Кто такой лорд кардиган
Атака Лёгкой бригады: непонятый приказ и неверное направление
Одним из ярчайших символов Крымской войны 1853-1856 годов является атака Лёгкой бригады. Эта история началась 25 октября 1854 года, в ходе Балаклавского сражения, когда командующий британскими войсками лорд Реглан отдал своей кавалерии приказ не дать врагу «увезти пушки». Этот приказ вызвал недоумение у командующего кавалерией лорда Лукана, который со своей позиции не видел местности и не понимал, какие именно пушки он должен отбить. И только экспрессивный жест доставившего приказ капитана Нолана, неопределённо ткнувшего рукой в сторону, вкупе с категорической формулировкой приказа заставил Лукана принять решение. Последствием этого стала легендарная атака Лёгкой бригады, которая сегодня является неотъемлемой частью английский и мировой военной истории.
Крымская война стала одним из самых кровопролитных конфликтов второй половины ХІХ века. Противоречия между Российской империей с одной стороны и Турцией, Великобританией и Францией с другой вылились в боевые действия в Европе и Азии, на суше и на море. Основным театром этой войны стал Крым, где в сентябре 1854 года высадились британские, французские и турецкие экспедиционные войска. 20 сентября 1854 года союзники нанесли поражение русской армии в сражении на реке Альма и двинулись к Севастополю, который был главной целью кампании. Свою базу британцы развернули в городке Балаклава.
Лёгкая бригада в Крыму
Кавалерийские силы британской «Восточной армии» в Крыму состояли из дивизии под командованием генерал-лейтенанта Джорджа Чарльза Бингхэма, 3-го графа Лукана. В состав дивизии входила Тяжёлая бригада бригадного генерала Джеймса Йорка Скарлетта и Лёгкая бригада генерал-майора Джеймса Браднелла, 7-го графа Кардигана. Каждая из бригад состояла из пяти полков по два эскадрона. Общая численность эскадрона по штату равнялась примерно 140 всадникам, соответственно в полку — 280, а в бригаде — около 1400 человек. Кроме того, дивизии придали две батареи конной артиллерии (12 орудий).
В мирной жизни командир Лёгкой бригады граф Кардиган владел скаковыми лошадьми и имел репутацию блестящего наездника. В армии он служил с 1824 года, Крымская война стала для него первой. Долгое время Кардиган был командиром 11-го гусарского полка — эту должность он попросту купил благодаря существовавшей в то время практике. Ежегодно он вкладывал колоссальные суммы личных средств в оснащение полка, и тот находился на хорошем счету. После начала Крымской войны Кардигану предложили возглавить Лёгкую бригаду, и он с готовностью отправился на войну. Будучи представителем высшей британской аристократии, граф любил роскошь — в Крым он приплыл на собственной яхте «Драйяд», поставил её на якорь в Балаклавской бухте и жил на ней. Кроме всего прочего, Кардиган был шурином лорда Лукана, но они ненавидели друг друга — Лукан женился на одной из сестёр Кардигана и, как считал граф, плохо с ней обращался. Свои взаимоотношения генералы не скрывали, часто пререкаясь на людях. Из-за этого обстановка в кавалерийском командовании была напряжённой. Единственное, что объединяло Лукана и Кардигана, это то, что их обоих не любили в войсках.
К моменту описываемых событий Лёгкая бригада состояла из следующих полков:
Балаклавское сражение
Успешное продвижение союзных войск к Севастополю в октябре 1854 года вынудило главнокомандующего русскими войсками в Крыму князя А.С. Меншикова не ждать сосредоточения всех своих сил (на подходе были 10-я и 11-я пехотные дивизии), а срочно атаковать противника. Наиболее уязвимым местом во вражеской диспозиции являлся район Балаклавы, и именно сюда решил бить Меншиков. Поскольку его силы были ограничены, то ограничили и цель удара — ею стал захват четырёх вражеских редутов, расположенных на высотах у деревни Кадыкиой, вдоль Воронцовского тракта.
Тракт проходил через равнину Балаклавы справа налево по узкому участку земли, который военные называли Верхним проходом. Слева от него, в районе Федюхиных высот, расположен ровный участок земли, прозванный военными Северной долиной, а такой же участок справа — Южной долиной. Обе долины были разделены Верхним проходом, острыми вершинами Кадыкиойских высот и четырьмя британскими редутами.
