Села баба на горох что это
Детская игра «Баба сеяла горох» — правила
Правила игры Баба сеяла горох
Все берутся за руки и образуют в воде круг. Вода должна доходить ребетам примерно до пояса.
Далее все хором рассказывают стихотворение.
При слове ПРЫГ ребятам нужно нырнуть в воду либо с головой (старшие детки, умеющие хорошо нырять и задерживать дыхание), либо просто погрузиться по шейку (ребята, которые боятся или не умеют нырять). Все движения делаются в кругу, на расцепля рук.
Баба сеяла горох
Прыг (ныряем) — скок (выныриваем)
Прыг (ныряем) — скок (выныриваем)
Обвалился потолок
Прыг — скок
Прыг — скок
Баба шла, шла, шла (водим хоровод в воде)
Пирожок нашла
Села, посидела, поела (немного присаживаемся, но не ныряем)
И дальше пошла (снова идем хороводом, но уже в другую сторону)
Баба села на мысок, а потом на пятку,
Стала русского плясать и пошла вприсядку (держимся за руки и прыгаем в воде как можно выше)
Существует еще один вариант этой игры, когда хочется побольше понырять.
Все стоят в кругу, держась за руки, и громко скандируют.
Баба сеяла горох и сказала громко: «ОХ!»
При слове Ох, ребята, не расцепляя рук, ныряют под воду.
Видео игры «Баба сеяла горох»:
Потешки для детей
Потешки для игр с малышом — настоящая палочка-выручалочка для взрослых. Ведь такие игры, как и пальчиковые игры, веселые, развивающие и познавательные! А еще они способствуют сближению и налаживанию близкого контакта с ребенком.
Ой, качи-качи-качи!
Ой, качи-качи-качи!,
Глянь — баранки, калачи,
Глянь — баранки, калачи!
С пылу, с жару, из печи.
С пылу, с жару, из печи —
Все румяны, горячи.
Налетели тут грачи,
Подхватили калачики,
Нам осталися бара-а-а-ночки!
У нашей бабушки
У нашей бабушки
Десять внучат:
Две Акульки сопят в люльке,
Две Аринки спят на перинке,
Две Аленки глядят из пеленки,
Два Ивана на лавках сидят,
Два Степана учиться хотят.
Десять внуков, а бабушка одна.
Раз, два три четыре пять!
Раз, два три четыре пять!
Будем пальчики считать —
Крепкие, дружные,
Все такие нужные.
На другой руке пять:
Раз, два, три, четыре пять!
Пальчики быстрые, хоть не очень чистые!
Много пальчикам хлопот:
То играют в ладушки,
То зачем-то лезут в рот,
Книжки рвут у бабушки…
Переделав все дела,
Тянут скатерть со стола.
Лезут в соль и в компот,
А потом наоборот.
Пальчики дружные, все такие нужные!
Ладушки, ладушки
(Хлопаем в ладошки)
— Ладушки, ладушки,
Где были?
— У бабушки.
— Что ели?
— Кашку.
— Что пили?
— Бражку.
Кашка масленька,
Бражка сладенька,
Бабушка добренька,
Попили, поели,
Домой, полетели!
(машем ручками, а затем кладём их на головку)
На головку сели!
Ладушки запели.
Идет коза рогатая
(Изображаем пальцами «козу»)
Идет коза рогатая
Идет коза бодатая,
Ножками топ-топ,
Глазками хлоп-хлоп.
Кто каши не ест,
Молока не пьёт, —
Забодает, забодает, забодает.
(Показываем, как бодается коза)
На дубочке
На дубочке, на дубочке
Тут сидят два голубочка.
У них шейки голубые,
У них перья золотые,
Красные кафтанчики,
Синие карманчики.
На дубу они сидят,
Меж собою говорят:
Всё про Вареньку,
Всё про маленьку…
Этот пальчик
Этот пальчик самый толстый, самый сильный и большой!
Этот пальчик для того, чтоб показывать его!
Этот пальчик самый длинный и стоит он в середине!
Этот пальчик безымянный, он избалованный самый!
А мизинчик хоть и мал, зато ловок и удал!
