Кто такие тюрки огузы
Новое в блогах
Великие огузы: от древних времен до средних веков
Название «огуз» впервые употребляется в первой надписи, найденной на берегу реки Барлык (Улу-кем = впадает в Енисей) Там сказано «Шесть огузских племен». Здесь речь идет о шести племенах, объединенных в одно племя. Судя по тому, что эти надписи посвящены беям, то стоит думать, что огузы еще в древние времена существовали в этой долине, образовав союз.
В китайских источниках периода гёк-тюркского ханства огузы упоминаются не самостоятельно (то есть как «огузы»), а как «девять племен» (куи-син), и перевод слова «огуз» дается в виде ту-кюэ (=тюрок), что говорит об отсутствии необходимости называть эту группу другим именем. Отсутствие в памятниках периода 1-го гёк-тюркского ханства употребления названия «огуз» тоже свидетельствует об этом.
Не существовало племен, соответствующих огузам, но носивших название «тюрк». Слово «тюрк» являлось политическим названием. Гёк-тюрк государство было создано древней правящей тюркской династией, называвшейся Ашина, с помощью окружавших ее групп «тюркского рода», образовавшие союз племен (т.е. огузы).
Путаница, возникшая в результате упоминания в исламских источниках об уйгурах как «девять огузов», устранена с точным определением племени уйгуров и девяти огузов.
500 С 6-го века Огузы были одними из Тюркских членов в Кок-Тюркском (гёк-тюркском) Каганате.
Часть тюркских племен, входивших в гёк-тюркское ханство с 6-го века, в период смут, начавшийся в 630 г., объединились между собой в союз, в результате чего создали девяти-огузское «ханство» в районе рек Толга и Селенга. Огузы, побежденные Ильтеришем в 682 году (война на коровьем озере) были в таком статусе. Монумент (балбал) правителя огузского государства Баз-кагана, погибшего в этом сражении, был после поставлен у могилы Ильтериша-кагана.
682 Обеспокоенные продвижением Кутлуга огузы, жившие по берегам Селенги, предприняли попытку сотрудничества с китайцами и китанами.
682 Наступление, совершенное по совету Тоньюкука на берегу Коровьего озера было удачным и устранило огузскую опасность
В 6-9 века Огузы: жили в районе реки Селенга.
716 г. Куль-тегин совершил 5 походов на огузов, в четырех из них участвовал и Бильге.
Мудрец Тоньюкук вместе с Илтериш каганом убили очень много китайцев на юге, китаев на востоке, огузов на севере.
Борьба огузов продолжалась с прежней силой. Даже в год, когда было потеряно много животных из-за засухи, Бильге был в походе. Уч-огузы (3 Огузов = Карлуки), наступавшие на Отюкен были отбиты. Огузы, начавшие наступление, договорившись с татарами, потерпели поражение в войне под Агу, в результате чего массы огузов покинули страну и отошли к границам Китая (717-718)
В тюркской истории есть и другие примеры когда «народ», поддерживавший в свое время династию, начал борьбу с нею. Сопротивление карлуков Кара-ханам, туркменов-седжукским султанам, борьба султана Санджара, который сам был огузом, с непокорными огузами. есть множество примеров такого рода.
775 г. Ибнуль-Эсир указывает, что во времена халифа эль-Мехди (775-785 гг.) огузы пришли в окрестности Мавераннахра.
820 г. Предполагается, что упомянутое в Аль-табери нападение девяти огузов на Ушрусану (между Сырдарьей и Самаркандом) в 820-821 гг. связано с огузами.
900 г. В первой половине 10 века огузы проживали в степях Сырдарьи, в находящихся в ее окрестностях городах Караджук (Фараб) и Сайрам. Согласно исламским географам (Аль-Балхи, Истахри, Ибн-Хавкал) и Худулюль-Алему, огузская территория распространялась до Каспийского моря на западе (поэтому полуостров на востоке этого моря получил тюркское название Манкишлак) до города Гюргенч на юге, до находящихся на его северо-западе селений Джит и Баратекин (на юге Аральского озера), до севера Бухары в Мавераннахре, до города Сабран, что у подножья гор Караджук, и половину степи, простилавшейся от Каспийского моря до гор Караджук, называли «огузской степью» (Мафазуль-Гузия).
975 г. согласно информации, данной Худудуль-Алемом (последняя четверть 10-го века), страна карлуков, что граничит с ягмаями и огузами на востоке, с тохсулами, чигиламина и девятью огузами на севере.
9-11 вв. Узлари (одна из ветвей огузов) перместились с севера Каспийского моря в восточную Европу и на Балканы.
10-ый в. Огузы перекочевали из Орхонской долины на берега реки Сейхун.
1209 г. Господство уйгур, упоминаемых в исламских источниках как «девять огузев» фактически прекратилось
Огузское государство Ябгу
В первой половине 10-го века огузы основали новое государство с летним центром в городе Ени-кенте. Во главе их находился ябгу. Предводитель со званием Эркин являлся его наместником, армией руководил субаши. Были доказательства недоброжелательных отношений государства Ябгу с соседями печенегами и хазарами. Согласно Ибн-и-Фадлану (первая четверть 10-го века) и Эль-Месуди, между ними часто происходили войны. Местная династия Хорезма Африги, была под давлением огузов. О борьбе огузов и с их восточными соседями карлуками становится известно из смерти огузского ябгу на одной из войн с ними. С другой стороны, кашгарский Махмуд говорит о постоянной вражде огузов с чигилами. С кимаками, проживавшими на севере отношения были иногда дружественные, а иногда и враждебные. Эти огузы наравне с общим названием «тюрк» использовали и имя «туркмен» как политическое.