Для взятия редутов Меншиков сформировал группировку войск общей численностью около 16 000 человек при 64 орудиях (17 батальонов, 20 эскадронов, 10 сотен, 48 пеших и 16 конных орудий) под руководством генерал-лейтенанта Павла Липранди, командира 12-й пехотной дивизии. Для поддержки войск Липранди был создан особый отряд генерал-майора И.П. Жабокрицкого (около 5000 человек при 14 орудиях), имевший задачу занять Федюхины высоты правее Воронцовского тракта. Характерно, что само по себе взятие редутов никак не могло повлиять на ход осады Севастополя, на что Липранди и указал командующему. Меншиков решительно отверг все возражения.
25 октября в 5 часов утра Липранди перешёл в наступление. Редуты оборонял турецкий гарнизон численностью в тысячу человек с 11-ю британскими 12-фунтовыми пушками. К 7:30 русские захватили редут №1, уничтожив при этом около 170 турецких солдат. Обескураженные турки бросили три остальных редута со всей артиллерией и имуществом и в панике бежали к деревне Кадыкиой, перед которой стоял 93-й полк шотландских горцев, и находился лагерь британской кавалерии.
После захвата редутов в дело вступила русская конница: гусарская бригада генерал-лейтенанта И.И. Рыжова нашла пустой лагерь британской кавалерии и разграбила его. Четыре её эскадрона атаковали 93-й шотландский пехотный полк баронета Коллина Кэмпбелла. Последующие события вылились в короткий кавалерийский бой между русскими гусарами и тяжёлыми британскими кавалеристами лорда Скарлетта, а также знаменитую оборону шотландских горцев, вошедшую в военную историю как «Тонкая красная линия» (Thin red line). В итоге сильно потрёпанные гусары вернулись на исходные позиции, после чего сражение стало вялотекущим и близилось к завершению.
Лёгкая бригада в начале сражения
Кардиган прибыл в 7:45 и присоединился к своей бригаде, уже выстроенной в холмах в 500 м от места боя тяжёлой кавалерии. Сначала под его началом оказался 661 человек, но в последующие часы к ним присоединились ещё восемь всадников из числа находившихся под арестом или занятых на каких-либо работах. Самым ярким примером такого рода оказался рядовой 17-го уланского полка Джон Вей, который выполнял работу мясника в Балаклаве, но при первых звуках сражения примчался в лагерь и встал в строй. Он даже не снял своего забрызганного кровью фартука и выглядел весьма экзотично. Появление Вея вызвало смех сотоварищей и привлекло внимание самого командира дивизии. Лукан подъехал к Вею и спросил: «Знаешь ли ты, куда мы сейчас поедем?» Вей с улыбкой ответил, что очень хочет «задать трёпку русским». «Ну что ж, тогда иди и дерись, как дьявол», — улыбнулся генерал.
В бой Лёгкая бригада не вступила, лишь наблюдая, как Тяжёлая бригада рубится с русскими гусарами. В процессе «стояния», увидев, что гусары отступают, и есть возможность ударить противнику во фланг, капитан Моррис, исполнявший обязанности командира 17-го уланского полка, спросил у Кардигана:
«— Милорд, Вы не собираетесь атаковать отступающую конницу противника?
— Нет. У нас приказ оставаться здесь.
— Но, милорд, наш долг — развить достигнутый успех.
— Нет. Мы должны оставаться здесь.
— В таком случае прошу разрешить мне преследовать их силами 17-го полка. Посмотрите, сэр, они отступают в полном беспорядке.
Последние слова Кардиган произнёс резко и громко, и его услышали многие из стоявших рядом офицеров. Позиция Кардигана оправдывалась не трусостью, а полученными им приказами лорда Реглана. Уже после событий Лукан писал, что «по приказу Реглана они (Лёгкая бригада – прим. авт.) оставались на месте. Теперь они были вне моего подчинения, и я ничего не мог поделать». Интересно, что сам Кардиган считал, что во всём виноват ненавидевший его Лукан, который якобы намеренно удерживал бригаду позади, не давая идти вперёд.
После того, как Тяжёлая бригада вернулась из боя, Лукан построил дивизию у входа в Северную долину: Лёгкая бригада — на левом фланге, Тяжёлая — на правом. Командиры полков ожидали сигнала к атаке, но Лукан молчал.