Будут пальчики вставать
Будут пальчики вставать,
Наших деток одевать.
Встали пальчики — ура!
Одеваться нам пора.
А где наши ручки?
А где наши ручки?
А вот наши ручки.
А где наши ножки?
А вот наши ножки.
Ну а вот у Мишки нос
весь козюльками зарос.
Ну а это что? Живот.
Ну а вот у Мишки рот.
А вот это глазки
А вот это ушки
А вот это щечки —
мягкие подушки.
Покажи-ка язычок
Пошекотим твой бочок.
Ай, люли, люли, люли
Мишку маме принесли.
Мишка маааааленький
Мишка маааменькин.
В этом домике
В этом домике пять этажей:
На первом живет семейство ежей,
На втором живет семейство зайчат,
На третьем — семейство рыжих бельчат,
На четвертом живет с птенцами синица,
На пятом сова — очень умная птица.
Ну, что же, пора нам обратно спуститься:
На пятом сова,
На четвертом синица,
Бельчата на третьем,
Зайчата — втором,
На первом ежи, мы еще к ним придем.
Шла купаться черепаха
Шла купаться черепаха
И кусала всех от страха,
Кусь-кусь-кусь-кусь
Кусь-кусь-кусь
Ни кого я не боюсь.
Детские приговорки
Что же такое приговорка? Вообще, это произведение устного творчества, применяемое для обращения к растениям, птицам или животным. Приговорок для детей очень много, и все они вызывают у них положительные эмоции. Начинать можно с раннего возраста, даже когда малыш еще не может сам говорить.
Игра «Бабка сеяла горох…»
Наталья Паутова
Игра «Бабка сеяла горох…»
Может это не только я придумала движения под стишки и потешки, но, как говорится, чем богаты.
Бабка сеяла горох, Руками делаем «сеющие» движения
Прыг-скок, прыг-скок. Прыгаем
Обвалился потолок, Качаем головой из стороны в сторону
Прыг-скок, прыг-скок. Прыгаем
Баба шла-шла-шла, Шагаем на месте или друг за другом
Пирожок нашла. Наклоняемся вперед
Села, поела, Присели, руки перед лицом (что едим)
Опять пошла. Снова шагаем
Баба встала на носок, Одну ногу на носок выставляем
Стала «Русского» плясать, Вторую ногу на носок и пятку
А потом вприсядку. Присаживаемся
Раз, два, три, четыре, пять, Разгибаем пальчики из кулачков
Вышел зайчик погулять. Движения пальчиками «идущие», затем «ушки»
Вдруг охотник выбегает, Движения локтями, словно бежим
Прямо в зайчика стреляет Делаем «ружье» из рук, двигаем руками
Пиф-паф, «Стреляем»
Ой-ой-ой, Качаем головой в стороны огорченно
Умирает зайчик мой. Ладошки под щечку, закрываем глазки.
Привезли его домой, Руками делаем «моторчик»
Оказался он живой. Руками показываем как мы рады.
Музицирование на детских музыкальных инструментах «Шла Коза на каблуках» Музицирование на детских музыкальных инструментах «Шла Коза на каблуках» Предлагаю прекрасную аранжировку стихотворения, дети будут в восторге,.
Подвижная игра «Колобок» Игра пришла в голову спонтанно, во время проведения обычной рядовой музыкальной НОД. Она больше подходит для детей ясельного и младшего.
Баба сеяла горох
Веселая игра на воде. Играть можно как с совсем малышами, так и с рябятами постарше.
Правила игры Баба сеяла горох
Все берутся за руки и образуют в воде круг. Вода должна доходить ребетам примерно до пояса.
Далее все хором рассказывают стихотворение.
При слове ПРЫГ ребятам нужно нырнуть в воду либо с головой (старшие детки, умеющие хорошо нырять и задерживать дыхание), либо просто погрузиться по шейку (ребята, которые боятся или не умеют нырять). Все движения делаются в кругу, на расцепля рук.