После того, как они пришли в мусульманские страны, исламские источники стали упоминать их и под этим названием. Другой информации об истории огузского государства Ябгу не выявлено. Упоминание Решидуд-дином (первая четверть 14 века) о неком Али-хане, являвшемся по его мнению последним из огузских ябгу и будучи «кровным врагом» сельджуков, заставил сельджукских беев Тугрула и Чагры помучаться с собой, кажется эпическим так же как и утверждение того, что известный чендский «судья» Шан-мелик был сыном упомянутого Али-хана.
Падение огузского государства Ябгу и его последствия
Одним из племен, участвовавших в последней большой волне переселений тюрок из Средней Азии на запад (9-11 вв.), были печенеги, которые являлись одной из групп, входивших в гёк-тюркское ханство. Вероятно, что они проживали в районах Иссык-Куля и Балхаша, составляя часть он-оков (тургишей), а после распада западного гёк-тюркского ханства (середина 7 в.) возможно отошли в западную Сибир (втор. пол. 8-го в.) из-за продвижения огузов к Сырдарье в результате усиления карлуков.
Кашгарский Махмут говорит о печенегах, как о ветви огузов. Согласно императору Византии К.Порфирогенетосу, часть печенегов, отошедших на запад, осталась с огузами («огузские печенеги»), так что печенеги, указанные Mahmud Kashgari среди огузов, должны быть именно они.
Печенеги, называемые в различных источниках «патзинаки» (Византия), печеначи, пачинасе, пезенги, «биссенус» (по-латински), «бадзинаги» (по-армянски), «бешеньё» (по-венгерски), жившие между реками Эмба и Урал, в первой половине 9-го века были вытеснены объединенными силами хазар и огузов из-за представления опасности их торговым путям, и, перейдя через волгу, разместились на месте мадьяр, которых они вытеснили, в окрестностях Дона и Камы (860-880 гг.). Это было первой частью большого переселения.
За печенегами («тюркскими печенегами»), следовавшими за мадьярами, шли огузы, а за ними на с севера Черного моря на запад направлялись половцы. Еще дальше возле Сибири находились кимаки. Печенеги, вытеснив мадьяр из Этэль-кузю (889-893) в сторону Карпат, расположились вместо них на равнинах от Дона до западного Днепра.
Согласно записи в «Д»Администрандо империо», написанном императором К. Порфирогенетосом (948-952 гг.), печенеги состояли из общин:
Этих общины, три из которых (Эртим, Чор и Юла) упоминались как «кангар», что означает «отважный», в середине 10 века разместились по берегам рек, впадающих в Черное море, таким образом:
Толмач (в месте впадания Дона в море),
Кюльбей (Донец). Чор (восток Днепра),
Карабай (между Днепром и Бугом),
Эртин (Днестр), Юла (Прут),
Капан (нижний Дунай).
В 13 веке число печенежских общин выросло до 13, а среди имен были Аба, Балчар, Батор, Бычкылы, Еке, Ильбег, Куре, Караджа, Темир, Тебер, Сол. Кроме того принадлежавшие им крепости носили следующие названия: Салма, Сага, Кербак. Названия четырех других печенежских крепостей еще не установлены.
Из этих слов стало ясно, что язык печенегов походил больше всего на тюркский диалект кипчаков.
Печенеги, на протяжении всей своей истории, оставались под руководством общинных предводителей и не образовали государства., однако они умели действовать совместно во время походов и обороны (также как половцы и узы).
Печенеги были не совсем спокойны на востоке. Сместившие их с земель, что за Волгой, узы (огузы) продвигались на восток и с занятой ими территории вокруг Оки увеличивали давление на восточный фронт печенегов.
Огуры – братья огузов. Наверно от раннего разделения (позже всего до 3 в. до н.э.) (см. выше «Распространение тюрок») язык их потерпел некоторые фонетические изменения. Наиболее ярким отличием является изменение буквы – З в основном тюркском на – Р в огурском диалекте. Вообще-то так как «огуз» прямо означает «тюркские общины», то привлекает внимание и разница в названиях этих общин, одна из которых осталась на востоке и использовала звук – З, а другая после отделения от них стала использовать вместо него звук – Р:
Другим племенем из союза кимаков были баяндыры, которые, вероятно, не были многочисленными и распространенными. Они просто входили в огузский народ. Позже в 15 в. род баяндуров Аккоюнлу создаст государство, включающее в себя восточную Анатолию и Азербайджан. Из книги «Дед Коркут», написанной в период, когда племя баяндыр входило в состав огузов, выясняется, что и баяндыры приняли такого рода организацию на уровне ханства.
