы и организации. Работники могли оказаться на самых разных рабочих местах: от крупного военного завода до мелкой мастерской или коммунального предприятия. Это влияло на их дальнейшую жизнь и работу, поскольку, к примеру, работники крупного военного завода, как правило, жили в барачном лагере, принадлежащем заводу, но регулярно получали плату, тогда как работники мелких предприятий чаще всего жили на частных квартирах, но могли получать мало и с задержками.

В среднем в 1942 году немецкий рабочий получал от 21,3 до 22,4 рейхсмарок в неделю.

Остарбайтер получал 15,4 рейхсмарок в неделю, но при этом у него из зарплаты вычитали 1,5 рейхсмарки за проживание и питание в день или 10,5 рейхсмарок в неделю. На руки выдавалось 4,9 рейхсмарок. В месячном расчете немецкий рабочий получал от 217, до 225 рейхсмарок, остарайбайтер – 100,5 рейхсмарок, удерживалось 45 рейхсмарок и на руки выдавалось 55,5 рейхсмарок.

100 рейхсмарок – это немало.

По официальному курсу (1 рейхсмарка = 10 рублям) это 1000 рублей. Средняя зарплата рабочих на наших военных заводах в 1942 году составляла 600–700 рублей, а квалифицированный рабочий авиазавода получал около 800 рублей. Даже после вычета на руках остарбайтера оставалась сумма около 550 рублей, что больше, чем могли получить за месяц работники непромышленных отраслей хозяйства.

Вся дальнейшая история закрутилась как раз вокруг вот этих, выдаваемых остарбайтерам наличностью рейхсмарок.

Нужда в сбережении

Набор работников на Украине носил следы экспромта, вызванного как переводом немецкого хозяйства в режим тотальной мобилизации, состоявшимся весной 1942 года, так и массовым призывом немецких работников в армию. Собственно, иностранные рабочие должны были заместить это мобилизационное выбытие.

Судя по всему, первоначально о финансовых проблемах, связанных с остарбайтерами, не думали. Однако появились они быстро.

Первая проблема – остарбайтеры привезли с собой некоторое количество рублей, а на Украине с 6 июля 1942 года начался обмен рублей крупных номиналов (10 рублей и выше) на валюту Рейхскомиссариата Украина – карбованцы. 25 июля 1942 года рейсхкомиссар Украины Эрих Кох написал руководству Центрального экономического банка Украины (Zentralwirtschaftsbank Ukraine, ZWB U), чтобы они до конца сентября 1942 года поменяли рубли остарбайтеров (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 68, л. 125).

Окончания этой истории мне найти не удалось, но, видимо, поменяли рубли на рейхсмарки по официальному курсу.

Вопрос о накоплениях остарбайтеров возник сразу же.

Во-первых, получая на руки рейхсмарки, работники почти не могли их тратить, поскольку в лагерях остарбайтеров торговля была развита слабо, а в немецкие магазины у них доступа не было, да и немецкая розничная торговля была зарегулирована карточной системой.

Во-вторых, остарбайтеры не имели права пользоваться немецкими банками.

В-третьих, вывоз наличных денег за границу рейха был запрещен; можно было иметь с собой не более 10 рейхсмарок в мелкой монете.

Получалось, что остарбайтеры накапливали выданные им деньги, но ничего сделать с ними не могли.

Уже 5 августа 1942 года берлинское бюро Центрального экономического банка Украины внесло предложение создать накопительную систему для остарбайтеров. В Германии в то время использовались «накопительные марки» (Sparmarke), стоимостью в 1, 3, 5 или 10 рейхсмарок, которые наклеивались на специальные накопительные карточки, подписанные именем владельца. Карточку, полностью заполненную марками, можно было отдать в банк и получить сумму наличностью или же зачислить на сберегательный счет. У карточки было 135 полей и минимально можно было накопить 135 рейсхмарок. Банк предложил, чтобы карточка пересылалась к ним, если на ней накоплено 90 рейхсмарок или более (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 68, л. 138–142).

