Кто такой галимзян шараф
Шараф Галимзян Шарафутдинович
Галимзян Шарафутдинович Шараф родился 29 декабря 1896 года в деревне Аксу Тетюшского уезда (ныне Буинский район). Начальное образование он получает в семье, после поступает в медресе «Мухаммадия», где обучались его братья. Здесь он изучает староосманский, персидский, арабский, татарский языки. Окончив вторую ступень образования в медресе, поступает во второе Казанское реальное училище, которое завершает в 1915 году. Затем поступает в Петербургский институт инженеров путей сообщения и одновременно на историко-филологическое отделение Петербургского университета.
Интерес Г.Шарафа к научной деятельности таких академиков и профессоров, как Щерба, Платонов, Жуковский, Самойлович, Крачковский, повлиял на его дальнейшую научную карьеру.
После Февральской революции Г.Шараф бросает учебу и начинает политическую деятельность. Революция полностью затягивает его в общественную работу. Г.Шараф принимает активное участие на Первом Всероссийском съезде мусульман, на сессии Национального Меджлиса.
В 1917 году Г.Шараф переводится в Казанский университет, где занимается под руководством Н.И.Ашмарина, В.А.Богородицкого, Н.Ф.Катанова. В 1918 году издает сборник «Афоризмы поэта Тукая».
В начале 1918 года Г.Шараф был приглашен Наркомнацем РСФСР в Москву для разработки проекта границ и положений Татаро-Башкирской республики.
Учебу в Казанском университете он совмещает с работой в Центральной мусульманской научной коллегии в Казани, где работает над вопросами реформы орфографии и научной терминологии татарского языка. С 1918 года Г.Шараф занимается фонетикой татарского языка под руководством В.А.Богородицкого. С 1921 года преподает татарский язык в вузах Казани, в основном в пединституте. С 1928 года он доцент кафедры татарского языка этого института. В 1926 году избирается членом-корреспондентом Всесоюзного бюро краеведения, с 1929 года — член международной ассоциации экспериментальной фонетики.
Г.Шараф 30 марта 1937 года по обвинению в попытке создания самостоятельного тюрко-татарского государства «Идель-Урал» был приговорен к восьми годам лишения свободы. После восьми лет заключения в северо-печорских лагерях он был освобожден и приехал оттуда инвалидом. Ему не давали права жить с семьей в Казани. Он стал преподавать татарский язык и литературу в Апастово.
Г.Шараф умер в 1950 году и был похоронен на татарском кладбище в Казани. 2 февраля 1958 года постановлением Президиума Верховного суда Татарстана он был полностью реабилитирован, в его действиях не было найдено ни малейших следов совершения преступления.
Первая статья Г.Шарафа «Палятограммы звуков татарского языка сравнительно с русскими» посвящена изучению особенностей артикуляции звуков. Автор на основе палятограмм подробно анализирует все согласные и четыре гласных звука татарского языка.
Вторую статью Г.Шарафа «Сонорная длительность татарских гласных» высоко оценили французские ученые Пражской лингвистической школы. Они назвали это исследование новым открытием в области фонетики того времени.
В 30-е годы Г.Шараф работает над темой «Развитие языков человечества в различных экономико-общественных отношениях» (Кешелек дөньясындагы телләрнең иҗтимагый-икътисади формацияләргә бәйләнештәге үсешләре). Встретившись с учеными, которые работали в этом направлении, он определяет дальнейшие главы своей работы. Академик И.И. Мещанинов, ознакомившись с планом проекта и теоретической основой этого исследования, высоко оценил труд ученого. К этой оценке присоединились А.Н.Самойлович, Л.П.Якобсон.
А.Н.Самойлович в письме ученому совету Казанского педагогического института отмечает, что «работы Г.Шарафа должны быть высоко оценены советскими лингвистами. Он — большой специалист в области татарского языкознания». Все, кто оценил научно-исследовательскую работу Г.Шарафа, признали его достойным присуждения степени доктора наук, профессора.
Помимо работ в области лингвистики он активно занимался литературным творчеством.
1. Тел вә язу турысында // Йолдыз. — 1906. — 21 гыйнв.
2. Латин хәрефләрен алыргамы? Татар хәрефләрен ислах итәргәме? (Фикер алышу нигезендә басыла) // Мәгариф. — 1923. — № 2. — 4–19 б; № 3–4. — 44–47 б.
3. Беренче адым. Керәшеннәргә тар язуын өйрәтә торган китап / соавт. Алексеев И. — Казан, 1923. — 104 б.
4. В.А.Богородицкий (1857 — 1927) // Мәгариф.— 1927. — № 4. — 101–103 б.
5. Төрек телләренең олуг галиме В.Радлов // Кояш. — 1917. — 5, 10 гыйнвар.
6. Палятограммы звуков татарского языка сравнительно с русским // Вестник научного общества татароведения. — 1927. — № 7. — С. 65–103.
7. Сонорная длительность татарских гласных.— Ч. 1. Длительность гласного А в различных положениях // НОТ.— 1928.— № 8.— С. 180–265.
8. К вопросу о принятии для татарских народов латинского шрифта // Вестник НОТ. — 1926.— № 5. — С. 15–80.
9. Арабская и латинская системы шрифтов и вопрос о применении их для тюрко-татарских народностей // Первый тюркологический съезд … Баку, 1926. — С. 242–260.
10. Татарча фәнни истыйляхлар // Мәгариф.— 1926. — № 9. — 93–96 б.
О нем:
1. Юсупов Ф. Күренекле тел галиме [Тел галиме Г.Шәрәфнең тууына 90 ел] // Совет мәктәбе. — 1986. — № 12. — 55 б.
3. Вәлиев Р., Сулима Л., Фәхретдинов Н. Күренекле татар галиме [Г.Шәрәфнең тууына 100 ел тулу уңаеннан] // Мәгариф. — 1996. — № 12. — 21 б.
4. Вәлиев Р. Фаҗига. — Казан, 1996.
Из книги: Казанская лингвистическая школа: Книга первая: Казанская тюркологическая лингвистическая школа/ сост. М.З.Закиев.- Казань: Татар. кн. изд-во, 2008. – С. 93-95
Шараф Галимзян Шарафутдинович
Галимзян Шарафутдинович Шараф родился 29 декабря 1896 года в деревне Аксу Тетюшского уезда (ныне Буинский район). Начальное образование он получает в семье, после поступает в медресе «Мухаммадия», где обучались его братья. Здесь он изучает староосманский, персидский, арабский, татарский языки. Окончив вторую ступень образования в медресе, поступает во второе Казанское реальное училище, которое завершает в 1915 году. Затем поступает в Петербургский институт инженеров путей сообщения и одновременно на историко-филологическое отделение Петербургского университета.