Как видно из источников, страной кимаков были обширные степные пространства в восточной Сибири. Основным центром страны кимаков были берега среднего Иртыша. Границы расширялись с усилением народов союза. В записях некоторых мусульманских географов мы находим информацию о границах страны тюрок. Географ Мухаммед эль-Мукаддеси говорит, что в 10- м веке юго-западная граница проходила близ селений Сабран и Шаглджан, что в бассейне реки Сырдарьи. Из них Сабран – это селение, охранявшее границу огузов и кимаков. Шаглджан – большой и богатый поселок на границе кимаков, окруженный крепостными стенами. Ибн – Хавкал считает, что граница на западе протягивается до истоков реки Ак-Итиль.
Один из трех районов страны кимаков назывался «Кыркызхан», становится ясным, что к кимакам присоединилось и племя киргизов. Племя канглов, жившее по соседству с огузами и позже объединившееся с кипчаками, тоже состояло в союзе.
Кимаки говорили на тюркском языке. Если обратить внимание на остатки языка, можно выяснить, что в кимакской стране использовалось два диалекта. Большая часть населения страны вместе с соседями огузами говорила на основном тюркском языке (тюркский с использованием –Й). Часть кипчаков и имеков, проживавшая в на самом северо-западе, говорила на болгарском тюркском языке (тюркский с использованием –Č (Дж))
Кимакам было трудно сохранять большие стада животных в суровых зимних условиях своей территории. Поэтому они, в годы договоренности с огузами переходили на их сторону вместе со стадами. Местом, куда кимаки водили на зимовку лошадей было селение Ак-таг (ок-таг) недалеко от страны огузов.
Известно, что исламские торговцы заходили в далекие от основных торговых путей места нахождения некоторых тюркских племен, таких как огузы, кимаки и киргизы, устраивали там рынки.
Частная собственность – это гарантия прав и свобод человека. Булгары в 10 в. могли даже не отдавать правителю ничего из продуктов, произведенных на их собственных участках. Хазарский каган и его приближенные не даже попытаться завладеть имуществом подданных. У огузов «беи» повышали голоса в случае некоторых чрезмерных действий хана.
Имеющееся в надписях перечисление: «каган, его семья, союз племен, беи, тарханы, беи-буйруки, беи токуз-огузов. », является не классовой иерархией, а прямым перечислением от правящих в государстве до управляемых.
Аттила отдал обширную территорию своего государства до Урала под управление сына Илека. Западное крыло Гёк-тюркской империи – страна хазар с 630-го года находилась под управлением принца из семьи Ашина. Карлукские ябгу присоединились к династии Ашина. Такие сравнительно небольшие политические образования как государства уйгуров, тугишей, огузов-ябгу, несомненно, управлялись подобным образом. Например, уйгурский хан Моенчур еще «тегином» находился во главе огузов.
В больших тюркских империях администрация иностранных дел, которая вела дипломатические отношения, была одним из наиважнейших органов. В центре азиатской империи гуннов работала группа из большого числа человек, которые говорили и писали на разных языках. В столице западной Гуннской империи действовали секретари, переводчики, курье. Ответственными по исполнению решений меджлиса в отношении внешней политики табгачей были «битачины», у гёк-тюрков, тургишей и уйгуров – «битакчи» тамгачи, у огузов – туграджи. На письменные обращения ставилась официальная печать танху или кагана. Послы имели неприкосновенность до тех пор, пока не начинали шпионить.
Рашид ад Дин, при перечислении в своей книге «Джами ат-Теравих» (814 г.) 24-х огузских племен, для каждых четырех племен обозначал одну птицу в качестве «онгон» (слово «онг» означает «удача», отсюда – значение тотема).
Птицы, указанные как «онгоны» огузов, не упоминаются в списке тех же огузов, но составленном до монгол кашгарскимо Махмудом (тогда как здесь присутствуют печати, указанные у Рашид Ад Дина).
Торе – это свод обязательных традиций и обычаев. В Орхоно-енисейских записях говорится, что государство невозможно без торе. В книге Дивану-Люгати-Турк слова торе поясняется как важнейшие место в доме, диван; это слово в основном смысле употребляется как обычай, традиция. Гёкальп сообщает, что слово «торе» и «тюрок» могут иметь один корень. Согласно этому слово «тюрок» означает «соблюдающий торе». Во всех степях существует торе, образовавшееся в течение тысячи лет. Сельджуки и османцы традиции, оставшиеся от предков, называли «Огузским торе». Однако, торе состоит не только из Огузских традиций. Оно присуще всему тюрскому миру.
Согласно историческим документам, принадлежащим, гуннам, гёк-тюркам, хазарам, огузам и булгарам, тюркские мужчины, как правило, были длинноволосы и имели обычай снимать свои головные уборы в знак почтения.
Тюрки хоть и редко, но строили крепостные стены. такой была, например, столица гуннского танху Чичи, разрушенная китайцами в 36 г. до н.э. Кроме того, азиатскими гуннами был построен город Гу-цанг в районе Кансу. Город Итиль имел стену с четырьмя воротами. Однако тюрки, как правило, не любили окружать города стенами (слова Тонюкука), так как это не соответствовало их образу жизни.
Упомянутые выше города гёк-тюрков не являлись результатами стремления подражать «оседлой» жизни. Сначала необходимо иметь распространенное сельское хозяйство, а значит, села. Это особенно касается печенегов, огузов, хазар и волжских булгар. У тюрков были города-крепости, как указанные выше.
Живыми торговыми центрами были и огузские города, построенные в 10 в., Караджук, Суткент, Алтун-тепе, Савран,Сайрам, карнак, Куркул-тепе, Джент, Сугнак, Ишкан, Чардары, Байиркум и др.