Пока вопрос обсуждался в высоких инстанциях, некоторые фирмы сами заводили собственную систему сбережения для остарбайтеров.

К примеру, фирма Adam Opel AG в Руссельсхайме по просьбе работавших там остарбайтеров завела в рабочем лагере кассу, куда работники могли отдавать на хранение наличные деньги, во избежание их кражи. Фирма открыла в местном банке счет и кредит для обслуживания кассовых операций (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 69, л. 48).

Сам Центральный экономический банк Украины также принимал сбережения остарбайтеров. По балансу банка за 1942 год (банк был открыт 20 апреля 1942 года), в нем было 32,3 млн карбованцев сберегательных вкладов, которые, как следует из пометки, были составлены почти целиком вкладами остарбайтеров (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 65).

То есть до конца 1942 года в банк остарбайтеры внесли 3,2 млн рейхсмарок.

Накопить и перевести

В 1943 году система сбережения трудовых рейхсмарок остарбайтерами оформилась в следующем виде.

Она неплохо изложена в инструкциях, выпущенных как для заведующих предприятиями, которым поручили прием денег от работников, так и для самих остарбайтеров.

Инструкции эти выдержали пять изданий.

Остарбайтер мог завести накопительную карточку, покупать сберегательные марки, которые наклеивались на карточку. На свободном поле марки чернилами или штемпелем проставлялся месяц и год наклейки. Например, за январь 1943 года – 1/43. Это было необходимо потому, что на сумму сбережений начислялись проценты – 2,5 % в год.

Хотя карточка была подписана именем владельца, утраченные карточки не восстанавливались, потому рекомендовалось отдавать их на хранение заведующему предприятием.

В течение 6 месяцев после наклейки первой марки и при сумме от 90 рейхсмарок, карточку можно было переслать в Центральный экономический банк Украины, что делал заведующий предприятием. Карточка могла быть переведена на сберегательную книжку целиком, а также можно было переслать в банк для перечисления родственникам. На карточке указывался адрес перевода, банк половину суммы выдавал родственникам наличными в карбованцах, а другую половину зачислял на сберегательную книжку (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 25). Если остарбайтер вносил за раз сумму 50 рейхсмарок и более, то она могла быть сразу перечислена в Центральный экономический банк Украины на его сберегательный счет.

В случае смерти остарбайтера, его карточка пересылалась родственникам и выплачивалась наличными карбованцами целиком, но не более чем на 300 рейхсмарок (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 69, л. 11).

Также остарбайтер, возвращаясь на Украину, мог забрать с собой свою сберегательную карточку. Ее разрешалось провозить через границу, и на месте ее можно было в банке обменять на наличные деньги или перечислить на сберегательную книжку.

Разные точки зрения

Центральный экономический банк Украины, а точнее – его берлинское бюро, построил целую систему перечисления накоплений остарбайтеров с Украины, которая неплохо работала, судя по отчетности, которая будет рассмотрена ниже.

Банк поддерживали Рейхскомиссариат Украина и Рейхсминистерство восточных оккупированных территорий, то есть Эрих Кох и Альфред Розенберг.

Однако к накоплениям остарбайтеров оказалось привлечено внимание других ведомств, как по политическим, так и по экономическим обстоятельствам, поскольку перечисления и платежи на Украину подлежали валютному контролю. Центральному экономическому банку Украины это разрешили делать, поскольку это был фактически немецкий банк, проводивший операции с карбованцами. Рейхсминистерство финансов было в целом не против таких переводов, но ограничило их определенной суммой. В частности, отделения банка в Борисове и в Пскове могли осуществлять расчет по накопительным карточкам остарбайтеров, но на сумму не более чем 20 000 рейхсмарок (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 69, л. 13).