Интерес Г.Шарафа к научной деятельности таких академиков и профессоров, как Щерба, Платонов, Жуковский, Самойлович, Крачковский, повлиял на его дальнейшую научную карьеру.
После Февральской революции Г.Шараф бросает учебу и начинает политическую деятельность. Революция полностью затягивает его в общественную работу. Г.Шараф принимает активное участие на Первом Всероссийском съезде мусульман, на сессии Национального Меджлиса.
В 1917 году Г.Шараф переводится в Казанский университет, где занимается под руководством Н.И.Ашмарина, В.А.Богородицкого, Н.Ф.Катанова. В 1918 году издает сборник «Афоризмы поэта Тукая».
В начале 1918 года Г.Шараф был приглашен Наркомнацем РСФСР в Москву для разработки проекта границ и положений Татаро-Башкирской республики.
Учебу в Казанском университете он совмещает с работой в Центральной мусульманской научной коллегии в Казани, где работает над вопросами реформы орфографии и научной терминологии татарского языка. С 1918 года Г.Шараф занимается фонетикой татарского языка под руководством В.А.Богородицкого. С 1921 года преподает татарский язык в вузах Казани, в основном в пединституте. С 1928 года он доцент кафедры татарского языка этого института. В 1926 году избирается членом-корреспондентом Всесоюзного бюро краеведения, с 1929 года — член международной ассоциации экспериментальной фонетики.
Г.Шараф 30 марта 1937 года по обвинению в попытке создания самостоятельного тюрко-татарского государства «Идель-Урал» был приговорен к восьми годам лишения свободы. После восьми лет заключения в северо-печорских лагерях он был освобожден и приехал оттуда инвалидом. Ему не давали права жить с семьей в Казани. Он стал преподавать татарский язык и литературу в Апастово.
Г.Шараф умер в 1950 году и был похоронен на татарском кладбище в Казани. 2 февраля 1958 года постановлением Президиума Верховного суда Татарстана он был полностью реабилитирован, в его действиях не было найдено ни малейших следов совершения преступления.
Первая статья Г.Шарафа «Палятограммы звуков татарского языка сравнительно с русскими» посвящена изучению особенностей артикуляции звуков. Автор на основе палятограмм подробно анализирует все согласные и четыре гласных звука татарского языка.
Вторую статью Г.Шарафа «Сонорная длительность татарских гласных» высоко оценили французские ученые Пражской лингвистической школы. Они назвали это исследование новым открытием в области фонетики того времени.
В 30-е годы Г.Шараф работает над темой «Развитие языков человечества в различных экономико-общественных отношениях» (Кешелек дөньясындагы телләрнең иҗтимагый-икътисади формацияләргә бәйләнештәге үсешләре). Встретившись с учеными, которые работали в этом направлении, он определяет дальнейшие главы своей работы. Академик И.И. Мещанинов, ознакомившись с планом проекта и теоретической основой этого исследования, высоко оценил труд ученого. К этой оценке присоединились А.Н.Самойлович, Л.П.Якобсон.
А.Н.Самойлович в письме ученому совету Казанского педагогического института отмечает, что «работы Г.Шарафа должны быть высоко оценены советскими лингвистами. Он — большой специалист в области татарского языкознания». Все, кто оценил научно-исследовательскую работу Г.Шарафа, признали его достойным присуждения степени доктора наук, профессора.
Помимо работ в области лингвистики он активно занимался литературным творчеством.
1. Тел вә язу турысында // Йолдыз. — 1906. — 21 гыйнв.
2. Латин хәрефләрен алыргамы? Татар хәрефләрен ислах итәргәме? (Фикер алышу нигезендә басыла) // Мәгариф. — 1923. — № 2. — 4–19 б; № 3–4. — 44–47 б.
3. Беренче адым. Керәшеннәргә тар язуын өйрәтә торган китап / соавт. Алексеев И. — Казан, 1923. — 104 б.
4. В.А.Богородицкий (1857 — 1927) // Мәгариф.— 1927. — № 4. — 101–103 б.
5. Төрек телләренең олуг галиме В.Радлов // Кояш. — 1917. — 5, 10 гыйнвар.
6. Палятограммы звуков татарского языка сравнительно с русским // Вестник научного общества татароведения. — 1927. — № 7. — С. 65–103.
7. Сонорная длительность татарских гласных.— Ч. 1. Длительность гласного А в различных положениях // НОТ.— 1928.— № 8.— С. 180–265.
8. К вопросу о принятии для татарских народов латинского шрифта // Вестник НОТ. — 1926.— № 5. — С. 15–80.
9. Арабская и латинская системы шрифтов и вопрос о применении их для тюрко-татарских народностей // Первый тюркологический съезд … Баку, 1926. — С. 242–260.
10. Татарча фәнни истыйляхлар // Мәгариф.— 1926. — № 9. — 93–96 б.
О нем:
1. Юсупов Ф. Күренекле тел галиме [Тел галиме Г.Шәрәфнең тууына 90 ел] // Совет мәктәбе. — 1986. — № 12. — 55 б.
3. Вәлиев Р., Сулима Л., Фәхретдинов Н. Күренекле татар галиме [Г.Шәрәфнең тууына 100 ел тулу уңаеннан] // Мәгариф. — 1996. — № 12. — 21 б.
4. Вәлиев Р. Фаҗига. — Казан, 1996.
Из книги: Казанская лингвистическая школа: Книга первая: Казанская тюркологическая лингвистическая школа/ сост. М.З.Закиев.- Казань: Татар. кн. изд-во, 2008. – С. 93-95
Галимджан Шарафутдинович Шараф как личность
Автор работы: Пользователь скрыл имя, 09 Ноября 2014 в 21:13, реферат
Описание работы
Актуальность данного исследования: Деятельность Галимджана Шарафутдиновича Шарафа вызывает большой интерес, в особенности из-за того, что он один из авторов «Штата Идель-Урал», а также он принимал участие в создании самостоятельных Татарской и Башкирской республики. Его труды и работы по языкознанию, экономической географии, истории и культуры актуальны и по сей день.
