Кто такие пат и паташон
Кто такие пат и паташон
«Пат и Паташон»- прозвища, под которыми в СССР, Франции и Германии была известна комическая датская пара — Харальд Мадсен (Паташон) и Карл Шенстрем (Пат). В Дании были известны как Маяк и Прицеп, в Великобритании как Длинный и Короткий. Пат — высокий и очень худой, задумчивый меланхолик по темпераменту, Паташон — низенький толстяк, подвижный и шустрый, простоватый, но себе на уме. Маски были взяты из цирка, где начинал клоуном Мадсен. Творчество знаменитого дуэта продолжалось два десятилетия (1921-40 гг.) В советском кинопрокате были показаны и пользовались успехом такие ленты с их участием, как «Кино, флирт и обручение», «Он, она и Гамлет», «Дон Кихот» и др.
Комедийная природа образов, созданных Патом и Паташоном и воспринимаемых как единое неразрывное целое,- в совмещении принципов контраста и повтора. Длинный, угловатый Пат и приземистый, кругленький Паташон контрастируют друг с другом, а меланхолическая натура Пата, благородного и чистосердечного, с его прекрасными, выразительными глазами и грустно поникшими усами оттеняется плутоватым лукавством Паташона, этого большого ребенка с наивно-хитроватыми глазками и огромным, похожим на щель почтового ящика ртом.
«Они дополняют друг друга, повторяя одно и то же действие: если чихает Пат, это значит, что сейчас чихнет и Паташон. Если моется Паташон, то сейчас же вымоется и Пат. Но делают они это так же различно, как различны их облики. Пат чихает по-мужицки, громко и честно, так, что от его чиха лопаются подтяжки и дыбом встают усы. После этого Паташон чихает тихонечко и жеманно подносит к носу кокетливый обрывок грязного носового платка. Пат притаскивает огромное ведро воды и моется долго, старательно, увлеченно. Паташона насильно подтаскивают к умывальнику, он окунает только кончики пальцев, точно боясь намочить руки. И кончиками пальцев едва касается лица, после чего долго отряхивается и фыркает»,- писал в 1927 году критик В. Королевич.
При первой же попытке разобраться в творческом методе датских актеров бросается в глаза полнейшая банальность и традиционность их приемов. Сам принцип комической пары стар как мир и прочно бытует на цирковой арене. Оттуда, на арсенала коверных клоунов и позаимствовали они львиную долю своих незамысловатых трюков.
Происходит поразительная вещь: то, что выглядело бы вульгарно и пошло в любых других фильмах, приобретает новое оригинальное качество благодаря искренней душевности и непосредственности датских комиков. Им словно все дозволено, все прощается, потому что они делают свое дело с удовольствием, с аппетитом, радостно, с чисто детской увлеченностью и энтузиазмом, потому что за шутовской личиной, за грубоватой буффонадой явственно ощущается трогательное благородство «маленьких людей», их открытая и щедрая душа.
Иногда, очень редко и очень ненадолго, Пата и Паташона что-нибудь разлучает. В фильме «На постое» их призывают в армию. Поначалу друзей определяют в разные подразделения, и лишь ценой неимоверных усилий им удается соединиться вновь.
В картине «Наши друзья зимой» Пат уныло подметает двор и чистит конюшню, в то время как Паташон, приглянувшийся хозяйке постоялого двора, жиреет на ее хлебах и корчит из себя важного барина. Но проходит несколько дней, и, взявшись за руки, закинув за спину узелки с немудреным скарбом, они уходят от душного, постылого благополучия, едва не стоившего им дружбы, навстречу новым приключениям.
Пат и Паташон нередко ссорятся, с детской горячностью припоминая обиды. Но ссоры их кончаются так же внезапно, как и начинаются. Ведь самое главное, что определяет их отношения, их нравственную силу,- это дружба. В дружбе обретает каждый из них силы жить и бороться, верить в людей и радоваться рассвету, встреченному в пути.
