Можно ли сказать что дарвинизм устарел в 21 веке
Можно ли сказать что дарвинизм устарел в 21 веке
© О. Добровольский, иллюстрации, 2020
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2020
© ООО “Издательство Аст”, 2020
Больше сорока лет назад вышла в свет небольшая книжка “Дарвинизм в ХХ веке”. Ее автор, видный ученый и талантливый популяризатор Борис Михайлович Медников, поставил себе целью ознакомить широкого читателя с современным (на тот момент) состоянием эволюционной теории и ее положением в системе наук о жизни. И эту задачу он решил с блеском: “Дарвинизм в ХХ веке” можно назвать образцом научно-популярной литературы. Изложение получилось кратким, ясным, увлекательным и очень личным, счастливо избежав при этом как чрезмерных упрощений, так и непреодолимой для массового читателя сложности.
Книга, предлагаемая вашему вниманию, в значительной мере навеяна “Дарвинизмом в ХХ веке”, что отражено уже в самом ее названии. Но это не подражание книге Медникова и не попытка ее “осовременить”. Слишком многое отличает сегодняшнюю ситуацию от ситуации сорокалетней давности.
Во-первых, в ту пору еще очень свежи были раны, нанесенные лысенковщиной. Ее последствия не ограничивались ущербом для отечественной биологии, развитие которой было насильственно прервано именно в годы, оказавшиеся исключительно плодотворными для мировой науки. Пожалуй, еще хуже было то, что для целого поколения, получавшего образование в 1940-х – 1960-х годах, научные знания о живом оказались заменены ворохом бессвязных фантазий, не имевших отношения к реальности. Одной из задач книги Медникова было избавить читателей от этой каши в голове. А кроме того – восстановить распавшуюся связь времен, показать удивительные открытия второй половины ХХ века как естественное продолжение прозрений предшествующих эпох. Оборотной стороной этой непростой и благородной задачи стало изложение эволюционных концепций преимущественно как знания – надежного, твердо установленного, подкрепленного данными смежных наук и успешно решающего загадки, над которыми веками бились лучшие умы человечества. Эти же конкретные исторические обстоятельства породили проходящую через всю книгу яростную полемику автора с ламаркизмом. Ко времени написания “Дарвинизма в ХХ веке” идеи ламаркизма для мировой науки давно уже стали сугубо маргинальными, но в Советском Союзе оказались важной составной частью лысенковских “теорий” и к началу 70-х все еще оставались актуальными для многих читателей.
Современного читателя книги Медникова, вероятно, покоробит и обильное цитирование классиков марксизма-ленинизма, которые предстают выразителями некой абсолютной истины, освящающей своим авторитетом частные истины эволюционной теории. Сейчас трудно сказать, в какой мере это отражало личные философские убеждения Бориса Михайловича, а в какой – стремление защитить генетику и научную эволюционистику от идеологических нападок лысенковцев, доказать, что ошельмованная наука на самом деле гораздо лучше соответствует марксизму, чем взгляды ее гонителей.
Времена изменились. Сегодня уже мало кто помнит лысенковские представления о наследственности и эволюции (что, правда, дает возможность некоторым любителям сенсаций распространять легенду об “оклеветанном самородке”), а основы генетики и современной версии теории эволюции входят в школьную программу. Российская наука понемногу преодолевает губительную самоизоляцию: степень ее интегрированности в мировую науку сегодня выше, чем когда бы то ни было за последние сто лет. Ученые более не обязаны доказывать лояльность своих научных взглядов той или иной идеологии – но и не имеют возможности прибегать к идеологическим аргументам. Зато в образованном обществе широкое распространение получили взгляды, согласно которым истины не существует, а есть только набор мнений, любое из которых равноценно любому другому. (Например, нежелание нерадивой школьницы изучать теорию эволюции равноценно самой этой теории.) Показало свою оборотную сторону и великое завоевание открытого общества – свобода распространения информации, подкрепленная невиданным развитием информационных технологий. Платить за это приходится тем, что любая вздорная выдумка имеет те же возможности для распространения, что и самая глубокая научная теория. А поскольку выдумки рождаются на свет гораздо чаще и легче глубоких теорий, на их стороне оказывается колоссальный численный перевес.