Баба сеяла горох
Прыг (ныряем) — скок (выныриваем)
Прыг (ныряем) — скок (выныриваем)
Обвалился потолок
Прыг — скок
Прыг — скок
Баба шла, шла, шла (водим хоровод в воде)
Пирожок нашла
Села, посидела, поела (немного присаживаемся, но не ныряем)
И дальше пошла (снова идем хороводом, но уже в другую сторону)
Баба села на мысок, а потом на пятку,
Стала русского плясать и пошла вприсядку (держимся за руки и прыгаем в воде как можно выше)
Существует еще один вариант этой игры, когда хочется побольше понырять.
Все стоят в кругу, держась за руки, и громко скандируют.
Баба сеяла горох и сказала громко: «ОХ!»
При слове Ох, ребята, не расцепляя рук, ныряют под воду.
Видео игры «Баба сеяла горох»:
Баба сеяла горох
Мария улыбалась. Её улыбка была такой естественной, лёгкой, почти младенческой. Так улыбается ребёнок. Беспричинно, радостно и открыто. Миру и самому себе. При этом её лицо светилось по-детски, внутренней, ничего, кроме самой улыбки, не предполагающей чистотой. Утренние лучи апрельского солнца так высвечивали Марию у окна ресторана заштатной гостиницы «Сокол», что золотили её чуть смуглое, обрамлённое иссиня-чёрными волосами, лицо. Заводила увидел эту улыбку и был сражён наповал. Изумление и какой-то неведомый душевный подъём охватили всё его существо. Заводила давно закончил есть и «подглядывал» за ней, лицом к лицу за соседним столиком, в двух метрах. А она ела и делала это с подлинным и неповторимым очарованием. Заводила исподволь поглощал все её движения, её отрешённость от внешнего мира, с трудом отрывая взгляд и как бы боясь спугнуть её забытьё, если продолжить держать её на прицеле. Мария заметила Заводилу, лишь в той же лучистой улыбке проходя мимо, когда закончила завтрак. Заметила в последний миг, когда Заводила кашлянул, и в движении уже делала шаг за спину. Заводила оборачиваться не стал; он видел в зеркале её удаляющийся стройный гибкий стан и лёгкую грациозную походку.
Два дня Мария на глаза не попадалась, да и уходил Заводила до завтрака. На третий день утром в ресторане, являвшем простую ведомственную столовку, свободных столов не нашлось. Заводила заметил, что когда их нет, здесь принято подсаживаться без лишних церемоний, и сейчас это играло ему на руку. Мария сидела одна за тем же двухместным столиком в углу у окна. На сей раз Мария не улыбалась, и утреннее солнце не искрилось в смоляной волне её причёски, лишая блеска ненакрашенное и, без того красивое, едва смуглое медальное лицо. Зеркало, в которое прошлый раз Заводила видел её уходящей, оказалось завешено кумачовой портьерой с венками переплетённых золотистых колосьев. Обведённая на красном фоне золотистым венком, голова её выглядела державно, словно лик владычицы на имперской почтовой марке. За окном дождик монотонно бряцал боеприпасами капель, и они струйками, словно гусеницы, лениво извиваясь причудливым слаломом сползали по стеклу. Может быть потому, несмотря на обилие едоков и перестук столовых приборов, стояла гудящая тишина или временное затишье. По тому, как встрепенулась, Заводила понял, что Мария была глубоко погружена в свои мысли. Заводила вежливо осведомился может ли он присесть. Продолжая есть, она окинула его изучающим взглядом и безмолвно кивнула. После «обзора погоды» Заводила переключился на космос. И попал в точку! На дворе стояло 12 апреля – День Космонавтики. Мария кивала, вежливо улыбалась и, когда закончила есть, с интересом поддерживала беседу. Так произошло их знакомство, и Заводила узнал, что Мария, как и он, тоже в командировке. Прибыла накануне вечером, перед тем, как Заводила в первый раз видел её за завтраком. Работает на Байконуре, инженер-физик. Договорились встретиться вечером и где-нибудь вместе поужинать.