Карел Чапек писал: «Они составляют пару, и в этом все их остроумие, юмор, трогательность. Для них это целое мировоззрение. «
Комики мирового экрана. Сборник. Москва: Искусство, 1966
В. Матусевич.
Пат и Паташон
Пат
Паташон
Солнце, лето и студентки
Комедийная природа образов, созданных Патом и Паташоном и воспринимаемых как единое неразрывное целое,- в совмещении принципов контраста и повтора. Длинный, угловатый Пат и приземистый, кругленький Паташон контрастируют друг с другом, а меланхолическая натура Пата, благородного и чистосердечного, с его прекрасными, выразительными глазами и грустно поникшими усами оттеняется плутоватым лукавством Паташоиа, этого большого ребенка с наивно-хитроватыми глазками и огромным, похожим на щель почтового ящика ртом. «Они дополняют друг друга, повторяя одно и то же действие: если чихает Пат, это значит, что сейчас чихнет и Паташон. Если моется Паташон, то сейчас же вымоется и Пат. Но делают они это так же различно, как различны их облики. Пат чихает по-мужицки, громко и честно, так, что от его чиха лопаются подтяжки и дыбом встают усы. После этого Паташон чихает тихонечко и жеманно подносит к носу кокетливый обрывок грязного носового платка. Пат притаскивает огромное ведро воды и моется долго, старательно, увлеченно. Паташона насильно подтаскивают к умывальнику, он окунает только кончики пальцев, точно боясь намочить руки. И кончиками пальцев едва касается лица, после чего долго отряхивается и фыркает»,- писал в 1927 году критик В. Королевич. При первой же попытке разобраться в творческом методе датских актеров бросается в глаза полнейшая банальность и традиционность их приемов. Сам принцип комической пары стар как мир и прочно бытует на цирковой арене. Оттуда, на арсенала коверных клоунов и позаимствовали они львиную долю своих незамысловатых трюков.
Солнце, лето и студентки
Происходит поразительная вещь: то, что выглядело бы вульгарно и пошло в любых других фильмах, приобретает новое оригинальное качество благодаря искренней душевности и непосредственности датских комиков. Им словно все дозволено, все прощается, потому что они делают свое дело с удовольствием, с аппетитом, радостно, с чисто детской увлеченностью и энтузиазмом, потому что за шутовской личиной, за грубоватой буффонадой явственно ощущается трогательное благородство «маленьких людей», их открытая и щедрая душа.
Шведская ривьера
Он, она и Гамлет
Иногда, очень редко и очень ненадолго, Пата и Паташона что-нибудь разлучает. В фильме «На постое» их призывают в армию. Поначалу друзей определяют в разные подразделения, и лишь ценой неимоверных усилий им удается соединиться вновь.
Солнце, лето и студентки
В картине «Наши друзья зимой» Пат уныло подметает двор и чистит конюшню, в то время как Паташон, приглянувшийся хозяйке постоялого двора, жиреет на ее хлебах и корчит из себя важного барина. Но проходит несколько дней, и, взявшись за руки, закинув за спину узелки с немудреным скарбом, они уходят от душного, постылого благополучия, едва не стоившего им дружбы, навстречу новым приключениям.
Пат и Паташон нередко ссорятся, с детской горячностью припоминая обиды. Но ссоры их кончаются так же внезапно, как и начинаются. Ведь самое главное, что определяет их отношения, их нравственную силу,- это дружба. В дружбе обретает каждый из них силы жить и бороться, верить в людей и радоваться рассвету, встреченному в пути. Карел Чапек писал: «Они составляют пару, и в этом все их остроумие, юмор, трогательность. Для них это целое мировоззрение. «
Наши друзья зимой
Среди детей города
Съемочная группа около года работала в Испании, соответствующие эпизоды романа снимались именно в тех местах, где происходило действие; костюмы и реквизит были одолжены в испанских музеях; в массовых сценах принимала участие испанская конница и сотни крестьян; были потрачены баснословные для датского кино суммы. Лауритцен словно взял реванш за столь же баснословную дешевизну своих предыдущих фильмов.