Но самое главное, конечно, – изменения, произошедшие внутри самой науки об эволюции. Достижения молекулярной биологии, сорок лет назад бывшие важнейшими, но чисто академическими открытиями, ныне превратились в мощные инструменты исследования, открывающие перед наукой небывалые возможности. Сегодня, например, ученые могут не только “привязать” тот или иной признак к определенному гену (или группе генов) и определить его местонахождение в хромосомном аппарате, но и непосредственно прочесть “текст” этого гена, выяснить, в каких именно тканях и на каких этапах жизни он активен, что там делает и что им управляет. Прямое сравнение генетических текстов совершенно изменило наши представления о родственных связях между различными группами живых организмов. Настоящие революции произошли в иммунологии (особенно в знаниях о молекулярных механизмах иммунных взаимодействий), в биологии развития, в изучении межклеточных взаимодействий и дифференцировки клеток. В самой эволюционной теории появились новые концепции, по многим принципиальным вопросам расходящиеся с безраздельно господствовавшей в 70-х годах “синтетической теорией эволюции” (СТЭ), а то и прямо полемизирующие с ней. Изменился и контекст, в котором существует современная биология, – в том числе наши представления о том, какова природа научных теорий и каким критериям они должны удовлетворять.
Сорок лет назад Медников в предисловии к своей книге писал, что она сложилась как попытка ответа на вопрос: а не устарел ли дарвинизм? Сегодня этот вопрос вновь стоит перед нами, но смысл его уже не ограничивается проблемой, как совместить теорию полуторавековой давности с новейшими научными методами и результатами. Не менее важно сегодня понять и другое: какое место занимает эта теория в современной культуре? Почему и сейчас, несмотря на столь почтенный возраст, она продолжает оставаться центральной для всего круга наук о живом? Дает ли она что-нибудь для конкретных частных исследований? Какое отношение она имеет к повседневной жизни обычных людей, далеких от профессиональных занятий наукой? И наконец, не слишком ли глубоки изменения, произошедшие с ней за полтора века, чтобы продолжать называть ее “дарвинизмом”?
Желание ответить на эти вопросы и определило характер книги. По сравнению с книгой Медникова в ней меньше места отведено изложению общей генетики и синтетической теории эволюции – в основном за счет тех сведений, которые сегодня можно прочитать в школьном учебнике. (Разумеется, я не надеюсь, что всякий, кто закончил среднюю школу, помнит все, чему его там учили. Но тот, кто совсем не помнит соответствующих разделов курса биологии, вряд ли заинтересуется моей книгой.) Подробно разбираются только те понятия и положения, относительно которых в обществе часто бытуют совершенно неверные представления.
Рассказывая об идеях, гипотезах, теориях, сыгравших или продолжающих играть ту или иную роль в эволюционной биологии, я старался представить их не в виде бесспорных истин или столь же бесспорных ошибок – как это часто делается в учебниках при изложении истории науки (“ценность теории
NN заключается в том, что… вместе с тем он совершенно ошибочно утверждал, что…” и т. п.). Мне (надеюсь, что и читателю тоже) гораздо интереснее выступать в роли не судьи, а болельщика, прослеживая логику научной мысли: чем соблазнился один ученый, увлекшись идеей, которая оказалась бесплодной, или на что опирался другой, выдвигая гипотезу, которая лишь много лет спустя была убедительно обоснована? Почему концепции, которые сегодня невозможно представить друг без друга, когда-то вели между собой непримиримую борьбу?
Точка отбора. Устарела ли дарвиновская теория эволюции?
С Дарвином и его «Происхождением видов путем естественного отбора», вышедшим в ноябре 1859 года, связано множество мифов и анекдотов. Вот популярный: якобы один из друзей ученого, геолог Адам Седжвик, был так раздосадован этой работой, что в письме к Дарвину подписался: «Ваш бывший друг, сейчас потомок обезьяны». Правда в том, что в оригинале фраза звучит несколько иначе: «Сын обезьяны и ваш старый друг». То есть ругаться с Дарвином ученый не собирался даже из-за обезьяны.
С остальными фактами, окружающими теорию эволюции, путаницы не меньше. Не все знают, к примеру, что идею естественного отбора (а это одно из ключевых понятий дарвинизма) одновременно с Дарвином описал другой ученый — натуралист Альфред Уоллес.