Все вроде бы шло неплохо, но в сентябре 1943 года в дело вдруг вмешалась высокая инстанция – Партийная канцелярия НСДАП.

Судя по письму от 14 сентября 1943 года, партканцелярия не очень хорошо была информирована о положении с накоплениями остарбайтеров и потребовала принять меры к ограничению накоплений остарбайтеров, чтобы у них не скапливались большие суммы. Причина требования – опасения в том, что накопления остарбайтеров будут использованы в спекуляциях на черном рынке или в азартных играх (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 22).

В переписку с партканцелярией были втянуты многие ведомства и на повторное письмо из партканцелярии по поводу накоплений остарбайтеров от 22 сентября 1943 года, Рейхсминистерство экономики дало 12 октября 1943 года довольно флегматичный, но очень интересный ответ.

Отзыв министерства сводился к тому, что введение накопительных карточек для остарбайтеров преследовало две цели: первая – чтобы заработки остарбайтеров не поступали на немецкий рынок; вторая – чтобы накопления впоследствии использовались для экономического развития тех районов, откуда остарбайтеры приехали. Даже, более того, сама по себе вербовка работников на работу в Германию, как написало Рейсхминистерство экономики в своем ответе Партийной канцелярии НСДАП, велась в целях развития у населения Рейхскомиссариата Украина желания накоплять.

Правда, министерство признало, что вербовка на этой основе была в целом неудачной (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 30).

Этот сногсшибательный тезис находит подтверждение и в других документах.

В письме Центрального экономического банка Украины в Рейхсминистерство оккупированных восточных территорий от 31 мая 1944 года указывается, что вербовка на работу с предложением накопить денег встретила среди населения оккупированных территорий СССР повсеместную и сильную сдержанность.

Руководство банка объяснило это негативным опытом населения в прошлом и предложило попробовать агитировать более конкретными целями накопления, которые можно достичь быстро (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 138).

Также, в инструкции для остарбайтеров (на трех языках: немецком, украинском и русском), выпущенной в сентябре 1943 года, говорилось:

(РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 26).

По сути, это было предложение поработать в Германии, чтобы на сбережения открыть свое дело или хозяйство на Украине.

Итак, позиция Рейхсминистерства экономики, а также Рейхсминистерства вооружений состояла в том, что они в целом были заинтересованы в притоке рабочей силы из оккупированных восточных территорий, поскольку мобилизации с каждым месяцем выгребали все новые и новые контингенты немецких рабочих. Им требовалась замена, и они готовы были платить.

Рейхсминистерство оккупированных восточных территорий и подчиненный ему Рейхскомиссариат Украины видели в остарбайтерах, во-первых, источник средств для экономической активности на Украине, поскольку вряд ли могли ожидать крупных финансовых вливаний из Германии; во-вторых, как можно полагать, они рассчитывали в будущем обратить остарбайтеров, работавших в Германии, в опору немецкого режима на оккупированных территориях, наряду с фольксдойче и немецкими колонистами.

Любопытно, что даже в мае 1944 года, когда от Рейхскомиссариата Украина уже ничего не осталось, они от своих идей не отказались.

В момент вмешательства партканцелярии Рейхсминистерство экономики уже весьма скептически оценивало планы Розенберга и его подчиненных и потому в своем ответе написало, что стоило бы разрешить остарбайтерам потребление в большем объеме (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 30).

Советское наступление на Украине в конце 1943 – начале 1944 года привнесло серьезные изменения.

18 февраля 1944 года Центральный экономический банк Украины обратился в Рейхсминистерство экономики с вновь возникшей проблемой. Большое количество родственников остарбайтеров в Германии эвакуировались с Украины либо в Генерал-губернаторство (часть Польши и Западная Украина), либо в Рейхскомиссариат Остланд. На эти области система пересылки накоплений остарбайтеров с Украины не распространялась, но сами работники выражали желание переводить свои средства родственникам по их новому месту пребывания. Платежи должны были делаться через Центробанк Лемберга (Львова) и Общинный банк Остланда в Риге (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 69, л. 20).