Заводила возвратился в Москву в первой половине того же дня, что прибыла Мария. Именно вернулся так, как прилетев в Москву утренним рейсом, не задерживаясь уехал за сотню с небольшим километров в первый в СССР наукоград, г. Обнинск Калужской области. В этом небольшом городишке находился Институт Экспериментальной Метеорологии (НИИЭМ) и Мировой Центр Данных (МЦД при НИИЭМ), куда и был он командирован. Кроме вышеназванного института, поразившего Заводилу своей громаднейшей территорией, город был напичкан кучей других институтов, которые все до одного не были учебными заведениями, но секретными исследовательскими научными центрами, работавшими на войну. Более мирными в этом меганаучном средоточии были Институт Радиологии Медицины, занимавшийся облучением, в том числе, и раковых опухолей, первая в СССР и в мире Атомная Электростанция, Завод Цветного Стекла и предприятия сферы обслуживания. Улицы, магазины и предприятия общепита городока кишмя кишели военнослужащими, по большей части «конторскими». Единственная гостиница «Обнинская» находилась в том месте, которое считалось центром бестолково спланированного и беспорядочно раскинутого города. Наиболее частыми зданиями в нём были там сям разбросанные группками так называемые «хрущобы» конца шестидесятых. Однако, в гостинице Заводила получил удобный одноместный номер с туалетом и ванной на третьем этаже и окном в зелёное пространство, засаженное лиственными деревьями.
На первом этаже гостиницы, слева от рецепции с раннего утра до позднего вечера работал то ли ресторан, то ли кафе с тесно расставленными меж кирпичных колонн 4х-местными столами, накрытыми красными и белыми в шахматную клетку скатертями. Помещение, даже при той тесноте, всё ж таки выглядело уютным, имело современный вид, стойку бара с высокими стульями и итальянскую кофейную машину. Кофе оказался супер, какой и в Москве отыскать не так-то просто. Заводила уже дня четыре проживал в гостинице и в кафе бывал по нескольку раз на день. И сейчас после рабочего дня к двухместному столику, приставленному к одной из красных кирпичных колонн, Заводила оглядевшись присел. Он раскрыл томик стихов Ли Бо, почитывал, попивая кофе и поглядывая по сторонам. За прошедшие дни Заводила не заметил здесь ни шумных молодёжных компаний, ни романтических пар, ни друзей-собутыльников, то и дело провозглашавших очередной высокопарный тост, ни разжившихся червонцем-другим любителей хорошо и душевно «посидеть» – всех тех, каких можно всегда обнаружить в любом российском кабаке. Вся публика, за небольшим исключением, по видимому, состояла из учёного люда. МНСы и старшие, доктора, кандидаты и аспиранты заходили по одному, по двое, без лищнего шума деловито съедали свои завтраки, обеды и ужины, поговорив за едой, если было с кем, и долго не засиживались. Они выглядели солидными людьми среднего или близко к тому возраста, в большинстве мужчинами, но и такими же женщинами так, что вряд ли могло прийти в голову обратиться к кому-нибудь из них «девушка», «молодой человек». Поняв, чего ему не хватает, Заводила взял в баре фужер коньяку и, вернувшись к столу, обнаружил представительного вида мужчину лет сорока пяти – сорока семи. Свободных столов не было, и человек стоял, ожидая, возвращающегося к столу Заводилу, чтобы спросить позволения.