— Уоллес прислал Дарвину статью о естественном отборе, когда тот еще только работал над своей книгой, — рассказывает исследователь биографии знаменитого ученого Татьяна Волобуева.— И Дарвин действительно упомянул его статью в своем докладе по итогам работы. Однако в «Происхождении видов» об Уоллесе уже ничего не сказано, что, конечно, выглядит неоднозначно: все-таки Уоллес имел такие же права на эту идею, как и Дарвин.
Еще один популярный миф связан с взаимоотношениями Дарвина с Богом и религией. Как напоминает Татьяна Волобуева, знаменитый ученый постепенно уходил от Бога — сначала сделался деистом (то есть верил, что Бог есть, но что он не вмешивается в дела людей), а в конце жизни и вовсе признал себя агностиком, считающим, что мир непознаваем. Так вот о мифах: в начале XX века упорно ходили слухи, будто Дарвин на смертном одре вновь поверил в Бога. Это утверждала, в частности, некая леди Хоуп, которая якобы встречалась с ученым незадолго до его кончины. Стоит ли говорить, что семья Дарвина это решительно опровергла. Парадокс в том, что спустя век, в 2009 году, совместимость дарвинизма с христианством признал Ватикан…
Ну, а что же с научным наследием? За прошедшие годы его, разумеется, уточнили и поправили — на смену дарвинизму пришла сначала синтетическая теория эволюции, а теперь «эво-дево», или эволюционная биология развития. Однако сами принципы, заложенные Дарвином, как говорят ученые, так и остались неизменны.
И все же, насколько наши нынешние взгляды на эволюцию отличаются от дарвиновских?
— Дарвин многое предвосхитил и описал удивительно точно, пусть и со скидкой на свое время, — говорит палеонтолог, профессор кафедры биологической эволюции биологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Андрей Журавлев.— Например, в первом издании «Происхождения видов» он пришел к выводу, что Земле 600 млн лет (для сравнения: его современники-физики говорили максимум о 20 млн). По тем временам — настоящая революция! Хотя сегодня мы знаем, что Земля намного старше. Исходя из этой длительной истории, Дарвин считал, что эволюция идет маленькими шажками, и в этом был абсолютно прав. Понадобилось по меньшей мере 4 млрд лет, чтобы бактерии эволюционировали до людей. Однако в некоторых конкретных примерах эволюции Дарвин ошибался. Например, в первом издании «Происхождения видов» он предположил, что медведи могли эволюционировать в китообразных (однажды Дарвин видел, как осенью медведи в озере ловили пастью падающих насекомых), но позднее сам вымарал этот абзац из переизданий.
Конечно, — продолжает ученый, — современная молекулярная биология или генетика добавляют много нового к дарвиновской теории, например то, что есть и другие механизмы эволюции, помимо естественного отбора. Дарвин просто не мог этого знать!
— Такое новое направление в науке, как эпигенетика, показывает, что все, происходящее вокруг, влияет на нас через микробиоту (совокупность всех бактерий в организме.— «О»), наш «второй мозг», — уточняет Журавлев.— Взаимодействуя с нашим генным комплексом, микробиота позволяет человеку меняться в процессе жизни, адаптироваться к новым условиям и делать это быстрее. Более того, полученные «знания» мы, оказывается, можем передавать нашему потомству. То есть речь, по сути, об ускорении эволюции, что делает ее одновременно и более, и менее дарвиновской.
Еще один и, пожалуй, самый знаменитый постулат, приписываемый дарвинизму: то, что человек произошел от обезьяны. Современная наука, оказывается, уточнила и его.
— Человек не мог произойти от обезьяны прежде всего потому, что мы сами — один из видов обезьян, — говорит Андрей Журавлев.— Наш предок — это гейдельбергский человек (и еще одна-две промежуточные формы между ним и нами), но у него есть свои предки, а у тех — свои, так можно дойти до бактериальных сообществ 4 млрд-летней давности. Или вспомните неандертальцев, они передали нам примерно 3,5 процента своего генома. И какой-то конкретный неандерталец может оказаться предком какого-то конкретного из ныне живущих людей. Так же как и денисовский человек, существовавший одновременно с неандертальцами (обнаружен не так давно в Денисовой пещере на Алтае.— «О»), — родственник древнего населения Юго-Восточной Азии. Речь не о линейной эволюции, а о «сетчатой».