Министерство ответило неспешно, только 23 марта 1944 года, но благосклонно. Министр Вальтер Функ отписал руководству банка, что согласен с их предложениями и отдал необходимые распоряжения Управлению валютного контроля в Берлине (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 69, л. 22).

Быстрое продвижение фронта заставляло вносить все новые и новые изменения.

В инструкции по сбережению для остарбайтеров, выпущенной в июле 1944 года, уже говорится о том, что со сберегательной книжки можно по поручению оплачивать крупные покупки, расходы на врача и лечение, расходы на отпуск, выплаты на поддержку родственников в Германии и другие подобные цели (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 69, л. 77).

Прежний порядок перевода за границу сохранялся, но уже не так выражено, поскольку Рейхскомиссариата Украина уже фактически не было, да и у многих работников родственники или погибли, или оказались за линией фронта.

В общем, рейхсминистр экономики в оценке ситуации оказался прав.

Итоги накоплений

В сохранившихся документах есть два отчета о размерах накоплений остарбайтеров.

Первый из них составлен Центральным экономическим банком Украины 22 октября 1943 года, что продано накопительных марок на 16,5 млн рейхсмарок, в банк поступило накопительных карточек на 932 тысячи рейхсмарок, из которых 466 тысяч рейхсмарок было выплачено родственникам на Украине наличностью (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 27).

Второй отчет содержится в письме рейхсминистра оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга от 29 февраля 1944 года.

В нем говорится, что из сберегательных марок на сумму 22,3 млн рейхсмарок около 20 млн приходится на остарбайтеров. Из них 12,9 млн рейхсмарок были вложены в облигации под 3,5 %, 500 тысяч находились в Почтовых сберегательных кассах. На Украину было выплачено 8,8 млн рейхсмарок, 50 тысяч – в Белоруссию и еще 50 тысяч – в районы экономических инспекций «Митте» и «Норд».

Розенберг писал, что из 1,8 млн остарбайтеров в накоплении участвовало около 25 %, и средняя сумма накоплений составляла 45 рейхсмарок (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 69, л. 53).

Как-то все это не вяжется с тезисом про «угон в рабство».

25 % от 1,8 млн остарбайтеров – это 450 тысяч человек, сберегавших свои трудовые рейхсмарки. Этих-то точно не «угнали в рабство», а они поехали работать, потому что встали на сторону Германии, и им нужны были деньги, чтобы получше устроиться при оккупационной власти.

Думается, что значительная, если не большая, часть остарбайтеров поехала работать вполне добровольно, из антисоветских побуждений и взглядов, прекрасно понимая, какие это им дает перспективы. Просто после войны об этом стало очень невыгодно вспоминать.

Родственники этих остарбайтеров их поддерживали.

На это указывает то, что они при наступлении советских войск бросились бежать с немцами в Польшу или Прибалтику, а также на это указывает и резкий скачок выплат, с 0,9 до 8,8 млн рейхсмарок в период с октября 1943 года по февраль 1944 года, то есть всего за пять месяцев.

Причина вполне очевидная: для бегства родственников нужны деньги. Заслышав о крушении Восточного фронта, эти остарбайтеры принялись осаждать заведующих предприятиями с требованиями переслать их накопления родственникам немедленно. Видимо, в это время им разрешили переводить и меньше, чем 90 рейхсмарок.

Конец этой истории был трагикомический, в духе беспощадного немецкого порядка.

В самом конце января 1945 года, как раз в те дни, когда произошло крушение фронта, и советские войска ринулись в наступление к границам Германии, Центральный экономический банк Украины, сжавшийся до своего берлинского бюро, заключил договор с другим банком – Bank der Deutscher Arbeit AG в Берлине и передал ему все счета и накопления остарбайтеров.