Нельзя не проникнуться уважением к той любовной тщательности, серьезности и вкусу, с которыми режиссер попытался создать кинематографический вариант бессмертного романа Сервантеса. Но по причине ли объективных обстоятельств, обусловленных заведомым бессилием немого кинематографа решить столь сложную задачу (ведь гуманистический, философский смысл романа раскрывается главным образом в монологах Дон-Кихота и его беседах с другими персонажами), или из-за малоудачного сценария фильм стал просто суммой иллюстраций к литературному произведению: порою удачных ярких, талантливых, но. иллюстраций.
Он, она и Гамлет
Это тем более обидно, что Шенстром и Мадсен всем своим предшествующим творчеством были внутренне подготовлены к исполнению главных ролей в экранизации «Дон-Кихота». Они развили и сделали доминирующей тему трагического несоответствия своих героев принципам мертвящего практицизма и духовной нивелировки, характерным для буржуазного общества,- тему, которая исподволь, но постоянно звучала в их комедиях о Пате и Иаташоне. И, хотя фильм не стал победой режиссера и актеров, он свидетельствовал об их огромных потенциальных возможностях и многое обещал.
К сожалению, этим обещаниям не суждено было стать реальностью. «Дон-Кихот» имел настоящий успех только в Испании. Зрители же всех других стран, а следовательно и коммерческое руководство студии «Палладиум», не хотели расставаться с Патом и Паташоном. Актерам пришлось вновь облачиться в ставшие знаменитыми куцые пиджачки бродяжек.
Он, она и Гамлет
Когда настала пора звукового кинематографа, Пат и Паташон заговорили. Заговорили, конечно, на датском языке, и это резко снизило их международную популярность. Впрочем, дело было не только в языковом барьере. Случилось неизбежное: не заботясь о постоянном развитии и обогащении раз и навсегда найденной комедийной формулы, не заботясь о соотнесении своих фильмов с актуальной действительностью, Лауритцен все чаще повторялся, все чаще гуманистическая природа центральных образов растворялась в назойливо принудительном ассортименте шлягерных песенок, игривых табунков хорошеньких девиц и прочих «достижений» коммерческого кино 30-х годов. И, чем приглушеннее звучали в его фильмах критические, антимещанские, антибуржуазные ноты, тем явственнее выступало в них все плоское, вульгарное, стереотипное.
Дон-Кихот
Туннельное видение
Заполненный хмурыми, уткнувшимися в экраны мобильников утренними трудящимися вагон метро. Подвыпивший, очень высокий человек, выглядящий немного бомжевато, покачивается при каждом торможении поезда. Это Пат. Вместе с ним покачивается пакет из «Пятерочки», надетый на руку, которой Пат держится за поручень. Пакет пахнет испорченной селедкой, редкие капли рассола капают Пату на футболку. Стоящая рядом женщина, хорошо, но несколько старомодно одетая, отворачивается, пытается отодвинуться, мешают другие пассажиры. Женщина не выдерживает и визгливым голосом делает Пату выговор.
ЖЕНЩИНА: Ты что творишь? Ты зачем… Тебе кто это позволил? Кто тебя в метро пустил?!
ПАТ: А чего?
ЖЕНЩИНА: Правила прочти, скот! Разве можно с тухлой рыбой там, где люди?! Ну вы только посмотрите! Понаехали, на нашу голову!
ПАТ нетрезво улыбается и читает вслух, по слогам, надпись над дверями: «При пре-ры-вис-той инди-ка-ции сиг-на-ла красно-го цве-та над двер-ным про-е-мом посад-ка в вагон за-кон-че-на», однако пакет не убирает, а наоборот, прижимается к Женщине теснее. Женщина кричит нецензурно. Стоящий спиной к скандалу человек очень маленького роста, тоже неуловимо бомжеватого вида, поворачивается к Пату. Это Паташон. Они товарищи.
ПАТАШОН: Мужик, ты чего?! Не, ну в самом деле, ты что творишь-то?! А ну выйди из вагона! Тут тебе не теплотрасса!