Вообще, как подчеркивают ученые, с которыми говорил «Огонек», любая наука — живой организм, и вопросов в ней всегда больше, чем ответов. Синтетическая теория эволюции не исключение и тоже требует нового переосмысления — данных, получаемых учеными, становится все больше!
— Основные постулаты дарвинизма были уточнены еще в 30-х годах прошлого века, когда была создана синтетическая теория, — говорит заведующий научным отделом Дарвиновского музея Александр Рубцов.— Но сейчас положения этой теории тоже оспариваются и уточняются — со стороны эпигенетики (изучения регуляции активности генов) или, например, «эво-дево».
Сегодня специалисты пытаются найти ответ и на главную загадку нашей истории: как и где зародилась жизнь на Земле? Вот, к примеру, свежая гипотеза от исследователей из Университетского колледжа Лондона, Великобритания. Если Дарвин писал о «теплом маленьком пруде» как о предполагаемом месте зарождения жизни, то его современные коллеги указывают на другой адрес — подводные гидротермальные источники. И все это — на фоне критики со стороны верующих, которая продолжается столько же лет, сколько существует дарвинизм.
— Думаю, жесткого антагонизма между дарвинизмом и верой в Бога нет, — говорит Александр Рубцов.— Конечно, представлять Бога как седовласого старца на небе сегодня вряд ли уместно. Но возможно, во Вселенной присутствует разумное саморазвивающееся начало, которое и дало начало жизни. Доказать отсутствие или существование Бога научными методами невозможно. Другое дело — креационизм. Напомню, это представления о том, будто Вселенная и мир созданы неизменными 10 тысяч лет назад, так вот они уже опровергнуты. Дарвин впервые, на биологических объектах, показал механизм самоорганизации материи. Позже и во многом под влиянием его идей похожие концепции появились в физике, астрономии, химии, математике. И это можно назвать его вкладом не просто в науку и философию науки, но и вообще в то, как мы понимаем мир.
Почему мы скоро откажемся от теории Дарвина…
Нет, от нескольких теорий эволюции живых организмов, неспешно шедшей миллиарды лет, никто не откажется. А вот от самой теории Дарвина придётся… Потому что она частично перестала работать почти везде, а в некоторых дисциплинах — совсем. Как оказалось, жизнь более загадочная штука. А естественный отбор — не определяющий фактор.
Первые мысли.
Летом 1858 года в Лондоне возникла неловкая ситуация, когда два джентльмена (Чарльз Дарвин и Альфред Уоллес) встретились за чашечкой чая. Первый был уже маститым и известным естествоиспытателем. Заканчивал в те дни трёхтомный труд с огромным количеством примеров, как изменяются виды жизни по всему миру. Под воздействием среды обитания.
Альфред Уоллес принёс на рецензию сэру Чарльзу более чем скромную монографию о происхождении видов, итог собственных многолетних наблюдений фауны Малайзии. Так оказалось, что в двух разных головах (незнакомых друг с другом) возникла одинаковая идея. Над которой они работали десятилетиями. Возникла двусмысленная ситуация… чей труд будет иметь приоритет перед обнародованием. Два англичанина начали упражняться в вежливости: «После вас, сэр… Нет, после вас».
Никакой революции не планировалось в биологии в тот день. Слово «эволюция» никого не шокировало, а Дарвин и Уоллес не были первопроходцами в теориях изменчивости видов. Карл Линней уже как полвека был известен научному миру своей «Классификацией животных и подробным описанием растений». Изъяв человека из уникальных «творений Божиих» и включив в иерархию видов, наравне с животными.
Жан Батист Ламарк в 1809 году выпустил свою «Философию зоологии», где подробно изложил поступательность развития живых организмов, но не успел разобраться с наследованием приобретённых признаков. «Выживание наиболее приспособленных особей» («survival of the fittest») — этим термином прославил свое имя Герберт Спенсер. Тоже создал стройную теорию эволюции. Но его слишком механистический и упрощённый подход был критикуем научным миром.
Баронет Чарльз Лайел создал геохронологию, Кювье придумал палеонтологию. В эволюции, изменчивости живого мира не сомневались (разве что упёртые христианские клерикалы). Главным был вопрос: каковы первопричины и цель этого гигантского текучего процесса?