Содержание работы
Введение.
Глава I. Галимджан Шарафутдинович Шараф как личность.
§1. Основные моменты биографии Галимджана Шарафа.
§2. Становление Галимджана Шарафа как общественного деятеля.
Глава 2. Деятельность Галимджана Шарафа в 1920-е годы.
§1. Труды Галимджана Шарафа по языкознанию.
§2. Создание Урало-Волжского Штата и непосредственное участие Г. Шарафа в его создании.
Файлы: 1 файл
Шараф Галимзян Шарафутдинович биография.docx
Глава I. Галимджан Шарафутдинович Шараф как личность.
§1. Основные моменты биографии Галимджана Шарафа.
§2. Становление Галимджана Шарафа как общественного деятеля.
Глава 2. Деятельность Галимджана Шарафа в 1920-е годы.
§1. Труды Галимджана Шарафа по языкознанию.
§2. Создание Урало-Волжского Штата и непосредственное участие Г. Шарафа в его создании.
Галимджан Шарафутдинович Шараф-тюрколог-лингвист, литературовед, статистик, краевед, этнограф, общественный деятель. Ученик В. А. Богородицкого. Тогда же начал общественно-политическую деятельность, входил в одну студенческую организацию с И. С. Алкиным, автор доклада о территориальной автономии народов Поволжья и Урала и один из авторов проекта «штата Идель-Урал». В 1917-18 сотрудничал с И. С. Алкиным и Г. Г. Ибрагимовым в создании самостоятельных Башкирской и Татарской республик, составил и научно обосновал политическую и демографическую карты Идель-Уральского штата, Татаро-Башкирской республики и несколько вариантов границ Татарской республики.
Актуальность данного исследования: Деятельность Галимджана Шарафутдиновича Шарафа вызывает большой интерес, в особенности из-за того, что он один из авторов «Штата Идель-Урал», а также он принимал участие в создании самостоятельных Татарской и Башкирской республики. Его труды и работы по языкознанию, экономической географии, истории и культуры актуальны и по сей день.
Цель данной работы: Изучить деятельность Галимджана Шарафа в 1920-е годы и рассмотреть основные моменты из его жизни.
Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи:
§1. Основные моменты биографии
Интерес Г. Шарафа к научной деятельности таких академиков и профессоров, как Щерба, Платонов, Жуковский, Самойлович, Крачковский, повлиял на его дальнейшую научную карьеру.
После Февральской революции Г. Шараф бросает учёбу и начинает политическую деятельность. Революция полностью затягивает его в общественную работу. Г. Шараф принимает активное участие на Первом Всероссийском съезде мусульман, на сессии Национального Меджлиса.
Еще будучи в средней школе, Г. Шараф начал заниматься литературной работой и помещал ряд статей и рассказов в местных татарских журналах. Во время пребывания в Петербурге работает по материалам на русском, немецком и французском языках, а также по первоисточникам на арабском, персидском и на тюркских языках над монографией «История татар и других тюркских народностей в эпоху монгольских завоеваний». (Эта монография осталась незаконченной, написано было около 300 страниц в рукописи). В 1916 году в журнале «Шуро» напечатан был составленный им подробный критических разбор «Истории тюрко-татар» З.Валидова. В том же 1916 году появился в печати вторым изданием составленный Галимджаном Шарафом сборник «Афоризмы поэта Тукаева».
В начале 1918 года был приглашен Наркомнацем РСФСР в г. Москву для разработки проекта границ и положений Татаро-Башкирской Республики.
Учебу в Казанском университете в 1918-20 годах он совмещает с работой в Центральной мусульманской научной коллегии в Казани, где работает над вопросами реформы орфографии и научной терминологии татарского языка. С 1918 года Г. Шараф занимается фонетикой татарского языка под руководством В. А. Богородицкого. С 1921 года преподает татарский язык в вузах Казани, в основном пединституте. С 1928 года он доцент кафедры татарского языка этого института. С 1926 года избирается членом-корреспондентом Всесоюзного бюро краеведения, с 1929 года- член международной ассоциации экспериментальной фонетики.
Г. Шараф 30 марта 1937 года по обвинению в попытке создания самостоятельного тюрко-татарского государства «Идель-Урал» был приговорен к восьми годам лишения свободы. После восьми лет заключения в северо-печорских лагерях он был освобожден и приехал оттуда инвалидом. Ему не давали права жить с семьей в Казани. Он стал преподавать татарский язык и литературу в Апаставо.
Г. Шараф умер в 1950 году и был похоронен на Татарском кладбище в Казани. 2 февраля 1958 года постановлением Президиума Верховного суда Татарстана он был полностью реабилитирован, в его действиях не было найдено ни малейших следов совершения преступления.
Первая статья Г. Шарафа «Палятограммы звуков татарского языка сравнительно с русскими» посвящена изучению особенностей артикуляции звуков. Автор на основе палятограмм подробно анализирует все согласные и четыре гласных звука татарского языка.
Вторую статью Г. Шарафа «Сонорная длительность татарских гласных» высоко оценили французские ученые Пражской лингвистической школы. Они назвали это исследование новым открытием в области фонетики того времени.
В 30-е годы Г. Шараф работает над темой «Развитие языков человечества в различных экономико-общественных отношениях» (Кешелек дөньясындагы телләрнең иҗтимагый-икътисади формацияләргә бәйләнештәге үсешләре). Встретившись с учеными, которые работали в этом направлении, он определяет дальнейшие главы своей работы. Академик И. И. Мещанинов, ознакомившись с планом проекта и теоретической основой этого исследования, высоко оценил труд ученого. К этой оценке присоединились А. Н. Самойлович, Л. П. Якобсон.
А. Н. Самойлович в письме ученому совету Казанского педагогического института отмечает, что «работы Г. Шарафа должны быть высоко оценены советскими лингвистами. Он- большой специалист в области татарского языкознания». Все, кто оценил научно- исследовательскую работу Г. Шарафа, признали его достойным присуждения степени доктора наук, профессора.
Помимо работ в области лингвистики он активно занимался литературным творчеством.
Последние годы автор работал над следующими темами:
1. Составление проекта применения яналифа (НТА) на телеграфе. Проект автора принят НКПочтелем СССР для применения на телеграфе для всех тюрко-татарских языков Союза, пользующихся латинским алфавитом, за составление проекта автор получил соответствующую всесоюзную премию НКПочтеля.