ПАТ (нарочито оглядывается по сторонам, делая вид, что не замечает Паташона): Это кто такой умный? А?!
ПАТАШОН: Сюда смотри, ты! Я! Я с тобой говорю!
Пат долго смотрит на Паташона, вздыхает и отворачивается.
ПАТ (в пространство): Инвалид. На войне пополам оторвало. Вот и нервы.
Паташон подпрыгивает и отвешивает Пату неожиданно звонкую оплеуху.
ПАТАШОН: На следующей выйдем! Я тебе оторву!
Пат потирает щеку рукой, кулек с селедкой раскачивается, пассажиры прижимаются друг к другу, уклоняясь от капель рассола.
ПАТ (флегматично): Прибью. На следующей — прибью.
ЖЕНЩИНА: Полицию надо! Кнопка! Где кнопка?!
Стоящий рядом полицейский, курсант, показывает ей на кнопку связи с машинистом.
Женщина, смерив курсанта презрительным взглядом, протискивается к кнопке, поезд останавливается на станции, Паташон вытаскивает Пата из вагона, тот сопротивляется, образуется секундная давка, затем они смешиваются с толпой желающих сесть в поезд.
Задворки Курского вокзала, Пат и Паташон быстрым шагом проходят товарным двором, останавливаются между вросших в землю пакгаузов.
Паташон достает портмоне откуда-то из-за пояса, из трусов, вынимает оттуда деньги, рассматривает портмоне с набором скидочных карточек и удостоверением курсанта института МВД, затем забрасывает на крышу пакгауза. Пат, отхлебнув из купленной по пути бутылки, застирывает водкой пятна от рассола на футболке.
ПАТАШОН: Два рубля всего. А говорят, там одни мажоры учатся. А ты чего взял?
Пат отрицательно мотает головой
ПАТ: Не взял.
ПАТАШОН: Да как же это? Я же лопату насунул прицепом. Из азарта. Ты же клушу бомбил! Брат, ты чего?
Пат забрасывает на крышу пакгауза кулек с селедкой.
ПАТ: На переломе было уже. Ты понял? Я уже сумку ей распорол, в руке шмеля держал. И тут…
Паташон внимательно смотрит в глаза Пата.
Пат рассматривает свою руку, потом подносит ладонь к лицу Паташона, тот отводит ее рукой.
ПАТАШОН: Ты чего? Мамку вспомнил? Или что?
ПАТ: Да ну, причем здесь мамку. Я вот читал, и как будто мне в башню гвозди кто вбивал. Понимаешь? Тук! Тук! Тук-тук! И мурашки такие по спине. В глазах вспышки. При… прерывистой… индикации. красного…
ПАТАШОН: зажимает уши ладонями и кричит: Заткнись!
Железнодорожная насыпь, под насыпью обосновался цыганский табор, Пат сидит на корточках, Цыганка рассматривает его ладонь, Паташон стоит рядом, внимательно наблюдая.
ЦЫГАНКА: До ста лет будешь жить, если в сорок три не погибнешь. А женщин будет…
ПАТАШОН: (отхлебывает из бутылки, передает ее Пату): Давай короче.
ЦЫГАНКА: Страшное заклятие на него наложено. Не сниму я его, мальчики, не дана мне такая сила.
ПАТ: То есть как? Это что же мне теперь делать? Как это не поможешь?! А кто поможет?!
ЦЫГАНКА: Сами решайте. Надо заклятие рассмешить. Чтобы оно как понарошку стало. Не всерьез. Как шутка такая. Детская.
Пат встает с корточек, передает бутылку Паташону.
ПАТ: Херомантия сплошная. Поеду в деревню, к мамке, может там бабки отшепчут.
Цыганка, немедленно потеряв интерес к собеседникам, поворачивается и уходит.
ПАТАШОН: И как же эту нечисть рассмешить?
Пат отхлебывает из бутылки, затем щелкает по ней ногтем.
ПАТ: Может, само пройдет?