Ревизия теории.
Два воспитанных джентльмена, Дарвин и Уоллес, спорили долго, но пришли к вежливому компромиссу. В 1858 году доклад на заседании Линнеевского зоологического общества был совместным. Но, по настойчивой просьбе учёных, Дарвин через год печатает «Извлечения». Которые стали знаменитым сегодня «Происхождение видов путем естественного отбора».
Скандала и сенсации не было, как говорят некоторые исследователи-дарвинисты. Публика приняла книгу с большим интересом, отзывы в газетах и научных журналах лучились доброжелательностью. Громыхнуло позже, когда увидело свет «Происхождение человека и половой отбор». Но это другая весёлая история…
Вот… прошло уже более 160 лет со времени появления эволюционной теории Дарвина. И любой образованный человек за столом (под ледяное токайское)… обязательно лениво скажет: «Девушки, о чём вы…, теория Дарвина уже опровергнута». Будет рад продолжить разговор, подробно разъяснив: теория сэра Чарльза подверглась полному разгрому не сегодня. Её развенчали в год публикации «Происхождения видов…», в 1859 году.
Начали ещё годом ранее вообще-то, продолжили в 1860-ом. Год за годом, десятилетие за десятилетием. Закончилось современностью, когда родители в США стали выигрывать суды против учителей и администраций школ, из-за преподавания недорослям эволюционной теории. Некоторые не знают, но одним из первых стал разрушать теорию Дарвина… Карл Маркс. В 1859 году он писал Энгельсу:
«Дарвин усмотрел в мире животных близкие ему нравы прогнившей викторианской аристократии».
Больше теоретик коммунизма к теме дарвинизма не возвращался, считал скучным занятием. Но его соратник Энгельс имел свою точку зрения на вопрос. Выпустил даже книгу, сегодня незаслуженно забытую, — «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Где «эволюция по Дарвину» упоминается само собой разумеющимся понятием. Он даже развил процесс, называя причинами увеличения объёма мозга человека: плотоядность и термическую обработку пищи.
Однако… Хотя Энгельс не был замечен в регулярном получении биологического или химического образования. Гений проницательности или подсмотрел где — неизвестно. Но именно эти два постулата в конце XX века стали азбукой для первокурсников биофаков.
В СССР теорию Дарвина яростно разнёс на молекулы великий преобразователь природы Трофим Лысенко. Больше напирая на факт несовпадения «Происхождения видов…» с марксистско-ленинским учением. Агроном-недоучка считал: пшеницу можно (и нужно) перевоспитывать! Как классовых врагов в исправительно-трудовых учреждениях. Преуспел, кстати. Его «газетная урожайность» зерновых в 1934 году возросла за одно лето… на треть. Отчёты представили председатели колхозов, чьих следов в истории обнаружить не удалось потом.
Праздновать победу над «буржуазным дарвинизмом» Лысенко поехал на Тамбовщину, к самому Мичурину. Иван Владимирович был (как и Тимирязев) убеждённым сторонником Дарвина. «Народного академика» на порог не пустил, обозвав прилюдно прохвостом.
Серьёзные аргументы.
Это всё весело, но научный мир кропотливо занимался теорией Дарвина после её публикации, найдя в ней существенные прорехи. Первый, самый очевидный аргумент «против» — механизм естественного отбора требует огромного количества времени. Чтобы лиственные леса вытеснили хвойные, потребуется более сотни лет на образования кроны. Самое главное — изменение бактериального метаболизма почв.
Чтобы в стаде жирафов, любимом объекте исследования Ламарка, возобладали особи с самой длинной шеей и стали конкурировать с менее высокими собратьями — нужно несколько десятков поколений. Было у природы столько времени «от сотворения мира»? Нет, конечно. Даты в иудаизме, христианстве, исламе не сильно отличались… В понимании учёных, современников Дарвина — мир появился в ночь с субботы на воскресенье 23 октября 4004 года до Рождества Христова.
То есть, провал сэра Чарльза был очевидным. За столь короткое время живые виды не успеют и на шаг продвинуться в серьёзной эволюции. Пришлось ждать почти столетие, пока не появились методы геологической стратификации и датировки по изотопам углерода 12 и 14.