Импульсивный приказ Реглана
Лорд Реглан наблюдал за сражением со своего командного пункта на Сапун-горе. Неожиданная утренняя атака русских войск доставила ему много неприятных и нервных минут, заставив принимать спешные решения и перебрасывать силы для парирования удара. Положение усугублялось обычной в таких случаях неразберихой, помноженной на гонор командиров британских соединений, часто по-своему трактовавших приказы. Историк Кристофер Хибберт указывает, что Лукан, получив приказ атаковать своей кавалерийской дивизией отходящих русских, проигнорировал его, объяснив это тем, что ожидал поддержки пехоты, которой не было. От этого Реглан всё больше нервничал. И, хотя положение на поле боя уже давно выровнялось, русская конница отступила, а сражение затихало, командующий явно пребывал не в духе.
Реглан с растущим раздражением наблюдал за тем, как его кавалерия маневрирует у входа в долину, не делая никаких попыток атаковать. И тут британские штабисты в подзорные трубы увидели появление русских артиллерийских повозок, тащивших за собой буксирные приспособления. Что они собирались делать, догадаться было нетрудно — забрать с редутов трофейные британские орудия. В то время все армии мира придавали большое значение артиллерии. Каждая пушка несла на себе герб своей страны и в какой-то степени являлась символом армии. Сейчас британцы потеряли сразу 11 орудий — для сравнения, в сражении при Альме они захватили лишь две русские пушки.
Наблюдая за русскими, Реглан с явной досадой сказал стоявшему рядом французскому командующему генералу Франсуа Канроберу, что всё-таки жаль отдавать врагу такие трофеи. Канробер ответил: «Зачем идти самим на русских? Предоставим им идти на нас: мы на превосходной позиции, не будем трогаться отсюда».
Однако раздражение Реглана достигло своего пика. Он повернулся к генерал-квартирмейстеру бригадному генералу Ричарду Эйри и продиктовал приказ, предписывавший графу Лукану немедленно атаковать:
«Лорд Реглан желает, чтобы кавалерия быстро продвинулась к фронту, преследуя противника, и попыталась воспрепятствовать врагу увезти прочь орудия. Отряд конной артиллерии может сопровождать. Французская кавалерия находится на вашем левом фланге. Немедленно. Р. Эйри».
Капитан Нолан
Задачу доставить приказ Лукану получил адъютант генерала Эйри капитан Льюис Эдуард Нолан из 15-го гусарского полка. Он был неординарным человеком, автором успешной книги «История и тактика кавалерии» (1853, переведена на многие языки, дважды издана в России — в 1861 и 1871 годах). Впрочем, многие офицеры его не любили, считая выскочкой, педантом и всезнайкой.
Своим оппонентам Нолан платил той же монетой. С особой ненавистью и нескрываемым презрением он относился к Лукану и Кардигану. С самого утра Нолан рвался в бой и не понимал, почему Лукан уклоняется от сражения. Это презрение буквально сквозило в нём, когда генерал недоумённо вертел в руках листок с приказом. Позднее Лукан объяснял, что он «изучал приказ очень дотошно, с некоторой долей испуга, поскольку не видел ни малейшей практической пользы от его исполнения».
Последнее объяснялось тем, что со своей позиции в низине у входа в Северную долину Лукан не мог видеть, что противник собирается уводить артиллерию с редутов, да и сами редуты были ему не видны. При этом он знал, что вражеские батареи развёрнуты в глубине долины. Атаку на эти батареи он совершенно справедливо посчитал бессмысленным и опасным делом. Лукан пытался добиться уточнений у Нолана, но капитан был нетерпелив:
«— Лорд Реглан приказывает, чтобы кавалерия атаковала немедленно!
– Атаковать, сэр? Кого атаковать? О каких пушках здесь говорится? Куда мы должны наступать?»
На это капитан, гарцуя на коне, неопределённо показал рукой в глубину Северной долины: «Сюда, милорд, это ваш противник, вот это — ваши пушки!»
Есть что-то фантастическое в этой сцене, в которой, держась с подчёркнутой наглостью, капитан требует от генерала атаковать. Но из текста приказа Лукан не понимал, куда именно он должен наступать, и пребывал в растерянности. Экспрессивный жест Нолана, указывавшего вглубь Северной долины, генерал, видимо, истолковал как прямое направление атаки. В результате он поручил своей кавалерии не атаковать редуты через Южную долину, как того хотел Реглан, а ударить по русским батареям в Северной долине.