Пустой ночной вагон метро, Пат и Паташон сидят развалясь, они сильно пьяны. Несколько ночных пассажиров расположились от них подальше.
Паташон резко вскакивает и идет в дальний конец вагона, подходит к юноше, по виду студенту, возвращается с маркером.
ПАТАШОН: Иди, подсадишь.
Пат встает и подсаживает Паташона, тот пишет что-то маркером на стене вагона.
ПАТАШОН: Заземляй.
Пат опускает Паташона на пол.
ПАТАШОН: Читай, паралич!
ПАТ: Я на память знаю: при прерывистой индикации сигнала красного цвета…
ПАТАШОН: (неожиданно зычным, командным голосом ревет): Читай, лох!
Пат поднимает взгляд и читает.
ПАТ: «КТО При пре-ры-вис-той ин-ди-кации сигнала красного цвета над дверным проемом посадка в вагон закончена — ТОТ ХАЧ!»
Пат недоуменно смотрит на Паташона, внезапно по‑детски хихикает. Через секунду Пат и Паташон гомерически смеются, Пат сгибается пополам, Паташон, утирая слезы, хлопает его по спине.
ПАТАШОН: Ну че, братан? А? Попустило? Попустило, нет?
Пат разгибается, вытирая слезы, смотрит на свою руку, перебирает пальцами, загибает пальцы в замысловатые фигуры, из которых кукиш — самая простая, берет у Паташона маркер, играет им, пряча его в ладони, зажимает между пальцами, вращая, как пропеллер, маркер пропадает, появляется, снова пропадает, другой рукой Пат вынимает его из-за шиворота у Паташона, по щекам Пата текут чистые, детские слезы.
Давно это было; в пору нашей юности. Будучи студентами Техникума циркового искусства, я и мой партнер Иван Байда приготовили пародийно-эксцентрический номер, с которым предполагали выступить на госэкзамене.
Мы придавали большое значение «обкатке» нашего номера на зрителях. Поэтому на всякие выступления выезжали с большой охотой. Как-то зимой 1932 года профком техникума направил нас для участия в очень ответственном концерте в клубе на Пушечной улице, где в 1938 году был создан Центральный Дом работников искусств.
Приехали на Пушечную. С чемоданами в руках поднялись по чугунной узорной лестнице. Нас остановили контролерши.
— Вам куда, молодые люди?
— За кулисы.
Контролерши внимательно оглядели нас.
— Подождите, — сказала одна из них и ушла.
Поднимались люди с чемоданами, произносили такие же слова «мы за кулисы» и беспрепятственно шли дальше. Но вот вернулась контролерша в сопровождении какого-то человека, очевидно, администратора. Он попросил нас назвать свои фамилии, заглянул в листок, который держал в руках, придирчиво осмотрел нас и наконец произнес:
Когда мы вошли в комнату за кулисами, участники концерта — артисты московских театров и филармонии — были в сборе. Все гримировочные столики оказались занятыми. Взяв два стула, мы устроились в углу. Байда скинул потертый тулуп, я снял с себя потрепанное пальтишко. Оно было мне велико, и приходилось для сохранения тепла туго подпоясываться солдатским ремнем. Присутствовавшие посматривали на нас настороженно и бросали на нас недоверчивые взгляды. О чем-то тихо переговаривались. Байда прошептал мне:
— Не дрейфь, нас встречают «по одежке».
Пианистка прекратила аккомпанировать певцу, встала на цыпочки, схватила с пианино свою чернобурку и быстро спрятала ее в чемодан. В комнату вошел администратор. Пианистка бросилась к нему. Указывая на нас, почти закричала:
Администратор, желая сгладить неловкость, сказал:
— Разрешите представить вам будущих артистов, студентов циркового техникума. Они любезно согласились принять участие в нашем концерте.
После этого пианистка вернулась к инструменту и каждый стал заниматься своим делом. Мы переоделись и ушли за кулисы. Там разминались и смотрели выступления артистов.