Были и другие аргументы «против». В 1866 году Грегор Мендель полностью сформулировал принципы распределения наследуемых признаков. Это не вписывалось в естественный отбор Дарвина. Ведь были очень наглядны очевидные и легко воспроизводимые опыты с горохом. После 1900 года, как ботаники разобрались с проблемой самоопыляемых растений — эволюционная теория вообще оказалось в полном нокауте.
Лишь к началу второй мировой концепции «естественного» и «искусственного» отбора удалось примирить. Сообразили, что матушка-природа мутации отбирает самопроизвольно, не как человек.
Другая проблема теории Дарвина возникла на фоне этического неприятия законов эволюции. Естественный отбор — жестокая штука, гарантирует выживание выдающихся особей… за счёт гибели слабых. Причём более сообразительные всегда позаботятся уничтожить даже себе подобных, чтобы расширить кормовую базу, получить приоритет в спаривании. Дело не в форме клювов или лап, цвете перьев… Очень много исследований говорили: отбор — это не успех сильных, а беспощадная выбраковка слабых.
Маслица в огонь подлили палеонтологи и палеоклиматологи, когда довольно убедительно доказали: гибель парантропов (дальние родственники человека) и австралопитеков была обусловлена… голодной смертью видов. Они не смогли переключиться на мясную пищу, развивая тысячелетиями мощный жевательный аппарат для перемалывания грубых растительных волокон. Не выдержали изменений климата. Этот фактор повлиял, кстати, на вымирание многих популяций европейских неандертальцев. Вымерзли во время миграций. А выжил излишне любознательный и безжалостный современный человек.
Победа простоты?
В теории Дарвина до сих пор не преодолели другое противоречие. Речь идёт о полыхающем яростном споре «креационистов и эволюционистов». Очень любопытно, но их непримиримость последнюю дюжину лет вышла на новые вершины борьбы. Уже давно стало непреложным фактом утверждение: вопросы веры и веротерпимости касаются лишь индивидуума. Это личное дело каждого. Поэтому перестали сжигать еретиков на кострах, прекратились религиозные войны. Эпоха Просвещения наступила…
Но в наше технологическое время «постмодерна» опять вышел на первый план вопрос религии и веры. Мировые конфессии испуганно машут руками, пытаясь примирить враждующие стороны. Православная и католическая церкви заявили: признаём эволюцию живой природы. Это не противоречит промыслу и Воле Божией. Так почему лже-наука креационизма столь популярной стала сегодня? Мир усложнился? Человек перестал обрабатывать огромные массивы информации? Ему лень классифицировать и обобщать их в своём сером веществе? Да, натура требует чего-нибудь простенького.
Эволюционная теория слишком сложна, год от года становится более глубокой, понятной лишь очень много читающему организму. Накопление новых сведений произошло лавинообразно, буквально за три дюжины лет. Породив массу проблем «неизвестных промежуточных видов». Креационизм довольно ухмыльнулся, тролит толсто и повсеместно: «Ну, где ваши доказательства? Черепа предъявите к осмотру!». Но нечего предъявить. Поэтому, сознание людей враскорячку замерло: в Творца Всемогущего верить смешно, и науке доверять трудно.
А хрупкая человеческая душа тянется к простейшему из решений: так было угодно некоему Высшему Разуму. Он создал мир таким. Отстаньте со своей заумной и непонятной «теорией эволюции», где через предложение натыкаешься на «может быть», «вероятно» и «вопрос дискутируется».
Даже у образованного человека остается множество открытых вопросов. Что сегодня происходит с эволюцией человека, например. Комфорт и уют современных городов полностью исключил механизмы естественного отбора. А если умножить на «ноль» финансовую олигархию и «продажную политику» — еды хватит на всё население планеты.
Как быть с проблемой перенаселения? Медицина сегодня исключает массовые процессы «выбраковки неприспособленных». Именно на этом споткнулся сам Дарвин. Его теория была стройна и логична, пока касалась индивидуального отбора. А вот как быть с групповым, популяционным и видовым? Тут неожиданные механизмы начинают работать. Народы способны преодолевать экологические, продовольственные, энергетические кризисы?