Победа мусульман с помощью карлуков в войне Талас в 751 г., окончательно отбило у Китая интерес к западной Азии. Настал период процветания во внутренней и западной Азии городов и государств уйгуров, карлуков, огузов. Осуществленная во времена гуннов и 1-х гёк-тюрков незавицимость была вновь достигнута во второй половине 9-го века политическими образованьями уйгуров в восточном Туркестане, тургишей в западном Туркестане и особенно карлуков. На западе, Хазарское ханство было важным государством.
Тюрки огузы были в то же время и хорошими земледельцами. Это их качество является основной особенностью, выделяющей их из восточных тюрков (гуннов, гёк-тюрков, уйгуров, огузов). В то же время наблюдалось занятие некоторых восточных тюрков земледелием в районах, благоприятных для этого. Степи, где жили тюрки, следует отличать от пустынных степей. Территория их почти полностью покрыта травой, но имеются и участки, благоприятные для земледелия. Например, согласно китайским источникам, гунны сеяли пшеницу и просо. В одном из китайских ежегодников упоминается о том, что из-за сильных холодов у гуннов один год случился неурожай. Те же источники говорят и о гуннском сорте пшеницы и гуннской фасоли. Пользуясь результатами археологических раскопок, предполагается, что выращивание зерновых культур в Алтайских горах осуществляется как минимум с третьего тысячелетия до н.э. У гёк-тюрков каждая семья имела свой участок орошаемой и засеиваемой земли.
Обнаружены оросительные каналы (в Башкавузе, близ реки Чулышман), созданные в Алтае в период гуннов. Канал, выходящий из реки Тото, канал Ак-тура являются признаками земледелия в Алтае. В Иволгах и Илмово, что между Селенгой и озером Байкал, были найдены железные плуги (привезенные из Китая), косы, жернова и т.д. В курганах в районе Селенги, принадлежащих гёк-тюркам, были найдены плуги и лопаты. В этот период было вырыто множество каналов. Длина канала Тото, используемого, как выяснилось, и во времена гёк-тюрков, была около 10 км. Он был построен с таким техническим учетом, что россияне в 1935 году решили использовать его. Некоторые места жительства Карлуков и Огузов орошались таким же образом.
Экономика степных государств поддерживалась не только налогами, взимаемыми с подданных стран и их подарками, но и налогами со своего народа. В империи азиатских гуннов налоги собирали особые служащие. Гёк-тюрки и огузы называли налоговых служащих «амга» (или имга), а государственную казну «аглык». Оплата производилась, скорее всего, продуктами и товаром. Хазары брали со славян один меч или одну шкурку горностая с семьи (редко деньги).
Культура и литература
Одним из древних тюркских дестанов был об известном герое Альпер Тунге. Упомянутый в произведении поэта Фирдоуси (11 век) под именем Афрасиаб, он веками жил в памяти тюрков, в его честь устраивались пиршества «йоги», некоторые из правящих тюркских семей (Караханы, уйгуры, Сельджуки)связывали себя с ним. Другим дестаном, описывающим жизнь степных тюрков, является дестан о Манасе – «типичном герое периода Альперов». Книга «Дед Коркут», считающаяся частью древних огузских дестанов, благодаря содержащимся в ней описаниям общества степных тюрков, их организацию, социального строения, традиции и обычаи, занимает важное место в литературе.
В мысли тюрков о Боге внимание привлекает развитие в сторону значения великого существа в материальном небе. В Орхунских надписях имеется выражение, раскрывающее одним предложением тюркскую космогонию: «Узе кек-тангри асра ягыз йир кылындыкта икин ара киши оглу кылынмыш» (Когда Богом было создано голубое небо на верху и земля внизу, между ними был создан и человек). Ясно, что упоминаемый здесь «кек-тангри» это и есть Бог-небо. В период гёк-тюрков небо, покрывающее землю, повелевающее всем на земле, было Богом в глазах степняка.
Заметна похожая на эту вера, существовавшая у огузов в 10 в. Согласно сведениям Ибн Фадлана, когда огузы сталкивались с несправедливым отношением или с какой-либо неприятностью, они смотрели на небо и говорили: «Боже!». В основном тюркском веровании не было антропоморфизма.
Огузы – воинственные кочевники
Был Иран и был Туран, мир оседлый и мир кочевой. Казалось, они всегда были и всегда будут, далекие и враждебные друг другу. Фирдоуси в «Шах-намэ» писал про их вековую борьбу, а тысячелетиями раньше в священной книге древнего Ирана Авесте противопоставлялись правоверные и добродетельные земледельцы, и их враги, «поклонники дэвов», кочевники-тура. Впрочем, они не только воевали, но временами дружили и торговали. Главное, Иран всегда оставался Ираном, а Туран — Тураном.
Еще, кроме Ирана и Турана, был Рум — сначала Рим, а затем его наследница Византия. Рум тоже временами воевал, а временами мирился и торговал с Ираном, но всегда казался ему чуждым и малопонятным.
Иран, Туран и Рум. На этих трех столпах веками держался мировой порядок. Во всяком случае, в этом были уверены в Иране. Рум знаменовал собой богатство, Туран воинскую доблесть, Иран — закон и религию. В иранском эпосе царь Феридун разделил мир между своими сыновьями: Мир натрое царь Феридун разделил: Часть — Запад и Рум, часть Китай и Туран, А третья — Пустыня бойцов и Иран».