2. Составление совместно с т.Бирюлевым проекта рельефного алфавита для слепых на базе яналифа (НТА). Этот проект также принят соответствующими органами для применения ко всем тюрко- татарским языкам Союза.
3. «Сонорная длительность татарских гласных». II часть (экспериментально- фонетический материал и анализ-работа около 4 печ.листов, закончена в рукописи).
4. Научный курс «Фонетика современного татарского литературного языка» (работа около 10 печ.листов с широким применением экспериментально- фонетического материала, накопленного лично автором). Работа находится в стадии подготовки к печати.
5. «Языковой коллектив и развитие языков человечества по социально-экономическим формациям». Тема с подходом к освещению вопросов развития и становления языков человечества с точки зрения развития языковых коллективов и жизни языка в коллективах, с рассмотрением вопроса по отдельным социально- экономическим формациям. В развитии этой темы автором уже написаны следующие работы:
6. В 1934-35 году принял участие в редактировании русско- татарского словаря, подготовляемого к печати Институтом марксизма- ленинизма в г.Казани.
7. В 1934-35 году принял участие в разработке материалов экспедиции по изучению тат.литературного языка и разговорного языка рабочих и колхозников татар. По материалам этой экспедиции написал работу «Обзор развития фонетической структуры татарского языка за годы диктатуры пролетариата» (работа в 2,5 печ.листа сдана в печать), а также принял близкое участие в оформлении предварительных итогов экспедиции по другим разрезам развития тат.языка.
§2. Становление Галимджана Шарафа как общественного деятеля.
После Февральской революции Г. Шараф бросает учебу и начинает политическую деятельность. Революция полностью затягивает его в общественную работу.
Татарин, ставший заместителем Мао Цзэдуна
Удивительно, но факт: татарин, родившийся в конце XIX века в окрестностях Казани под фамилией Шахидуллин и получивший образование в знаменитом казанском медресе «Мухаммадия», в середине XX века становится ключевой политической фигурой в крупнейшей китайской провинции Синьцзян. Свою государственную деятельность он завершает в Пекине на посту заместителя Председателя КНР.
Бурхан Шахиди (1895-1989) прожил долгую и необычную во многих отношениях жизнь. Он был свидетелем и участником почти всех крупных событий XX пека, разыгравшихся на политической арене Китая. Это была бурная эпоха войн и революций, крупных катаклизмов, в которые был ввергнут Китай: на эти годы приходится свержение маньчжурской монархии и провозглашение Китайской Республики, японская оккупация Китая, возвышение Чань Кайши и, наконец, приход к власти коммунистов и создание КНР.
В подтверждение этого сошлемся на несколько эпизодов из его жизни.
В 1938 году, будучи консулом Республиканского Китая в СССР, через год работы на дипломатическом поприще Б. Шахиди «угодил» в тюрьму аж на семь лет. Затем, в конце 1944 года, буквально через несколько дней после освобождения из тюрьмы, был назначен мэром города Урумчи, столицы провинции Синьцзян. Так сказать, с корабля на бал.
Все это вновь повторилось через четверть века. В годы «культурной революции» (1966-1976 гг.) семидесятилетний заместитель Председателя КНР был арестован, подвергнут гонениям и унижениям. То находился под домашним арестом, то скитался по тюрьмам и трудовым лагерям. Выдержал десять лет обструкции и выжил.
После очередной реабилитации уже на склоне лет, находясь на государственной пенсии, начал работать над своими мемуарами. К девяностолетию Бурхана Шахиди в Пекине при его жизни была издана на китайском языке объемистая книга воспоминаний (более 50.000 иероглифов). При участии автора книга переведена и на другие языки, в частности, на уйгурский и казахский.
По-разному можно относиться к необычной судьбе и во многом противоречивой политической деятельности Бурхана Шахиди. В его биографии немало белых пятен. Даже точная дата и год рождения подвергаются сомнениям. Все окутано легендами и версиями.
Рассказ о некоторых интересных сторонах жизни Бурхана Шахиди начну с краткого обзора источников. Это, прежде всего, уже упомянутая книга воспоминаний самого Бурхана Шахиди, с казахским вариантом которой я познакомился в 1998 году в библиотеке Института стратегических исследований Казахстана в Алма-Ате. Казахстанский китаист, прочитавший книгу на языке оригинала, в беседе со мной подчеркнул, что больше всего его поразили два момента. Во-первых, блестящее знание автором китайского языка: он свободно пользуется богатым арсеналом политической и художественной лексики. Во-вторых, Б. Шахиди в довольно откровенной форме излагает содержание своих многочисленных бесед с представителями Генконсульства СССР в Урумчи. И, что еще более удивительно, о своих контактах с представителями советской разведки.
Книгу Б. Шахиди с серьезными, порою жесткими критическими выкладками впервые в научный оборот ввел академик Миркасим Усманов. В своем замечательном исследовании по истории татарской диаспоры в Синьцзяне («Ябылмаган китап«, Казань, 1996 год) он обрисовал широкий политический и социально-экономический фон этого региона на рубеже последних двух веков.
Убедительно, шаг за шагом он развенчивает неблаговидную роль как российского, так и советского присутствия в Синьцзяне. Надо сказать также, что выдержанное в антиханьском духе искреннее сочувствие к страданиям уйгурского народа красной нитью проходит через всю книгу М. Усманова.
Толчком к написанию этого очерка послужила неожиданная встреча и беседа с профессором Мурадом Бурханом, сыном Бурхана Шахиди, состоявшаяся в Алма-Ате в 1999 году. Конечно, в ходе краткой беседы с М. Бурханом мне удалось выяснить лишь отдельные моменты жизни его знаменитого отца. Многое по-прежнему осталось за скобками.
ТАТАРСКИЕ КОРНИ
Во всех официальных китайских источниках периода 50-60-х годов, когда Б. Шахиди занимал важные государственные посты в Урумчи и Пекине, утверждается, что «Бурхан Шахиди, уйгур по национальности, родился в 1894 году в округе Аксу (Синьцзян)«.
Академик М. Усманов, изучавший этот вопрос по многим источникам, считает, что все это лишь удобная версия биографии Б. Шахиди, продиктованная, скорее всего, китайскими властями после 1949 года. Он аргументированно доказывает, что Б. Шахиди родился несколькими годами раньше упомянутой даты в татарской семье в деревне Аксу Казанской губернии России.