Передав приказ, Нолан поскакал в расположение 17-го уланского полка спросить у своего друга капитана Морриса, может ли тот присоединиться к атаке. А Лукан, всё ещё пребывая в недоумении, смирился с тем, что ему приказали атаковать развёрнутые в долине вражеские батареи, и начал раздавать указания. С холодной учтивостью Кардиган выслушал приказ из уст ненавистного начальника и отсалютовал саблей.
« — Позвольте мне заметить, сэр, что у русских батарея на равнине прямо перед нашим фронтом и батареи и ружейные стрелки с обоих флангов!
— Я знаю об этом, но и Реглан тоже знает и, очевидно, учёл это. У нас нет другого выбора, кроме как повиноваться».
Кардиган снова отсалютовал, повернул коня и со словами: «Отсюда уходит последний из рода Браднеллов» направился к командиру 4-го лёгкого драгунского полка подполковнику Пэйджету, после чего оба офицера двинулись в расположение бригады. Кардиган приказал полковнику возглавить вторую линию. Генерал явно волновался, так как несколько раз повторил, что надеется, что Пэйджет и его люди проявят себя с самой лучшей стороны. «Конечно, милорд, мы сделаем всё, что сможем», — успокоил его Пэйджет.
По пути Кардиган и Пэйджет наткнулись на командира 8-го гусарского полка подполковника Шевелла, который сердито выговаривал нескольким своим подчинённым, курившим трубки, что «курение в присутствии врага позорит полк». Это замечание привело в раздражение Пэйджета, который сам в этот момент курил сигару. Выбрасывать сигару он не стал.
Жребий был брошен, и Лёгкой бригаде предстояло с фронта атаковать развёрнутую артиллерийскую батарею, что по всем канонам того времени считалось невыполнимым заданием.
Автор выражает благодарность Даниилу Бержицкому за ценные рекомендации и помощь в подготовке статьи
Источники и литература:
О френче, макинтоше, кардигане и реглане.
Фельдмаршал Джон Френч
Кардиган: Джеймс Томас Браднелл, 7-й граф Кардиган
В гардеробе многих людей можно увидеть кардиган — вязаный жакет на пуговицах и без воротника. Но, пожалуй, не все знают, что назван был этот предмет одежды в честь своего изобретателя — английского генерала Джеймса Томаса Браднелла, 7-го графа Кардигана. Изначально кардиган представлял собой жилет, который английские военные надевали под форменный мундир для тепла, но постепенно он перекочевал в гардероб гражданских лиц, в том числе и женщин, и обзавелся длинными рукавами.
Меценат: Гай Цильний Меценат
Понятие «меценат» применимо к человеку, который за свой счет способствует развитию науки и искусства. Многие из таких людей вошли в историю, но началось все со знатного римлянина этрусского рода по имени Гай Цильний Меценат, который жил в I веке до н. э. и прославился как покровитель поэтов. Например, Горацию Меценат подарил свое имение, а Вергилию помог избавиться от насилия со стороны некоего центуриона и вернул отнятое у поэта имущество.
Кроме того, Меценат состоял в дружеских отношениях с императором Октавианом Августом и мог влиять на последнего, сдерживая жестокие порывы правителя. По свидетельству Диона Кассия, Меценат однажды удержал Августа от вынесения многих смертных приговоров, написав тому всего лишь одну фразу: Surge tandem, carnifex! («Да полно же тебе, мясник!»).
Бойкот: Чарльз Бойкотт
Полное или частичное прекращение отношений с отдельным лицом или организацией, или бойкот, известно во многих странах как метод мирного сопротивления. И хотя само по себе бойкотирование применялось и ранее, официальное название этого вида борьбы появилось лишь в конце XIX века и связано с именем Чарльза Бойкотта, который работал управляющим у землевладельца лорда Эрна в ирландском графстве Мейо.
Соседи перестали разговаривать с Бойкоттом, не садились рядом с ним в церкви, а магазины отказывались его обслуживать. В итоге управляющий не выдержал и покинул Ирландию, а его имя вошло в большинство языков мира.
Рукав реглан: Фицрой Джеймс Генри Сомерсет, 1-й барон Реглан
Рукав реглан примечателен тем, что он выкраивается вместе с плечевой частью переда и спинки изделия. Но, как и в случае с кардиганом, этот элемент одежды пришел к нам из военной моды: именно такой крой рукава предпочитал британский фельдмаршал барон Реглан, который потерял правую руку в Битве при Ватерлоо.