Временами Рум и Иран претендовали на господство друг над другом, а значит, и над всем миром, но вскоре устанавливалось равновесие. Туран совершал набеги и походы и на Рум и на Иран, но к господству над миром до поры до времени не стремился. А потом главный столп — Иран — рухнул под копыта арабской конницы, несшей новый мировой порядок под зеленым знаменем ислама.
В IX веке стало окончательно ясно, что и новый мировой порядок не состоялся. Первоначально казавшееся безудержным арабское наступление выдохлось и захлебнулось. Ослабленный Рум — Византия, все же устоял, не рухнул, как Иран, да и другие страны перешли в контрнаступление.
Иран после распада халифата перестал быть арабским, но прежним он тоже не стал. Одни недолговечные государства сменяли на его территории другие. Но династии их часто были неиранскими и не всегда связывали себя со славными традициями прошлого. Казалось, в мире образовался незаполненный Ираном вакуум.
А Туран тем временем оставался Тураном. Правда, ислам начал проникать и в далекие степные кочевья.
Хотя в древности Иран и Туран редко понимали друг друга, они объяснялись тогда без переводчиков. Большая часть степи — от Среднего Дуная до Южной Сибири, говорила на языках и диалектах иранской группы, отличавшихся от языка, на котором говорили цари персов Кир или Дарий, не больше, чем русский от украинского или, на худой конец, польского. Далее к востоку, в Туране, тоже жили кочевники, говорившие уже не на иранских, а на тюркских и монгольских языках, но они до поры до времени были малоизвестны в Иране.
Во время великого переселения народов тюрки-кочевники, как волна во время прилива, ринулись на запад и юг, увлекая в своем движении и друзей и врагов, и родственные племена, и неродственные. Как волна, которая постепенно залила весь Туран и грозила затопить Рум и Иран.
Но ко времени арабского нашествия казалось, что и эта волна вернулась в свои берега, в Туран. Только стал он теперь не ираноязычным, а тюркоязычным. Кочевники в его западной и центральной частях иногда смешивались с новыми пришельцами с востока, иногда под их воздействием лишь меняли свой язык на тюркский, иногда только были ими потеснены. Племена Турана сходились и расходились, дробились и объединялись, расселялись и переселялись, враждовали и торговали друг с другом и с остальным миром. На глазах очевидцев рождались новые народы — наследники древнего Турана. И 24 огузских племени, согласно преданью, потомки Огуз-хана, были в числе этих наследников.
В точности их происхождение не выяснено до сих пор, как, впрочем, и происхождение почти любого другого народа. Ясно одно: огузы образовались из смешения тюркоязычных и ираноязычных кочевых и полукочевых племен. О тюркских их предках говорит язык, об иранских — внешний облик и данные антропологии. Неясно, однако, кого было больше, когда именно началось смешение, и когда в точности родился новый народ.
Как бы то ни было, но в X веке огузы уже занимали довольно значительную территорию — от Прибалкалья до Нижней Волги. Некоторые из них занимались земледелием и даже жили в городах. Имелось у них и свое государственное образование с центром в сырдарьинских степях, правда, довольно примитивное и рыхлое.
Но в большинстве огузы были кочевниками. Ведь сам Огуз-хан завещал им: «Передвигайтесь, не будьте оседлыми: кочуйте по весенним, летним и зимним пастбищам и побережьям рек, не зная недостатка».
Достатком, впрочем, обладали не все. Арабский путешественник Ибн-Фадлан, посетивший огузов в 922 году, видел среди них не только богачей, владевших десятью тысячами лошадей и сотней тысяч голов овец, но и бедняков, выпрашивавших лепешку хлеба на дорогах. Однако до деспотической власти, с которой образованный и культурный араб настолько свыкся, что считал ее единственно приемлемой, у огузов было еще далеко.
«Дела их решаются советом между ними, — с презрением писал Ибн-Фадлан. — Однако когда они сойдутся на чем-либо и решатся на это… приходит затем самый ничтожный из них и самый жалкий и отменяет то, на чем они уже сошлись».
Огузская знать стремилась к большей власти и к большему богатству. Огузские бедняки искали, как прокормить себя и выбраться из нищеты. Поэтому они охотно внимали тем, кто указывал на юг, на богатые и плодородные земли Мавераннахра (междуречье Амударьи и Сырдарьи) и Ирана. Там были и тучные пастбища, и скот, и зерно, которые можно было отобрать у их владельцев, и богатые города, полные золота и товаров. Нужно было лишь улучить момент и еще раз продемонстрировать Ирану силу туранской конницы. Момент вскоре наступил.
Отступление первое. Веками складывалось представление о вольной и независимой жизни номадов, перед которыми открыта вся степь, и о задавленных, приниженных земледельцах, поколениями прикованных к одному и тому же клочку земли. И мало кто знает, что кочевники зависели от земледельцев больше, чем те от кочевников. У земледельцев было и зерно, и ремесленные изделия, и даже домашний скот. У кочевников был скот, но зерна и ремесленных изделий постоянно не хватало. Их надо было выменять у земледельцев, которые не всегда охотно торговали с беспокойными соседями.