Вот мнение казахстанских востоковедов, специально изучавших этот вопрос по китайским и русским источникам: «Бурхан Шахиди, татарин по национальности, родился в 1894 году в России (родители из поселка Аксу на территории Синьцзяна), в 1912 году вернулся в Синьцзян и с ранних лет жил в Дихуа (Урумчи), где он учился и работал«.
Надо сказать, что и здесь концы с концами окончательно не сходятся. Как освещается этот вопрос в современных китайских источниках? Заглянем в «Энциклопедический словарь Синьцзяна» (Урумчи, 1993 г., стр. 143): «Бурхан Шахиди (1895-1985), предки которого были выходцами деревни Аксу в Синьзяне, родился в 1895г. в Казани. В 1912 г. вернулся в Китай в качестве служащего торговой компании и принял китайское гражданство«.
В своих мемуарах отставной китайский государственный деятель вносит осторожную коррективу в автобиографию. Хотя и здесь он, как человек, вошедший в современную историю Китая, не может или не хочет полностью снять завесу таинственности.
Начало его биографии, так сказать, в окончательном варианте самого Б. Шахиди, изложенном в мемуарах, выглядит следующим образом: «Я родился 3 октября 1894 года в деревне Аксу Тетюшского уезда Казанской губернии. По рассказам деда Губайдуллы, мои предки были уйгурами, выходцами из далекого Китая, из берегов реки Аксу«.
Из деревни Аксу вышли известные общественные деятели братья Шараф, сыгравшие заметную роль в истории татарского народа в первой половине XX века. Галимзян Шараф, ровесник Бурхана Шахидуллина, был крупным языковедом и политическим деятелем. В сталинское время он был необоснованно репрессирован и позже посмертно реабилитирован.
Братья Шараф в 1906 году открыли в Казани типографию и издательство «Магариф», где за десять лет, по оценкам академика А. Каримуллина, было напечатано свыше 500 книг общим тиражом около 2 миллионов экземпляров. Трое из четырех братьев Шараф одновременно преподавали в медресе «Мухаммадия» и были совладельцами этого престижного учебного заведения.
По некоторым данным, Шахидуллины находились в родственных связях с кланом Шарафов. В частности, родная сестра Бурхана Шахидуллина была замужем за одним из представителей Шарафов. Когда любознательный юноша Бурхан Шахидуллин приехал в поисках новизны и знаний из деревни Аксу в Казань, то его зять Шараф без особого труда устроил его приказчиком в книжный магазин издательства «Магариф», определил вольнослушателем в медресе «Мухаммадия».
Бурхану Шахиди часто везло: он умел быстро устанавливать нужные связи и, когда обстоятельства этого требовали, максимально их использовать.
Три года жизни в Казани (1908-1911 гг.) завершились неожиданно. В 1911 году, как пишет Бурхан Шахиди, по делам книжной торговли он оказался на Нижегородской ярмарке. Здесь он познакомился с Исмагилом Яппаровым, татарским купцом из Семипалатинска, который пригласил его к себе на работу в качестве бухгалтера.
Однако я думаю, что в своих мемуарах архиосторожный Бурхан Шахиди не все до конца раскрывает. Так, он лишь мимоходом упоминает, как он оказался в Семипалатинске недалеко от китайской границы.
Давайте немного поразмышляем на эту тему. В те годы свою «постоянную точку» на Нижегородской ярмарке имел крупный книготорговец Шарафутдин Шахидуллин(?!). В 1900-1917 годах у него была налажена широкая сеть книжной торговли по всему Волжско-Уральскому региону. В Казани и Оренбурге Ш. Шахидуллин издавал всевозможные справочники и календари, несколько газет и журналов, среди которых особым спросом у торгового люда пользовался журнал «Русия сэудэсе» («Российская торговля»). Нетрудно догадаться, что крупные семипалатинские купцы Яппаровы регулярно выписывали этот журнал, а может, были лично знакомы с издателем Ш. Шахидуллиным, живущим в «соседнем» Оренбурге.
Вполне возможно, что он рекомендовал Яппарову молодого Бурхана Шахидуллина (благо и фамилии совпадали). Весомый аргумент в пользу этой версии: после революции 1917 года следы книготорговца и его семьи теряются. Здесь уместно сослаться на ту часть книги Б. Шахиди, где он пишет, что во время посещения Казани «в конце 20-х годов ему удалось «забрать» (заметим: без особых трудностей) нескольких своих родственников в Китай».
Он не уточняет, о ком идет речь. Но вряд ли его родственники, живущие в деревне Кишер Аксуы, имели какое-либо представление о выездных документах. А вот крупный книготорговец Шарафутдин Шахидуллин был готов выехать куда угодно. К тому же, долг платежом красен. Помог же он юнцу Бурхану выехать в Китай в 1911 году! Чем не сюжет для детективного рассказа?
В чьи руки попал Бурхан Шахидуллин в Семипалатинске, в быстрорастущем торговом центре на юго-востоке российской империи?
В соответствии с российско-китайским Договором 1881 года несколько городских центров Синьцзяна (Урумчи, Кульджа, Чугунчак, Кашгар и др.) были провозглашены «открытыми зонами» для российских торговцев, переселившихся на постоянное жительство в упомянутые города.
В Семипалатинске в головной конторе компании «Тянь-Шань» Бурхан Шахидуллин быстро вошел в круг своих обязанностей по бухгалтерским делам и успешно прошел «испытательный срок». В сентябре 1912 года его направляют в Западный Китай в город Чугунчак в качестве бухгалтера двух крупных магазинов и заготовительной конторы компании «Тянь-Шань«. Это было начало новой жизни в чужой незнакомой стране.
ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ ЖИЗНИ В СИНЬЦЗЯНЕ
Так называется книга Бурхана Шахиди, вышедшая в Пекине в 1984 году к его девяностолетию. В ней он прослеживает свой жизненный путь через призму исторических событий. Разумеется, как и все мемуаристы, он дает им выгодную для себя интерпретацию. Тем самым он заранее оправдывает те или иные негативные поступки, которых можно было бы избежать в случае бескорыстных действий.
Китай начала и первой половины XX века бурлил в поисках оптимальной ориентации. Слишком много могущественных внешних и внутренних сил одновременно действовали в борьбе за определение будущего политического и экономического статуса этой великой державы, скинувшей вековые монархические традиции и формы правления.