Спортивный купальник, или леотар: Жюль Леотар
Еще один предмет одежды, который изначально появился в мужском гардеробе, — спортивный купальник, он же леотар (или леотард). Назван был так в честь французского акробата Жюля Леотара, выступавшего в подобном костюме. В XIX веке леотары надевали только цирковые артисты, но в XX веке спортивный купальник проник в балет, художественную гимнастику, другие виды спорта, а благодаря появлению аэробики леотар стал популярной уличной одеждой в 1980-х: его носили с легинсами и юбками.
Силуэт: Этьен де Силуэт
Слово «силуэт» и его значение известны каждому, но не все догадываются, что оно произошло от фамилии французского контролера финансов Этьена де Силуэта (на коллаже слева), который прославился своей прижимистостью и желанием сократить расходы короля Людовика XV и его приближенных. Разумеется, это никак не способствовало популярности Силуэта, пусть его действия и были абсолютно оправданными.
Чрезмерная бережливость Силуэта стала причиной появления фразы à la Silhouette, которую употребляли в отношении дешевых вещей. А еще в честь «скаредного» контролера было названо искусство портрета в виде тени — недорогая альтернатива для тех, кто не мог позволить себе заказать полноценный портрет у художника. Сам Силуэт не был изобретателем этой техники, но он любил выполнять подобные портреты. Пример такой работы (силуэт Джейн Остин, автор портрета — миссис Коллинз) вы видите на коллаже справа.
Ватман: Джеймс Уотман
Плотная белая высокосортная бумага с большой стойкостью к истиранию была также названа в честь своего создателя — английского бумажного фабриканта Джеймса Уотмана — старшего (англ. James Whatman, в русском произношении — Ватман). Сам Уотман изначально назвал свое изобретение wove paper (буквально — «тканная бумага»), но в русском языке прижилось именно такое название.
Саксофон: Адольф Сакс
Саксофон был сконструирован в 1842 году бельгийским музыкальным мастером Адольфом Саксом, назвавшим свое изобретение мундштучным офиклеидом (ныне устаревший духовой музыкальный инструмент). А известное нам название «саксофон» этому инструменту дал друг Сакса, французский композитор Гектор Берлиоз. Кстати, в английском языке слово «саксофон» (saxophone) часто сокращают до простого «сакс» (sax).
Bluetooth: Харальд I Синезубый
Технология беспроводного объединения устройств была названа в честь жившего в X веке короля Дании и Норвегии Харальда I Синезубого (bluetooth буквально переводится как «синий зуб»), который объединил народы на территории современных Дании и Южной Швеции, где и была разработана эта технология. Принято считать, что король получил свое прозвище из-за плохого состояния зубов, правда, они были не синими, а скорее черными: слово blå в то время означало более темный цвет, чем синий.
Женский обольститель, или Казанова: Джакомо Казанова
Имя этого авантюриста и любителя амурных похождений стало нарицательным, но, в отличие от литературных персонажей Ловеласа и Дон Жуана, Джакомо Казанова — реально существовавший человек. Казанова много путешествовал, бывал он и в России, где его поразило то, что простой народ и слуги употребляют напиток, который показался ему восхитительным: речь идет о квасе.
Кстати, число завоеванных Казановой женщин было не таким уж и огромным даже по меркам прошлого. Это подтверждает цитата из вступительной статьи к русскому изданию мемуаров Казановы: «. „донжуанский список“ Казановы может поразить воображение только очень примерного семьянина: 122 женщины за 39 лет. Так ли это много — три любовных приключения в год?»
Сэндвич: Джон Монтегю, 4-й граф Сэндвич
Порой самые гениальные изобретения появляются на свет благодаря обыкновенной человеческой лени. К таким вещам вполне можно отнести и сэндвич, который явился миру благодаря тому, что заядлому картежнику графу Сэндвичу не хотелось вставать с места, чтобы нормально пообедать.
Граф имел привычку просиживать за игровым столом круглые сутки и просил подавать ему холодную говядину между двумя ломтиками поджаренного хлеба, чтобы не прерывать своих занятий и при этом не так сильно пачкать руки едой. Так известный всем сэндвич получил свое название и стал неотъемлемой частью культуры питания в больших городах.