29 января 1945 года руководство Центрального экономического банка Украины письменно обратилось к рейхсминистру оккупированных восточных территорий Альфреду Розенбергу и попросило, чтобы тот написал распоряжение о передаче сбережений в этот новый банк, и что их будут выплачивать в рейхсмарках (РГВА, ф. 1458к, оп. 40, д. 179, л. 238).

Фактически несуществующий банк просит, по сути, фиктивное министерство выпустить распоряжение, ибо порядок и отчет – это святое, даже если уже слышен гул русских пушек.

Источник

«Долгие годы ими никто не гордился, они не были «участниками войны»

Лауреатом премии «Просветитель» в номинации «Гуманитарные науки» стала книга «Знак не сотрется». «Afisha Daily» поговорила с авторами исследования о том, как миллионы людей с оккупированных территорий угоняли на работы в Германию и как их потом воспринимали на родине.

— Если не ошибаюсь, письма остарбайтеров чуть ли не мешками стали приходить в «Мемориал» в 1990-х?

Эта история началась чуть раньше — в конце 80-х архивисты «Мемориала» записали первые интервью с бывшими остарбайтерами. Сейчас в нашем архиве более 300 многочасовых разговоров, которые постепенно публикуются на сайте проекта «Та сторона». О бывших остарбайтерах «вспомнили» в Германии, когда в начале девяностых партия зеленых вошла в бундестаг и подняла вопрос о жертвах войны, до сих пор не получивших никаких компенсаций. Косвенно остарбайтеры упоминались еще на Нюрнбергском процессе, в пункты обвинения на котором вошел вопрос о рабском труде.

Более трех с половиной миллионов человек, в основном из СССР (небольшая часть проживала в Польше и соседних странах) считалась остарбайтерами: Германия заключила с ними специальные договоры, по которым они могли получить выплаты.
Жизнь бывших остарбайтеров в СССР была очень сложной — после возвращения эти люди вели себя тихо, старались подправить собственные биографии. С оккупированных территорий забирали прежде всего молодых, несовершеннолетних, эти люди еще могли получить новые документы, переехать в другие места, женщины выходили замуж и тем самым стирали сведения о своем пребывании у врага.

— Когда вернувшихся из Германии стали называть репатриантами?

Сразу после Ялтинской конференции советское правительство начало процесс возвращения своих граждан на родину. Название появилось вместе с комиссией по репатриации: надо было как-то назвать людей, угнанных в Германию. Но с освобождением все оказалось не так просто: статус репатриантов ведь не означал, что все эти люди — жертвы войны. При этом иностранное слово «репатриант» уже вызывало подозрение.

Надо было придумать, как провести миллионы людей через разные бюрократические инстанции. После возвращения все они обязаны были пройти фильтрационные лагеря, доказать, что не по своей воле оказались в Германии. За ними следили до самой смерти Сталина в 1953 году. Потом надзор прекратили, но многие остарбайтеры об этом не узнали, страх никуда не ушел. В СССР, как когда-то в Германии, их считали людьми второго сорта, анкеты репатриантов сразу вызывали вопросы в отделах кадров. Понятно, что после возвращения осты молчали о своей судьбе, скрывали ее — и она как бы исчезла из памяти советских людей.

— Кто отвечал за массовую высылку с оккупированных территорий?

Все зависело от того, из города или деревни угоняли людей. Вывоз контролировала оккупационная администрация, которая составляла планы, высылала повестки. В городе жители обязаны были зарегистрироваться на бирже труда, в случае уклонения и неявки карательные меры могли применить ко всем родственникам.

В селе была другая ситуация — все же знают друг друга. Власть сосредоточена в руках у старосты, который должен был обеспечить определенное количество людей для высылки, эти планы составляла немецкая администрация. В первую очередь отправляли тех, за кого некому было заступиться, — сирот, людей, приехавших накануне войны, «чужих», не своих. На выбор влияли и личные отношения, можно было откупиться, предложить взятку, но никто не давал гарантий, что тебя не заберут в следующий раз.