Синьцзян был сферой влияния России и затем СССР. В 30-40-х годах двадцатого столетия Синьцзян был взбудоражен серией революционных выступлений и мятежей. Как правило, они завершались кратковременным образованием различного рода «республик». А нередко и убийством губернаторов, назначением новых наместников.
Эти выступления имели отчетливую антиханьскую и антидунганскую направленность. Различались они лишь по своей платформе и внешнеполитической ориентации. Гоминьданскому режиму удавалось подавить эти выступления в зародыше или сильно ограничить ареал их влияния. Будучи сформированными лишь на этнической и религиозной основе, они не имели внешних союзников.
Исключение составляет, пожалуй, образование республики Восточный Туркестан (1944-1949 гг.), созданной при материальной и моральной поддержке СССР. Как потом выяснилось, республики, призванной обеспечивать интересы СССР в контактах с китайской компартией и Гоминьданом. Как только победа китайских коммунистов стала неизбежной, Москва «сняла» свою поддержку, и республика немедленно пала.
В течение первых десяти лет пребывания в Синьцзяне (1912- 1922 гг.) Бурхан Шахиди работал во внешнеторговой компании Яппаровых «Тянь-Шань«. Здесь он прошел хорошую школу бизнеса. Это помогло ему основательно изучить социально-экономическую структуру Синьцзяна. Позже, заняв руководящее положение в компании, он установил полезные контакты со многими представителями деловых кругов уйгурской, китайской, русской и татарской национальности, вошел в состав совета директоров ряда компаний.
В 1929-1933 годах работал торговым агентом правительства Синьцзяна в Германии. Осуществлял поставки в Китай различного вида оборудования (в том числе для частных компаний) и некоторых видов легкого вооружения.
Осенью 1949 года после прихода в Китае к власти коммунистов Бурхан Шахиди был вновь назначен (вернее, продолжал работать) председателем правительства Синьцзяна. Одновременно Б. Шахиди, до этого никогда не состоявший в каких-либо политических партиях, был «кооптирован» в КПК и сразу «избран» членом Постоянного Комитета Синьцзянского бюро ЦК КПК и членом Военно-административного комитета Северо-Запада.
В 1951-1954 годах Б. Шахиди занимал должность председателя Народного Политического Консультативного Совета (парламента) СУАР КНР.
В течение длительного времени Б. Шахиди был Председателем и затем почетным Председателем Исламской Ассоциации Китая. Это в известной мере является признанием его заслуг в общественной жизни Китая.
Таким образом, Б. Шахиди в течение полувека принимал активное участие в экономической, государственной и общественно-политической жизни Синьцзяна. И, что существенно, во всех этих сферах он всегда добивался наибольших успехов.
О предполагаемых контактах Бурхана Шахиди с тогдашней советской разведкой мы можем судить лишь по отрывочным сведениям, изложенным в его воспоминаниях. Других источников у нас нет, и вряд ли они когда-либо появятся. Китайский режим, которому Шахиди служил долгие годы, продолжает процветать.
Судя по мемуарам Шахиди, его контакты с советской разведкой приходятся в основном на конец 20-х и начало 30-х годов. Москва пыталась тогда определить свою линию поведения по отношению к китайскому режиму и противоборствующим силам (гоминьдан-коммунистам).
Вполне возможно, что первые контакты такого рода были установлены еще в начале 20-х годов, когда Бурхан Шахиди занимал руководящее положение во внешнеторговой компании Яппаровых. Но интерес к его фигуре, безусловно, возрос после первых успехов Шахиди в системе госслужбы, когда он, так сказать, стал носителем доверительной и секретной информации.
В 1925-1928 годах Шахиди работал помощником и переводчиком генерал-губернатора Синьцзяна. Одновременно выполнял обязанности управляющего делами и начальника транспортного управления. Именно в этот период он неоднократно выезжал в СССР. Свободно посещал Москву и Казань.
Смог даже без каких-либо трудностей привезти в Китай некоторых своих родственников.
Затем в течение трех лет (1929-1933 годы) Шахиди находился в Германии в качестве торгового агента правительства Синьцзяна. Одновременно учился в Берлинском университете. Вполне удобные условия для «тайных контактов»!
Именно в Берлине Шахиди, по его словам, впервые познакомился с основами марксизма. Потом, после возвращения в Синьцзян, «усовершенствовал свои знания» в ходе регулярных контактов с советскими представителями в Урумчи. В частности, в беседах с генеральным консулом СССР Ветловым. После отъезда генконсула из Китая Шахиди встречался с ним и в Москве. Ветлов в свою очередь познакомил Бурхана Шахиди с некоторыми сотрудниками КГБ. Обо всем этом Бурхан Шахиди открыто пишет в своей книге. Порою даже кажется, что он нарочито «бравирует» своими контактами с советской разведкой.
После подавления «уйгурского восстания» и падения «Исламской Республики Восточный Туркестан» (просуществовала всего несколько месяцев) весной 1934 года к власти в Синьцзяне приходит Шэн Шисай, первоначально «показавший себя» как деятель социалистической ориентации.
Позже выяснилось, что Шэн Шисай пришел к власти при поддержке советских спецслужб. Как пишет Бурхан Шахиди, «совместно с приехавшими из Москвы инструкторами я принимал участие в создании службы безопасности для нового губернатора». Парадоксально, но факт: через несколько лет он сам станет жертвой той структуры, в создании которой принимал участие.
В 1937-1939 годах губернатор Шэн Шисай, которого М. Усманов вполне резонно называет палачом и полуфашистом, действуя точно по схемам тогдашнего КГБ, осуществляет массовые репрессии по всей территории Синьцзяна! Заодно без суда и следствия он ликвидирует неугодных ему политических деятелей.
Из содержания бесед Шахиди с советскими представителями четко вырисовывается, как Шэн Шисай постепенно отворачивается от своих «советских друзей». Как злая собака, сорвавшаяся с цепи, он окончательно «вырывается из-под влияния» и становится злейшим врагом СССР. Ловко маневрируя между интересами Москвы, Нанкина и Токио, он полностью переходит на сторону последних.
Как уже упоминалось, будучи на посту консула Республиканского Китая в СССР, Шахиди в 1938 году был арестован по ложному обвинению в шпионаже. Около шести лет он провел в тюрьмах и лагерях «родной» провинции Синьцзян.
Под давлением антиханьских и антияпонских народных выступлений в конце 1944 года кровавый губернатор Шэн Шисай был вынужден покинуть Синьцзян. Его «приглашают» в Нанкин в качестве министра сельского хозяйства Центрального правительства.