Торговля — это на худой конец. Надежнее торговли завоевание. Тогда у земледельцев и горожан бесплатно можно было взять то, что в противном случае приходилось выменивать. Но чтобы завоевывать, надо быть сильнее. И в древности и в средние века кочевники очень часто оказывались сильнее земледельцев. Потому, что были… более отсталыми.
У кочевого скотоводства меньше возможностей развития, чем у земледелия. В конечном счете поголовье скота у кочевников больше всего зависит от количества и качества пастбищ, то есть от природно-географических факторов. Поэтому численность монголов и количество скота у них накануне революции 1921 года приблизительно совпадали с численностью и количеством скота у хуину, живших на той же территории более двух тысяч лет назад. А скот был основой жизни, мало менявшейся на протяжении веков и даже тысячелетий.
Конечно, кочевники знали неравенство. Но, согласно казахской пословице, скот принадлежит сильному врагу и любому бурану. Достаточно было одного набега, одного стихийного бедствия, и вчерашний богач мог стать бедняком. А помочь ему могли только сородичи и соплеменники.
Для того, чтобы увеличить свою власть, влияние и богатство, кочевая аристократия стремилась к завоеваниям, в первую очередь земледельческих областей. Именно в ходе таких завоеваний слабости оборачивались силой. Большие массы кочевников, где каждый мужчина, а иногда, даже женщина с измальства были закаленными конными воинами, сильные своей спаянностью, идеологией родоплеменной солидарности, в военном отношении нередко оказывались сильнее более развитых и культурных земледельцев и горожан.
Еще в X веке знатный огузский род сельджукидов и возглавляемые им племена, рассорившись с верховными правителями огузов и испытывая недостаток в пастбищах, ушли на юг, в Мавераннахр. Там они приняли ислам, не из религиозного рвения, а по политическим соображениям, потому что, как говорили сельджукиды, «если мы не примем веру и обычаи народа этой страны, то никто не будет к нам благоволить и мы окажемся в меньшинстве и одиночестве».
Много десятилетий сельджуки активно участвовали во всех политических и военных неурядицах, которыми была даже слишком богата история Мавераннахра того времени. Но Мавераннахр был в конце концов захвачен другими тюркоязычными кочевниками — караханидами, а сельджуки постепенно продвинулись на запад, за Амударью, в Хоросан и вступили здесь в борьбу с газневидами.
Газневиды, династия выходцев из тюркских рабов-воинов, владели большей частью Ирана, Афганистана и современной Туркмении, опираясь лишь на силу своего войска. Чтобы его содержать, требовалось много денег, и лучшим чиновником считался тот, кто мог содрать и выжать с подвластного населения больше, чем другие. Страдали не только простые крестьяне, ограблены были даже знатные иранские фамилии. Иран был готов приветствовать любую власть, способную избавить его от газневидов.
В 1040 году газневиды были наголову разбиты, и один из сельджукидов, Тогрул-бек, сел на трон, воздвигнутый прямо на поле битвы. Вновь Туран стал хозяином в Иране. Можно только поражаться, как хорошо кочевники-сельджукиды постигли веление времени. Они быстро поняли, что регулярная эксплуатация завоеванных стран выгоднее простого грабежа. Поэтому они изображали себя защитниками слабых и бедных, временно отменяли и снижали налоги, успешно стремились сблизиться с местной знатью, обиженной газневидами. В ожидании сельджукского нашествия земля в Хоросане обесценилась, но страхи оказались напрасными. «Мы расстелили среди людей дорогу справедливости и правосудия и отстранились от угнетения, насилия и несправедливости», — демагогически заявляли вожди сельджуков. Измученный Иран принял их не с боем, а с надеждой.
Новая империя возникла за считанные годы. Завоевательные походы предпринимались сразу во многих направлениях — Иран, Ирак, Закавказье, Малая Азия, Хорезм, Афганистан. Один из средневековых историков писал про сельджуков: «Тюрки проникли во все места, захватили все стороны, не оставили незахваченными земли, не выпитыми вод». В 1071 году недалеко от крепости Манцикерт они разгромили византийские войска и прорвались вглубь Малой и Передней Азии. Император Роман IV Диоген оказался в плену. Сам Константинополь одно время находился в опасности, и только крестовые походы отвели от него руку сельджуков.
Иран был покорен, Рум платил дань — Туран праздновал победу. В конце XI века Сельджукидская империя простиралась от Сырдарьи до Нила, от Каспия до Средиземного моря.
Но единая империя оказалась непрочной. Ее дробление началось уже через несколько десятилетий после создания. Старая степная традиция разделять завоеванные земли между членами правящего рода оказала сельджукам плохую службу. Получив завоеванные области на правах наместников и держателей наделов, различные представители династии, а затем и другая знать, быстро забывали про интересы центральной власти и становились фактически независимыми государями в своих владениях. Последовали мятежи, междоусобицы, вражеские вторжения и все, что обычно способствует распаду единого государства. В конце XI — начале XII веков на месте империи возникло несколько отдельных султанатов. А одновременно совершался другой процесс: постепенно менялось соотношение сил между завоевателями и завоеванными.
Отступление второе. Древние хунну говорили, что они «создают государство, сражаясь на коне, и поэтому пользуются влиянием и славятся среди всех народов». Но мудрый советник первых монгольских ханов повторял им иной афоризм: «Хотя вы получили империю, сидя на коне, но управлять ею, сидя на коне, нельзя».