— Как жили в Германии первые рабочие, которые в 1941 году уезжали добровольно?

У них оказалась очень противоречивая судьба. Первые остарбайтеры, поехавшие добровольно, попали на самые тяжелые работы: в шахты, на заводы. К ним никогда не обращались как к добровольным рабочим, из них выкачивали все возможные силы, это не был труд из категории «заработать и вернуться домой».

— В письмах остарбайтеры как-то сигнализировали родным о своем положении? Переписку просматривали?

Конечно, письма перлюстрировали, а вскоре и вовсе запретили посылать письма, разрешены были только открытки, потому что их удобнее просматривать. Люди находили самые разные способы сообщать о своей жизни. Кто-то договаривался перед отправкой, что если в Германии им будет плохо — нарисует цветок, а если хорошо — ничего не напишет. Могли сообщить, что кормят замечательно, «как в 1933 году» (когда в СССР и особенно на Украине был страшный голод) или написать: «Жизнь моя, как в песне за «Зеленый край долины». Если вы помните, там в конце песни все умирают.

— В воспоминания остов часто встречается глагол «купили», так они описывают свои отношения с немецкими хозяевами. Это метафора?

В СССР была очень популярна книжка «Хижина дяди Тома», ее читали в школах. Немцы, которые брали к себе работников, платили налоговый сбор за них, но остарбайтеры действительно часто употребляли глагол «купили». Надо признать, что их также осматривали как на невольничьем рынке, проверяли зубы, глаза, мускулы, но это связано еще и с тем, что немцы платили за них страховку и надо было понять — здоров ли твой будущий работник.

— Многие осты рассказывают о своем бесправии в Германии, про отношение к себе как вещи.

Они действительно были на виду: носили нашивки «OST», не могли покидать оговоренные зоны работы и проживания, их дразнили дети: стреляли в них из рогаток, бросали камни. Как их называют хозяева, какими словами обзывают на улице — все это формирует комплекс ощущений того, что их воспринимают как недолюдей или дикарей.

— Одна из героинь вашей книги, Татьяна Теплова, расшифровывала «OST» как «Остерегайся советской твари», это их самооценка?

— Это, прежде всего, травматический опыт, свидетельствующий о том, как с точки зрения остарбайтеров на них смотрят немцы.

— Что происходило с остами после победы СССР?

Прежде всего, их нужно было привезти обратно, в фильтрационные лагеря, где им предстояло доказать, что они «преступлений против советской власти не совершали». После этого они получали специальную справку, на основании которой их регистрировали в милиции и КГБ. Вернулись две трети остарбайтеров — миллионы людей, их надо было оформить, поделить на категории. После возвращения им нельзя было селиться в Киеве, Москве и Ленинграде, даже если они оттуда родом, на них действовали ограничения, как у политзаключенных. Немного проще было тем, кто возвращался в деревни, особенно если их угоняли массово, тогда отношение односельчан к ним было спокойнее, эти осты вернулись к привычной работе в разрушенные колхозы.

— Как воспринимало остарбайтеров советское общество?

Если репартиранты не меняли свое социальное положение после возвращения в СССР, то на их судьбу статус остарбайтера влиял не так сильно. Тем не менее к ним продолжали относиться с подозрением. Некоторые вернулись из Германии с новой одеждой, багажом, ценностями, если их не отнимали на границе. Иногда таким людям завидовали, косо смотрели на возвратившихся с маленькими детьми. Официально отношения немцев с остами были запрещены, но на родине все равно могли сказать, что этот ребенок от врага, ненависти и травли на бытовом уровне хватало. Хотя осты рожали в основном от своих же, но и эти связи были недолговечны и часто прерывались после возвращения в СССР.