Насколько современный человек приспособлен к выживанию без благ цивилизации? По личным наблюдениям — девять из десяти не переживут первой зимы «ледникового периода». Оставшиеся не смогут договориться и перебьют друг друга… Пресловутый «золотой миллиард»? Ха… Он отличается отрицательной динамикой рождаемости внутри себя. А «голодающие народы Африки и Азии» продолжают прибавлять в численности огромными темпами (невзирая на чудовищную детскую смертность).
Почему? Да потому что появились препараты борьбы с малярией. Ими завалены все развивающиеся страны. Это заболевание всегда жёстко регулировало численность человеческой популяции жарких широт. Исчезли опустошительные эпидемии чумы, тифа, холеры, другие региональные и смертоносные «регуляторы»… Со страхом смотришь на некоторые механизмы живой природы, когда она вдруг… начинает решать проблемы перенаселения.
Саранча, к примеру. Было установлено, что свои перелёты она совершает, ориентируясь по солнцу. Солнечный зайчик большого зеркала может изменить направление движения огромных стай. А когда зоологи ставят по границам территории сотню маленьких зеркал, миллионы особей саранчи впадают в безумие. Взмывают в небо и чаще всего гибнут в каких-то бесплодных местах. Факты массовых самоубийств среди позвоночных тоже фиксируются, когда рыбы или морские млекопитающие безо всяких причин выбрасываются на берег.
Может быть такое у людей? По какому вектору идёт наша видовая эволюция? Да вообще всего живого. Теория Дарвина здесь не работает. Поскольку эволюция видов идёт в самые разные стороны. Повсеместно и единовременно. Природа не знает такого понятия, как «правильный курс к совершенству». Как показывает современная наука, наша Матушка… действует по принципу заведомой избыточности. Чтобы потом двигать биомассу одновременно во всех направлениях. Никакие клювы, отстоящий большой палец, объём мозга, цвет перьев тут не работают…
Выводы…
Теория Дарвина — полезное для изучения чтиво. Но уже в Музее Дарвина. Она заложила основу универсализма эволюции. Стала некой ньютоновской механикой, чтобы на её основе наука сформировала физическую картину мироздания. Несмотря на огромные прорехи между связующими звеньями живых организмов — верна в принципе. Но от её прямого изучения придётся отказаться. Нужно эволюционировать, строить новую. Версию 2.0.
Теория Дарвина опасна. Потому что её взяли на вооружение строители социального общества почти всех государств. В условиях свободного рынка и капитализма культивируются простые идеи «выживания сильнейших». Это такое моральное оправдание многих уродливых социальных норм. Но забираясь на вершину пищевой цепочки социума, многие «победители» не желают размножаться. Разрушают себя очень странным образом жизни, словно стремясь самоуничтожиться.
Неизвестно куда может привести столь любимая «дарвинистами» селекция и клонирование. Есть глубокое подозрение, что появление ГМО произошло без глубокой теоретической проработки, а целесообразность существования подобных форм жизни — очень-очень спорная штука. С непредсказуемым генетическим результатом.
Дарвинизм до сих пор не ответил на главный вопрос: в чём источник новизны и разнообразия, откуда берется все живое? Генетика пока молчит, не способная расколоть причины спонтанных и немотивированных средой обитания мутаций.
Временами «апгрейд» живых организмов выглядит перстом, тыкающимся наугад в небо. С отрицательным для сердцебиения результатом. В любом случае, современная эволюционная наука уже давно убежала вперед, откровенно путается в показаниях. Дарвинизм к ней имеет ровно такое же отношение, как наблюдения Коперника — к сегодняшней астрофизике.
Естественный отбор, описанный Дарвином, — не единственный механизм эволюции. Это совершенно точно. Уже понятно: лишь малая часть более фундаментальных законов. Которые пугают своими горизонтами. Как быть с эпигенетическим и эписелекционным механизмами эволюции? С пластичностью онтогенеза? С исследованиями генетиков, которые разводят руками, горестно бормоча: «мутация гена не всегда ведет к изменению признака».
О чем это всё говорит? То, что в геном биомассы Земли заложены такие толщи скрытых регуляторных способностей… что никаких трёх миллиардов лет не хватит, чтобы их все приобрести, опробовать, отобрать, зафиксировать и спрятать… «на всякий пожарный случай». Вот такая петрушка, господа.