Папарацци: Тацио Секкьяроли
Сразу оговоримся: слово «папарацци» стало нарицательным из-за персонажа по фамилии Папараццо из картины Федерико Феллини «Сладкая жизнь». Но прототипом этого героя стал итальянец Тацио Секкьяроли (на фото в левом нижнем углу), которого принято считать самым первым в мире папарацци — фотографом, снимающим сцены из жизни знаменитостей без их ведома и согласия.
Впрочем, после выхода фильма Секкьяроли прекратил быть уличным фотографом и посвятил себя студийной работе. В частности он был личным фотографом Софи Лорен и оставался им на протяжении 20 лет.
Макинтош (одежда) (англ. mackintosh) — плащ из непромокаемой прорезиненной ткани, а также летнее (обычно габардиновое) мужское пальто по типу такого плаща, бывшее в моде в середине XIX века.
Макинтош разработал особый декоративный стиль, в котором геометрические элементы связываются качающимися, разлетающимися по сторонам линиями, который на рубеже XIX—XX столетий был типичен для европейского декоративного искусства.
fenrus_02
fenrus_02Изломы эпох
Как и почему они оказались здесь, в Крыму, на поле сражения под Балаклавой, 25 октября 1854 года? Чья воля умышленно или по ошибке отправила английских гусар, улан и драгун во главе с их в высшей степени экстравагантным командующим в смертельную ловушку, которую впечатленный произошедшим поэт лорд Теннисон вскоре назовет «пастью ада»? Они проделали немалый путь, и начался он далеко и задолго до памятного дня, когда им суждено было войти в историю.
Джеймс Томас лорд Бруденелл, седьмой граф Кардиган, от рождения обладал всеми типичными пороками старой английской аристократии – и в его жизни, как в зеркале, нашли свое отражение все пороки викторианского общества и армии. С раннего детства жизнь убеждала его в том, что мир вокруг принадлежит ему. Надменность и чванливость этого человека превосходили все мыслимые пределы, зачастую гранича с грубостью. Его авторитарный, не терпящий возражений стиль руководства приводил в отчаяние подчиненных. Не обладая сам выдающимися умственными способностями и склонностью к интеллектуальному труду, граф с подозрением относился к образованным людям. Едва ли не наихудшей возможной рекомендацией было попасться ему на глаза с книгой в руках. Хуже этого могло быть лишь отсутствие дворянской крови в жилах собеседника, которое автоматически делало его существом низшего сорта, недостойным продолжительного внимания. Граф умел быть очаровательным собеседником – с дамами, о преследовании которых Его Светлостью, известным ловеласом, ходили легенды. Граф считал себя неизмеримо выше не только окружавших его простых смертных, но и принятых в чопорном викторианском обществе норм морали. Шлейф скандалов преследовал Кардигана всю жизнь. Отношение к нему широкой публики колебалось между смехом и бурей возмущения, в зависимости от серьезности его выходок, но ни то, ни другое не мешало ему делать успешную военную карьеру. Голубая кровь, баснословное состояние и друзья на высоких должностях помогали заминать скандалы, которые погубили бы любого другого офицера. Из всех традиционных достоинств родовой знати Кардиган обладал лишь одним – безусловной личной храбростью. Некоторые злые языки шутили (потихоньку и за глаза), что Его Светлость слишком недалек, чтобы бояться. На деле, он скорее был для этого слишком уверен в себе.