В городе осты могли поступить не во всякий институт и не на все факультеты, анкета выдавала их судьбу. Но официального указания «Не принимать» не было. Впрочем, такие вещи очень часто у нас регулируются не письменным приказом. Только после смерти Сталина с такими анкетами стало жить проще. Но к тому моменту осты уже привыкли к такому обращению с собой и научились молчать о своем опыте. Многие документы, свидетельствующие о жизни у немцев, отбирали еще на границе, а дома они уничтожали следы своего невольного труда.

— Когда отношение к остарбайтерам начало меняться? В какой момент они сами стали воспринимать себя по-другому?

В 1980–1990-х, еще до выплаты компенсаций, осты уже могли говорить о своей жизни в Германии, но общество пока еще не считало их жертвами. Конечно, остовцам было важно рассказывать о том, как им было тяжело, — о лишениях, смерти друзей, о том, что они не жили веселой немецкой жизнью и не добровольно туда попали. Говорить хорошо о бывших хозяевах или о людях, которые помогли им в Германии, было невозможно.

После начала выплат и поездок в Германию в 90-е годы люди стали свободнее говорить о том, что у них был разный опыт: одних немцы сажали за свой стол, отдавали вещи, приглашали остаться, других — могли избить, отправить в концлагерь. В это время остарбайтеров стали иначе воспринимать их собственные семьи: долгие годы ими никто не гордился, они не были «участниками войны», а теперь вдруг стали полезными, могли купить детям машину, провести газ, заплатить за образование внучки. Вдруг оказалось, что бабушка «была в Германии».

— Сегодня российское общество помнит о миллионах остарбайтеров?

Про них снова забыли, большинство остов умерли, объединения бывших принудительных рабочих распались. Десять лет шли выплаты компенсаций, работал фонд «Взаимопонимание и примирение» — деньги перечисляли немецкое правительство и промышленники, например, Siemens, которые использовали их труд. Все, кто попал в списки, а у немцев были хорошие картотеки, получили компенсации, но кто-то не смог оформить документы или найти необходимые подтверждения.

— В постсоветской России осты попадают под закон о реабилитации или другие мемориальные законы?

Они стали жертвами только в глазах немцев. В России остарбайтеры не попали ни под какой мемориальный закон. Дети и внуки узников ГУЛАГа поддерживают память о своих родственниках, это связано и с тем, что они получили признание от государства и в обществе. У остов такой преемственности нет.

— Получается за памятью о русских остарбайтерах следят немцы?

Немцы организуют много выставок, они создали музей в лагере под Берлином, который входит в комплекс Топография террора в Германии. Это естественно, потому что они, прежде всего, жертвы нацизма. Другое дело — что после возвращения остарбайтеров к ним отнеслись несправедливо.

В 2005 году Мемориал вместе с архивами и фондом «Взаимопонимание и примирение» устроил выставку про остарбайтеров в Музее современной истории. В 2010 году в музее на Поклонной горе была очень большая и интересная немецкая выставка.

Тем не менее до сих пор эта категория людей не участвует в разговоре о войне. Ветераны ВОВ часто отрицательно относятся к остам, потому что пока ветераны «воевали», те «работали на врага». Как-то мы обращались в объединение ветеранов ВОВ с организационной просьбой: заселить в гостиницу бывшего остарбайтера — нам в этом отказали.

Все-таки осты — люди в большинстве деревенские, вернувшиеся еще совсем молодыми, чаще всего они скрывали свой опыт. И во многом поэтому теперь некому поддерживать память о них, сохранить их историю — в России есть официальный День узников концлагерей, но Дня памяти остарбайтеров в России нет. Итальянский писатель, переживший заключение в Освенциме, Примо Леви писал о «серой зоне» — на судьбы многих людей невозможно навесить простой ярлык, определить их место в общей истории. Сейчас, когда на государственном уровне вновь стали много говорить о правильном отношении к ВОВ, родственники опять стали бояться: мало ли — прабабка умерла, а что она там у немцев делала? Их судьбы вновь «под подозрением».

Источник