После бегства Шэн Шисая все политические заключенные в Синьцзяне были незамедлительно освобождены. А только что вышедший из тюрьмы Бурхан Шахиди был назначен мэром города Урумчи и специальным Уполномоченным особого округа.
«Возвышение» Бурхана Шахиди не осталось незамеченным в Москве. Вот как описывает Шахиди этот эпизод в своих мемуарах:
Для Шахиди это означало прекращение любых доверительных контактов с представителями СССР. Отныне он ведущий деятель государственной элиты Синьцзяна, часть китайского истеблишмента, обеспеченного всеми привилегиями. В соответствии с этим статусом все его дальнейшие контакты с представителями иностранных государств отныне будут носить сугубо официальный характер и всецело служить интересам китайского государства.
Острый ум и безошибочная политическая интуиция, умение Шахиди быстро схватить суть политической ситуации в Синьцзяне при тесной увязке с общей обстановкой в Китае сами по себе могли привлечь интерес к этой личности со стороны спецслужб различных стран.
Однако я далек от мысли, что Шахиди был «платным агентом» или выполнял какие-то важные поручения советской или иной разведки, способные нанести ущерб интересам Китая. Скорее, он мог выполнять роль агента политического влияния. Как для зондажа позиции той или иной стороны, так и для оказания соответствующего воздействия в нужном направлении. В этом смысле деятельность Шахиди могла бы быть весьма близкой к той работе, которую обычно выполняют дипломаты, добиваясь компромисса и достижения взаимоприемлемых для обеих сторон решений.
У Бурхана Шахиди был редкий талант к изучению языков. Меня, как востоковеда-практика, заинтересовали его методы усвоения языков. Небезынтересно проследить этот процесс по этапам его жизни.
Начальное образование, полученное в Аксу и в старотатарской школе соседней деревни Кукшум, несколько лет обучения в привилегированном казанском медресе, надо полагать, дали молодому Бурхану Шахидуллину хорошую возможность навсегда закрепить знание литературного татарского языка. Ведь недаром говорят: кто не знает родного языка, тот не выучит в совершенстве и иностранного.
Судьба приготовила ему интереснейшую миссию: к тридцати годам он овладел полдюжиной восточных языков. Но это будет значительно позже и далеко за пределами Поволжья.
До отъезда из России он практически не знал русского языка. Выучил его в Китае в общении с русскими купцами и усовершенствовал в ходе бесед с представителями советской миссии в Урумчи и другими официальными лицами.
И этого ему было недостаточно. Если хочешь стать полноценным гражданином Китая и занять соответствующее положение в обществе, ты должен во что бы то ни стало выучить китайский язык. Причем в такой степени, чтобы быть ничем не хуже китайца с высшим образованием.
К началу 20-х годов Шахиди свободно общался на китайском языке и регулярно читал периодическую печать. Он мог отличить все нюансы иносказательных высказываний китайских руководителей. Он пошел дальше: в свободное время занимался переводами с китайского на уйгурский язык.
Более того, оказавшись по воле судьбы в тюрьме, он умудрился писать стихи на китайском языке (по его словам, посвященные Мао Цзэдуну). Кроме того, под контролем надзирателей он занимался переводами секретных инструкций с китайского на уйгурский. Перевел также с китайского на уйгурский язык книгу бывшего генерал-губернатора («Три желания»).
Там же, в тюрьме, он начал работу по созданию трехъязычного словаря. Позже, в начале 50-х годов, в Пекине он издал большим тиражом «Уйгурско-русско-китайский словарь» объемом около 800 страниц.
По словам его сына Мурада Бурхана, будучи председателем правительства Синьцзяна, Шахиди с представителями казахской, киргизской и дунганской диаспоры всегда предпочитал вести диалог на их родном языке. Поскольку он хорошо знал китайскую иероглифическую письменность, вполне возможно, что он мог свободно читать и японские газеты (не зря же его объявили «японским шпионом»).
Хорошее знание языков, прежде всего китайского, русского и уйгурского, давало возможность Бурхану Шахиди регулярно следить за периодической печатью, беспрерывно накапливать необходимую информацию и своевременно «улавливать» любые нюансы политических событий и тенденций в Китае и вокруг него. Он всегда и везде (даже в тюрьме) был хорошо информированным, готовым к любым поворотам судьбы. В этом ему, безусловно, помогало отличное знание языков.
В СИНЬЦЗЯНЕ
Деятельность Шахиди в Синьцзяне получила высокую оценку китайских властей. Во всех официальных источниках неизменно отмечается, что в 1949 году, являясь председателем правительства провинции Синьцзян, Шахиди принимает решение «не препятствовать вводу в Синьцзян подразделений Народно-освободительной армии Китая, чем и внес весомый вклад в дело мирного освобождения Синьцзяна». Примечательно и то, что после кончины Б. Шахиди ЦК КПК счел необходимым посвятить целую страницу некролога его плодотворной деятельности в Синьцзяне, приведшей «к мирному воссоединению и созданию Уйгурского автономного региона».
Оценка оппозиционных сил в Синьцзяне носит прямо противоположный характер. Они исходят из того, что такой подход Шахиди лишил возможности военным формированиям Республики Восточный Туркестан отстоять свою самостоятельность. Безусловно, такая точка зрения тоже имеет право на существование. Более того, развивая эту мысль, нетрудно прийти к выводу, что тогдашнее решение Бурхана Шахиди по существу открыло путь к насильственной «окультуризации» Синьцзяна. В дальнейшем это целенаправленно осуществлялось Пекином под эгидой концепции «единой китайской нации», в которую якобы входят все этнические группы Китая, сопричастные к истории страны.
В этой сложной ситуации, как мне представляется, иной разумной альтернативы просто не было.
Бурхан Шахиди, видимо, принял единственно возможное решение. Оно не только способствовало свершению его карьеры на высоких постах в Пекине, но и включению его имени в историю современного Китая.
Синьцзян располагает огромными природными ресурсами. В трех горных системах региона обнаружены свыше 3000 месторождений 120 видов высокосортных полезных ископаемых. Горы Алтая известны месторождениями золота, слюды, редких металлов и драгоценных камней. Для гор Тянь-Шаня характерны запасы железа, угля, марганца и цветных металлов. Куньлуньские горы известны во всем мире залежами нефти, асбеста, хрусталя и редкоземельных металлов. Таримская и Джунгарская впадины богаты нефтью, газом, углем и гипсом.