Военная служба Джеймса началась в необычно позднем возрасте – в 27 лет. Однако в рамках существовавшей в Британии системы купли-продажи офицерских званий, это не препятствовало карьерному успеху – были бы деньги. А род Бруденеллов последние три столетия в деньгах не нуждался. Уже через 8 лет Джеймс командовал 15-м гусарским полком. Это был не самый удачный опыт. Лорд относился к своим обязанностям чрезвычайно серьезно. Его трудно было бы в этом упрекнуть, если бы главным элементом военной службы в его глазах не была жесточайшая парадная муштра, а основным показателем качества подготовки полка – его внешний вид. Его Светлость следил за чистотой и блеском мундиров и снаряжения, ухоженностью лошадей и выправкой солдат с дотошностью, достойной лучшего применения. Требования его выходили далеко за рамки обычных военных уставов и предписаний. Малейшие отклонения от эталонов, заданных подполковником, беспощадно карались телесными наказаниями. Нас не должно удивлять, что такой подход очень быстро настроил против лорда почти всех офицеров 15-го гусарского, вынужденных ежедневно исполнять сумасбродные требования аристократа, не наигравшегося в детстве в солдатики. Конфликт нарастал до тех пор, пока взбешенный очередным неповиновением Бруденелл не привлек одного из «оппозиционеров» к военному трибуналу. Эффект, однако, оказался совсем иным, чем ожидалось – процесс получил громкое освещение в прессе и обнажил скандальные факты о стиле командования самого Бруденелла. Среди них была тайная слежка за неугодными, подкуп денщиков и сержантов, чтобы они шпионили за своими офицерами, хамство и оскорбления в адрес заслуженных и опытных людей, старших его по возрасту. Публика была шокирована. Защитная речь капитана Уотена, ветерана битвы при Ватерлоо, заставила многих в зале суда прослезиться. Суд вынес оправдательный вердикт – и вторым пунктом постановил отстранить лорда Бруденелла от командования полком.
11-й полк последние 17 лет провел в Индии. Этот факт не предвещал ничего хорошего. Если было на свете что-то, что их новоиспеченный командующий не любил больше, чем офицеров-книгочеев, это были офицеры-«индийцы». Эти закаленные профессионалы, привыкшие действовать и одеваться не «по уставу», а исходя из практических соображений и полевых условий, решительно не вписывались в его идеальный образ шикарного, с иголочки одетого элитного полка, блещущего на парадах. С первого же знакомства Бруденелл (к тому времени унаследовавший титул и ставший графом Кардиганом) взял курс на выдавливание их из полка (путем настойчивой травли, чтобы заставить их продать или обменять свои офицерские патенты) и привлечение «настоящих» кавалерийских офицеров – молодых аристократов, привычных к светской жизни и не стесненных в средствах. Однако «индийские» офицеры отнюдь не собирались сдаваться без боя. Некоторые ушли, но оставшиеся сплотились и образовали угрюмую и непримиримую оппозицию Его Светлости.
Звездный час Кардигана настал в феврале 1840 г., когда именно 11-й полк был выбран для почетного эскорта прибывшего в Британию жениха королевы Виктории – принца Альберта. В честь этого знаменательного события полк был преобразован в гусарский, а сам принц-консорт соблаговолил стать его почетным полковником. Кардиган счел это свидетельством успеха своей политики, и удвоил усилия. Гусарам нужна была совсем иная форма, чем более прозаичным легким драгунам – и Его Светлость разработал ее собственноручно. Новый мундир 11-го гусарского был верхом элегантности, доведенной почти до абсурда – особенно сильное впечатление производили рейтузы густо-вишневого цвета, которые немедленно стали объектом насмешек прессы (говорили, что они были настолько узкими, что грозили лопнуть по швам, когда кавалеристы запрыгивали в седло). Тем не менее, полк Кардигана, несомненно, производил эффектное впечатление – чего граф и добивался. На поддержание своего полка в надлежащем виде, закупку новой формы, лучших лошадей и постоянное обновление снаряжения он ежегодно тратил не менее 20 тыс. фунтов из своих личных средств, в дополнение к деньгам, выделяемым казной. Лишь одно омрачало его триумф – невозможность полностью избавиться от ненавистных «индийцев». Более того, судорожные попытки Кардигана форсировать этот процесс вылились в ряд безобразных скандалов, сделавших его еще более одиозной личностью в глазах английской публики.
Сначала было знаменитое дело «черной бутылки». На торжественном банкете в честь высоких гостей Кардиган, сидевший во главе стола, вдруг увидел на белоснежной скатерти, среди дорогого фарфора и хрустальных ваз с фруктами, бутылку из черного стекла. В таких бутылках продавали портер – крепкое темное пиво, напиток, популярный среди английских офицеров в Индии, но в Англии имевший решительно неблагородную репутацию. Взбешенный Кардиган прилюдно обрушился с бранью на сидевшего поблизости «индийского» офицера, капитана Джона Рейнольдса. Выяснилось, однако, что в бутылке был вовсе не портер, а вполне респектабельное мозельское вино, которое Рейнольдс заказал по просьбе одного из гостей, не пожелавшего пить шампанское, предложенное всем Кардиганом. Это не остановило графа – разница была невелика! Настоящие джентльмены вообще не ставят на стол бутылки – все вино должно быть перелито в графины! Впрочем, откуда «индийскому» офицеру знать о манерах, принятых в приличном обществе?!