После того, как кочевники завоевывали земледельцев и горожан, перед ними неизменно возникал один и тот же вопрос: что делать дальше? Завоеваний на протяжении более двух тысяч лет, было много. Вариантов решения извечного вопроса — значительно меньше.
Самый простой случай — когда кочевники и земледельцы входили в состав одного и того же государства, но их общение происходило преимущественно в политической сфере. Они жили по соседству, но раздельно. Земледельцы платили дань кочевникам, выполняли иные повинности, но сохраняли внутреннюю автономию. Так было в государствах скифов, гуннов, древних тюрок, хазар, каракитаев и многих других.
Еще В. Григорьев, подметил, что кочевая знать в подобных государствах не только не занималась непосредственным управлением завоеванными областями, но устранялась «даже от труда сбирать подати с покоренных, что достигалось посредством оставления страны в руках туземных владельцев, с обращением их в данников».
Когда соотношение сил изменялось, гибло созданное кочевниками государство. Правда, иногда завоеватели успевали попасть под влияние более культурных завоеванных земледельцев настолько прочно, что при наличии благоприятных условии сами оседали на землю. Но тогда кочевое общество переставало быть кочевым, становясь преимущественно земледельческо-городским и развиваясь уже совсем в другом русле. В той или иной степени так случилось с поздними скифами, хазарами, уйгурами.
По-иному обстояло дело в тех государствах, в которых кочевники и земледельцы жили вперемешку, оказались объединенными не только в рамках одного политического образования, но и в рамках одного общества. Правящий слой кочевников в них быстро превращался в господствующий класс оседлого населения, объединялся с местной знатью. Остальные кочевники могли еще некоторое время сохранять особое положение в качестве поставщика военных контингентов, опоры династии и т. д., но эксплуатация их обычно усиливалась. Соответственно ухудшались их социальное положение и общественный престиж. Хотя подобные государства своим созданием были обязаны кочевникам, характер господствовавших в них социально-экономических отношений, в конечном счете, определялся уровнем развития земледельческих областей.
На протяжении тысячелетии Туран неоднократно одерживал победы и завоевывал Иран. Но конечная победа всегда оставалась за более развитым Ираном. Сельджуки не составляли исключения.
В результате завоевания Ирана и Малой Азии кочевники-огузы оказались в гуще земледельческого населения с прочно устоявшимися социальными и политическими порядками, с многовековой традицией государственной жизни. Долговременные судьбы страны определялись не кочевниками, а земледельцами. Чтобы выжить, сельджукская династия должна была приспосабливаться.
Сельджукиды опирались не только на огузскую знать, но и на местную, иранскую. Государственный аппарат был заполнен чиновниками-иранцами, и персидский язык стал государственным языком. Про сельджукидов говорили, что в самих них еще долго жил кочевник, но даже в быту они стремились следовать иранским традициям. Уже Низам ал-Мульк, всесильный иранский визирь первых сельджукидов, сетовал на то, что огузы с трудом подчиняются власти, хотя и имеют большие заслуги перед династией.
Опасаясь беспокойного кочевого элемента в своих государствах, сельджукиды сознательно дробили, разъединяли территориально и разбрасывали различные племена, поощряли их оседание на землю, превращали в обычных эксплуатируемых подданных. Но еще охотнее они отправляли кочевников на далекие границы, особенно в Малую Азию, для набегов, стычек и войн с христианскими государствами под удобным предлогом борьбы за веру.
В середине ХІІ века восстали огузы Балха, доведенные до отчаяния издевательствами и поборами. Султан Санджар был разбит ими и попал в плен. Силы сельджукидов были окончательно подорваны.
И все же сельджукская эпоха не прошла бесследно ни для Ирана, ни для Турана. Желая того или нет, но в процессе совместной жизни, пусть даже вынужденной, сближались люди, народы, культуры. Происходил обмен идеями, навыками, традициями. Туран учился у Ирана, а Иран — у Турана. Вырастали прекрасные здания, которые спустя века станут гордостью создавшего их времени, рождались новые стихи и поэмы, иранские языки обогащались тюркскими словами, а огузский — иранскими.
В начале XIII века сельджукское наследство в Иране оказалось в руках Хорезма. Только в Малой Азии продолжал существовать сельджукский султанат, по иронии судьбы носивший имя Румского. А вскоре последовало монгольское нашествие. Оно добило остатки сельджукской государственности, еще больше раздробило и разбросало огузов. На глазах исчезала уже не империя — сам народ.
Отступление третье. Кочевые народы обычно формируются труднее и дольше, чем земледельческие. Отчасти это объясняется их подвижным образом жизни, мешающим консолидации, отчасти недостаточно высоким уровнем общего развития. Все члены любого кочевого общества полагают, что происходят от общего предка и, следовательно, являются родственниками. Но кочевое общество состоит из отдельных племен, родов, их подразделений, подразделений их подразделений и т. д. Как члены одной семьи знают своего ближайшего предка, так и члены крупного кочевого подразделения, скажем, племени, считают себя потомками одного предка. Только предок этот уже не реальный, а фиктивный.