В 1996 году, впервые оказавшись в Пекине, я был поражен размахом и масштабами строительного бума. В центре города высятся сотни современных зданий, десятки небоскребов и пятизвездочных гостиниц. Строительные работы ведутся круглосуточно. Я полагал, что это, видимо, характерно лишь для столицы КНР. Но, посетив два провинциальных города на северо-востоке и на северо-западе, убедился: весь Китай превратился в единую строительную корпорацию.
В центре Урумчи около десятка небоскребов, отданных под офис иностранным компаниям, и дорогие современные гостиницы. По всему Китаю насчитывается свыше трех тысяч «звездных» отелей. В том числе около 200 пяти- и четырехзвездочных, ежегодно обслуживающих около 50 миллионов иностранных туристов.
В Урумчи, в древней столице уйгуров, меня поразило также другое. В центре города, в районе небоскребов, в основном мелькают лица ханьской национальности. Очень мало лиц коренных этносов, в частности, уйгуров и казахов. Заглянул в китайскую статистику. Оказывается, ныне 80% населения Урумчи составляют ханьцы. Уйгуров лишь 12 %, да и те в основном живут на окраинах города.
Вполне возможно, что у некоторых слоев тюркоговорящего мусульманского населения все еще сохраняется ностальгия по созданию собственного национального государства по образцу 30-40-х годов, а достижение полного национального согласия и поныне продолжает оставаться головной болью как регионального, так и центрального руководства. Но совершенно очевидно, что создание независимого тюрко- исламского государства в пределах Синьцзяна в обозримой перспективе совершенно немыслимо. В равной степени невозможен возврат к жесткому курсу периода «культурной революции». Учитывая изменившуюся ситуацию как в Китае, так и в мире, Пекин вынужден искать новые пути и формы взаимоотношений центра с его национальными окраинами.
НА ВЫСОКИХ ПОСТАХ В ПЕКИНЕ
В середине 1950-х годов Шахиди по приглашению премьера Госсовета КНР Чжоу Эньлая переходит на руководящую работу в столице Китая. В течение длительного времени (1954-66 гг.) он работает заместителем Председателя Всекитайского Собрания народных представителей (ВСНП) первого, второго и третьего созывов. Как известно, бессменным Председателем ВСНП вплоть до своей кончины был Мао Цзэдун.
Одновременно Бурхан Шахиди выполнял обязанности заместителя председателя Комитета по делам национальностей ВСНП первого и второго созывов (1954-64 гг.).
Великолепный знаток проблемы Синьцзяна того периода М. Усманов (он родился в Кульдже и прожил там почти четверть века) в своей книге «Ябылмаган китап» поднимает вполне закономерный вопрос:
Сказано, конечно, жестко и категорично. Но в такой постановке эти суждения звучат весьма логично. Действительно, в течение почти десяти лет Шахиди возглавлял правительство Синьцзяна при четырех политических режимах, коренным образом отличающихся друг от друга по своим политическим платформам. Он был председателем коалиционного правительства «трех революционных округов». Входил в состав центрального нанкинского правительства Республиканского Китая. Занимал пост главы правительства Синьцзяна при гоминьданском режиме. Приход к власти коммунистов в Пекине застал Бурхана Шахиди на посту главы правительства Республики Восточный Туркестан. После ее падения он, как ни в чем не бывало, уже при коммунистах продолжал руководить правительством СУАР КНР в течение пяти лет.
Главный постулат Шахиди заключался в том, что он всегда выступал за «единый неделимый Китай», против отделения Синьцзяна. В подходе к этой основополагающей проблеме Синьцзяна он исходил, на мой взгляд, из понимания реальной действительности. При любых режимах и изменениях политической обстановки Китай никогда не допустит потери богатейшего и крупнейшего региона, превышающего по площади территории таких ведущих стран Европы, как Англия, Германия, Италия и Франция, вместе взятых.
Шахиди, будучи прагматиком в политике, хорошо изучил и воспринял консервативное, иносказательное китайское мышление, разбирался в его тончайших нюансах. Государственным деятелям ведущих стран мира еще предстоит изучить и понять политические компоненты современного китайского мышления. Хотя бы потому, что в начале XXI века Китай, впервые выпрямив свои экономические крылья, сделал прямой вызов США и остальному миру, претендуя, по крайней мере, на роль второй сверхдержавы.
О. А. Трояновский, бывший посол СССР в Японии, Китае и в ООН, пишет в своих мемуарах, что он не хотел бы спорить с Кеннаном по этому поводу, поскольку считает весьма рискованным делать такие обобщения в преломлении к целым народам. Но на основе личного опыта (он был послом СССР в КНР в 1986-1990 годах) считает китайских руководителей по их профессионализму на уровне, а в ряде случаев и выше уровня руководителей любой другой страны мира.
Однако пора вернуться к нашей основной теме. Как я и обещал в начале, предоставим слово профессору Мураду Бурхану:
О ПОЛИТИКЕ
Он весьма болезненно воспринимал обвинения в свой адрес со стороны тогдашних лидеров уйгурской диаспоры, обосновавшихся в США и Турции. Обвинения в том, что, дескать, именно он является виновником присоединения Синьцзяна к Китаю в 1949 году.
О СЕМЬЕ
— У отца была большая семья: девять детей от двух жен. Четыре от первой жены, уйгурки по национальности; пять от второй жены, татарки.
Мама посвятила педагогической работе почти полвека. Она с одинаковым успехом могла преподавать физику и математику, историю и географию. Однажды в Урумчи она в течение двух лет по своей методике вела уроки уйгурского языка в китайской школе и одновременно уроки китайского языка в уйгурской. Позже, когда отца перевели в Пекин на работу в ВСНП (парламенте), она разработала ряд учебно-методических пособий по вопросам преподавания языков в национальных и китайских школах. Отец высоко ценил ее познания в уйгурской литературе и часто советовался с ней накануне встреч с представителями сферы образования.
В годы «культурной революции» молодой ученый-нефтяник, как и его отец, семь лет отсидел в тюрьмах и лагерях, так сказать, в ранге «белого воротничка» тогдашнего китайского общества.
В настоящее время доктор технических наук, профессор Мурад Бурхан возглавляет нефтяной институт в Урумчи. Следуя заветам отца, он в совершенстве выучил уйгурский и китайский, свободно общается на татарском и русском языках.