В концерте принимали участие певцы, мастера художественного слова, скрипач, виолончелистка, артисты балета. Но не было ни юмора, ни шуток. Отсутствовал и конферансье. Просто ведущий объявлял номера. Свое выступление мы построили на эксцентрической акробатике и пародировании танцев. Исполняли мы все это в стиле популярных в то время комиков Пата и Паташона.
Объявили наш номер. Появление на сцене двух комических персонажей вызвало в зрительном зале оживление.
Впереди шел Пат, ведя за руку Паташона. Пат — Байда, длинный, худой, в узких полосатых штанах, в кургузом пиджачке с короткими рукавами, подпоясанном веревкой. Нос у Пата походил на утиный, усы уныло обвисли. На голове — темный лохматый парик и черный котелок.
Поменьше ростом и поплотнее, я изображал Паташона. На мне был обуженный, укороченный костюм. В противоположность Пату мой Паташон отличался веселым характером.
Вначале мы показывали пародию на модные тогда ритмические танцы. Юмор ее заключался в том, что, танцуя, мы нарушали синхронность движений. Разнобой приводил к столкновениям, акробатическим каскадам, нечаянным оплеухам. В общем, это была ссора между партнерами, решенная в эксцентрическом плане. После этого шел сольный танец Пата. Я убежал за кулисы переодеться для следующей пародии. Артисты, закончившие свои выступления, оставались за кулисами.
Смех в зрительном зале нарастал, артисты стали внимательнее присматриваться к тому, что происходит на сцене. А на сцене происходило «черт знает что». Несуразный, долговязый Пат самозабвенно исполнял свой танец. Это был набор невероятно смешных акробатических «корючек», перемежавшихся с подлинно танцевальными движениями. Батманы Байда «бросал» такие высокие, что казалось, будто он вскидывает не ноги, а руки. Руками он обхватывал себя, и они на его спине соединялись так, словно его обнимает кто-то другой. И тут же Байда вдруг становился наполовину меньше ростом — складывался пополам, обнимая ноги, и голова его появлялась внизу с обратной стороны, почти на уровне ботинок. В таком невероятном положении, сделав несколько пируэтов, он падал плашмя на пол и тут же, изображая лягушку, скакал на руках по сцене. Затем он вставал в полный рост и стоял не двигаясь. Но танец продолжался. И складывалось впечатление, что танцует все в отдельности: голова, губы, усы, брови, даже пальцы рук. Затем он демонстрировал невероятно смешные пируэты. Байда прижимал ногу к груди и «играл» на ней, как на балалайке, продолжая танцевать на другой ноге. Финал его сольного танца — высокий, молниеносный двойной тур с приходом на «шпагат». Все это исполнялось под мелодию «Барыни».
Артисты, смотревшие из-за кулис, хохотали невероятно. А судя по звукам, доносившимся из зала, я понял, что Байда прошел «на ура».
Уже тогда в Байде угадывался мастер. Вместе с другими выпускниками циркового техникума начала тридцатых годов он принимал участие в создании советской школы эксцентрики.
. Байда стоит, кланяется, восстанавливает дыхание. Зрительный зал успокаивается. Звучит «Лебедь» Сен-Санса. Из-за кулисы появляется обнаженная рука Паташона, делающая волнообразные движения. За рукой появляется и Паташон. Поверх его костюма надета балетная пачка. На голове своеобразное «эспри» (обыкновенное куриное перо, привязанное ленточкой и торчащее вверх).
Могу добавить: и успех пародийного па-де-де был огромен.
Закончилось наше выступление. Закончился концерт. Все участники вышли на сцену, выслушали слова благодарности, Артистам преподнесли цветы, администратору вручили грамоту. Занавес закрылся. Мы с Байдой стояли, окруженные улыбавшимися артистами. Уже знакомый нам администратор, обращаясь ко мне и Байде, сказал:
— Примите благодарность от всех, кто участвовал в концерте. Вы доставили нам большое удовольствие. Если захотите послушать оперу — милости прошу на любой спектакль. Я — администратор филиала Большого театра.