Это было слишком. Фраза была брошена на публике, и на следующий же день стала достоянием всех газет. В лице капитана Рейнольдса были оскорблены все офицеры индийской службы – а среди них первым и самым старшим был легендарный и боготворимый всей нацией герцог Веллингтон, победитель Наполеона. Общество ветеранов Индии потребовало у графа Кардигана извинений. Реакции не последовало. Вместо этого лорд начал еще бесцеремоннее и настойчивее третировать подчиненных ему «индийских» офицеров – не предоставлял им отпуска, придирался к любым мелочам, поносил их хамски в присутствии солдат… Кардигана начали освистывать на улицах. Вскоре в одной из газет появилось открытое письмо, перечислявшее последние выходки лорда и косвенно обвинявшее его, ни много ни мало, в трусости: граф не был бы так смел в своих высказываниях, если бы не знал, что его служебное положение защищает его от вызова на дуэль со стороны любого из его подчиненных. Автором письма оказался капитан Харви Такетт, офицер-«индиец», сам недавно уволившийся из 11-го гусарского из-за невыносимых условий службы. Ответом ему стал немедленный вызов со стороны самого Кардигана. Стороны встретились в условленном месте в Уимблдоне 12 сентября 1840 г. После обмена выстрелами с 12 шагов капитан Такетт остался лежать на траве – пуля графа ранила его в нижнюю часть грудной клетки. Подоспевший констебль арестовал всех участников.
Но графа не мог судить обычный суд – как титулованное лицо он был подсуден лишь суду пэров, в котором роль присяжных выполняли равные ему по положению аристократы. К негодованию и отвращению широкой публики, процесс вылился в фарс. Адвокат Кардигана выбрал фантастическую в своей казуистике линию защиты. Полное имя потерпевшего было Харви Гарнетт Фиппс Такетт, однако он везде расписывался и указывал свое имя (в том числе на визитных карточках, по одной из которых установил его личность констебль, задержавший всех дуэлянтов) просто как «капитан Харви Такетт». К тому же, на той же самой карточке был указан не фактический адрес его проживания, а адрес конторы, которую он снимал в другой части города. На основании этого адвокат заявил, что невозможно с полной уверенностью доказать, что то лицо, которое якобы было ранено на дуэли, и есть конкретный капитан Такетт. А раз потерпевший юридически не установлен, то невозможно доказать и сам факт преступления… Пэры королевства – герцоги, графы, бароны и лорды, начиная с самого младшего по положению – единогласно проголосовали за невиновность графа Кардигана.
Когда в тот вечер Кардиган появился в театре, публика встретила его таким шквалом возмущения – свистом, топотом, криком – что графа пришлось спешно эвакуировать через боковой выход, пока негодующие зрители не взяли его ложу штурмом.
Если бы речь шла об обычном офицере, не располагающим придворными связями и знатностью происхождения, подобные скандалы уже давно погубили бы его военную карьеру навсегда. Но викторианское общество, при всей кажущейся строгости его морально-этических устоев, было обществом двойных стандартов. За пафосными словами о необходимости поддержания дисциплины и независимости офицерского корпуса от диктата политики и общественного мнения, крылось желание любой ценой сохранить армию как оплот аристократии с ее традиционными ценностями и взглядами на жизнь. Кардиган не был единичным явлением – лишь наиболее ярким воплощением общей тенденции. В те времена доминирующим типом офицера в британской армии, определявшим ее лицо, и был такой богатый дилетант голубых кровей, военная служба которого делилась поровну между парадами и светскими салонами, клубами и балами. Часто говорят, что время от Ватерлоо до Крымской войны для Англии было периодом мира. На самом деле, в эту эпоху Британская империя воевала почти беспрерывно. Но все эти войны были далеко от Европы – в Африке, Индии, Афганистане, Китае… Их вели другие люди – те самые суровые и совершенно не респектабельные «индийские» офицеры, на которых так свысока смотрели столичные аристократы в их роскошных, но совершенно не приспособленных к реальной войне мундирах. Участь «индийцев» в Англии была незавидной – если только они сами не были аристократами по происхождению, как герцог Веллингтон. И в случае начала большой европейской войны, вести ее предстояло отнюдь не опытным колониальным ветеранам, а тем самым дилетантам.