Связь с родовым подразделением, родом, племенем ощущалась у кочевников значительно сильнее, чем связь с племенным и тем более государственным объединением в целом. Племенное сознание преобладало над национальным. Сейчас туркмен скажет, что он туркмен, и лишь на дальнейшие расспросы кое-кто может добавить: из племени йомутов, текинцев, эрсари, гокленов и т. д. Но еще в недавнем прошлом он, скорее всего, заявил бы: я йомут из такого-то рода, такого-то племенного подразделения. И лишь потом, возможно, добавил бы: туркмен.
Родство кровное разрушить трудно, а изменить невозможно. Родство генеалогическое легко разрушить и можно изменить. В зависимости от политической ситуации различные подразделения кочевников входили в состав то одного, то другого объединения. И соответствующим образом всегда менялись генеалогии, цель которых оставалась неизменной — доказать, что все члены данного объединения происходят от одного предка и поэтому являются родственниками.
В таких условиях народы легко рождались, но так же легко прекращали свое существование.
В огузском государственном образовании X века, том самом, от которого откололись сельджуки, происходило слияние различных по своему происхождению тюркских и иранских племен. От устойчивости государства во многом зависела дальнейшая судьба огузов как единого народа. Но государство сотрясалось смутами и оказалось недолговечным. В середине XI века, не без помощи сельджукидов, державу огузов окончательно сокрушили новые пришельцы с востока, кипчаки-половцы русских летописей. Много огузов ушло тогда в Северное Причерноморье и под именем торков стало известно на Руси. Дальнейшие превратности судьбы дробили их все больше и больше.
Одни торки подчинились кипчакам и, в конце концов, слились с ними. Другие, разбитые русскими князьями и теснимые половцами, ушли на Балканы и поселились там. Некоторые из их вождей позднее стали сенаторами Византийской империи — Рума. Гагаузы, небольшой народ, живущий сейчас в Болгарии, Молдавии и в Украине, в известной мере могут считаться потомками огузов, некогда ушедших на Балканы. Наконец, третьи осели на южной границе Руси и, став вассалами киевских князей, вошли в летопись под именем «своих поганых» (то есть подданных-язычников).
Огузы, ушедшие с сельджукидами в Иран, были ассимилированы оседлым населением. В жилах некоторых тюркоязычных племен, которые до сих пор кочуют кое-где в Иране, тоже, вероятно, течет огузская кровь, смешавшаяся с кровью других иранских и неиранских народов.
По-иному сложилась судьба огузов в Малой Азии. Там их было больше — в XII веке около миллиона, а огузские династии чувствовали себя здесь прочнее. Измученные непосильными поборами подданные Рума — Византии (греки, армяне, курды, лазы и другие) нередко видели в огузах освободителей и иногда охотно уходили к завоевателям и даже принимали их религию, потому что на первых порах это сулило облегчение участи. Перемена подданства и религии постепенно вела к смене языка и самосознания. Сами же огузы в Малой Азии в X—XV веках потеряли связь со своими восточными соплеменниками, в большинстве своем осели на землю и в культурном отношении сблизились с местным населением. В результате родился новый народ — турки.
Много огузских племен оказалось также в Закавказье, особенно восточном, степи которого были пригодны для кочевания. Ираноязычное население Азербайджана — древней Атропатены и Албании — постепенно перешло на язык победителей, но сохранило в основном свою культуру и внешний облик. Родился еще один народ — азербайджанцы.
А пока огузы, разбросанные на обширных пространствах Передней Азии, смешиваясь с различными народами и теряя свое этническое самосознание, давали рождение новым народам, судьба той их части, которая осталась в Средней Азии, шла своим путем.
…Сперва туркменами, по-видимому, называли какую-то часть огузов. Какую именно — об этом ученые много спорили и спорят до сих пор. Обособление туркмен как отдельного народа происходило медленно, постепенно и окончательно завершилось лишь в послемонгольский период, в XIV—XV веках, после того как туркмены еще сильнее смешались с неогузскими тюркскими и монгольскими племенами и древним ираноязычным населением Средней Азии.
Вся родоплеменная структура туркмен за это время неоднократно ломалась и перестраивалась. Племена дробились, раскалывались на части. Одни уходили в Малую Азию, другие оставались в Средней, старые племена исчезали, возникли новые. В составе туркмен из 24 огузских племен сохранились лишь 5 и еще девять вошли как роды в состав новых племен.
Но прошло еще много веков, прежде чем туркменские племена слились окончательно в один народ и осуществилась мечта великого туркменского поэта XVIII века Махтум-Кули: Теке, йомут, гоклен, языр и алили — Отныне мы должны единой стать семьею! И по мере того, как рождались новые народы, старый — огузы, постепенно исчез с исторической арены. Исчез, потому что не успел консолидироваться до того, как оказался разделенным и разбросанным на обширных территориях, потому что оказался преданным собственными правителями, потому что сам не осознал, что является народом, а не простой совокупностью кыныков, кайы, баюндуров, баятов и других племен, якобы ведущих свое происхождение от Огуз-хана. Исчез по многим конкретным и неповторимым причинам, через которые проявляются общеисторические закономерности.
Исчез, не сделав Иран — Тураном, а Туран — Ираном, но в какой-то мере способствуя их сближению. Исчез, продолжая жить, как продолжают жить родители в своих детях, а люди — в деяниях рук и умов своих. Потому что в истории никто и ничто не исчезает бесследно.