«Пожалуйте! Присаживайтесь!»,- ответил на немой вопрос Заводила. Формула ответа человеку видать понравилась, судя по тому, как улыбнулся он и, молча промедлив секунду-другую, сказал: «Спасибо! Пойду возьму что-нибудь.» Заводила курил, похлёбывая кофе, коньяк «Дойна» и просто рассматривал посетителей. Человек поставил чай и что-то к чаю на стол, мягко опустился на стул, вздохнул, положил ногу на ногу и посмотрел на Заводилу чуть дольше, чем это допускают неписанные правила приличия. То ли по внешнему виду Заводилы, то ли по лежащей на столе пачке сигарет «Каститис» или по другим признакам он определил в Заводиле человека мест не из здешних. В ответ на немой вопрос Заводилы, сопровождавшийся лёгким кивком: «Пожалуйста, мол! Спрашивайте!», он поинтересовался откуда тот и чем здесь занимется, кроме чтения китайской поэзии. Имя ему было Игорь. Из последовавшей беседы Заводила узнал, что Игорь родился на Украине, потом их семья переехала в Москву, где он и живёт. Профессия математик, имеет научную степень доктора. Ещё он занимается тем, что коллекционирует «вредности». Этому хобби отдаёт он не меньше времени, чем математической науке. Увлечённо, с пылом, жаром и, как показалось Заводиле, с безудержным фанатизмом, принялся рассказывать он обо всяких явлениях, происходивших ранее и происходящих сегодня внутри России и во внешнем мире, целенаправленно действующих исподволь или активно и открыто работающих во вред русскому народу и против Российского государства. Особое внимание Игорь уделил китайской «вредности», и инспирировано оно было, как и весь заведённый им разговор томиком китайской поэзии. Так показалось Заводиле. Но ещё свежи были остров Даманский и вооружённые столкновения между СССР и КНР, имевшие место всего-то год назад. В оставшиеся в Обнинске дни Заводиле довелось также ненароком встретиться с Игорем в том кафе ещё несколько раз. Каждая встреча неизменно сопровождалась рассуждениями Игоря на темы антирусских «вредностей» и тон их граничил с шовинизмом. Каждый раз он пристрастно муссировал тему, и оскомину ею таки набил. Заводила стал к нему подозрителен.
В декабре того же года Заводиле снова случилось наведаться в Обнинск на два дня. К своему удивлению, он опять столкнулся с Игорем совершенно нежданно в том же кафе. Деваться было некуда. Заводиле пришлось целый вечер провести с ним. Первые полчаса общение с Игорем было, как и раньше, интересным и познавательным, поскольку он являлся человеком с глубокими знаниями и широчайшей эрудицией. Так было и на сей раз, но по прошествии «вступительного» этапа, он оседлал своего конька, и Заводила вынужденно прибег к помощи «Дойны» для гашения Игорева грузилова. До естественной концовки вечера они не дошли, так как Заводила нагрузился «Дойной», и вынужден был «откланяться». Игорь не пил, как всегда во время их случайных встреч. Впоследстсвии Заводила ещё не раз наезжал из Москвы в Обнинск, но Игоря больше не видывал.
Прохаживаясь по вестибюлю и вспоминая московских приятелей, Заводила таки дождался Марию. После получасового туалета Мария была готова, и такси уже мчало их в ресторан. Из громких названий московских ресторанов «Советский» к «Соколу» ближний. Они выбрали столик подальше от оркестра, чтобы музыка не заглушала общение. Официант им попался знакомый, и быстро по деловому обслужил. Мария очень хорошо и легко танцевала и оказалась такой же внимательной и отзывчивой собеседницей. Заводила узнал, что они одногодки, что она два года, как развелась. Причиной развода стало пьянство и рукоприкладство мужа. Бывший супруг тоже работает на Байконуре, лётчик, инженер-испытатель. Мария намеревается в скором времени переехать в Горький или Владимир, поближе к старшей сестре. Сестра её Людмила живёт с семьёй в небольшом городке Гороховец, что на берегу Клязьмы во Владимирской области. От Горького близко – всего 80 км, но Владимир может быть выгодней, ибо находится в 150 км от Гороховца, но всего лишь в 190 км от Москвы, что по российским меркам недалеко и более удобно, чем Горький. Она ещё не решила. Сестра в собственном небольшом деревянном доме живёт с мужем и двенадцатилетним сыном. Муж на четырнадцать лет старше Людмилы, бывший фронтовик. Их сын Адам одарённый ребёнок. В следующем учебном году будет учиться в Москве в математической школе при Академии Наук. Завтра Мария поедет на несколько дней навестить сестру и её семью, потом Москва и сразу Байконур.
Наконец, Заводила твёрдо решил ехать в отпуск к Марии и стал готовиться. Он решил взять командировку, совмещённую с отпуском, таким способом сэкономить на дороге, и выходило подходяще по времени. На заводе дали добро и оформили командировку в Горький и Дзержинск Горьковской области. Командировка заняла неделю, и в третьей декаде авгсута, в субботу Заводила уже ехал автобусом в Гороховец, отстоявший от Дзержинска около шестидесяти километров. Телефона у семьи Кобякиных не было, и он сообщил о своём приезде телеграммой. Заводила выспался, принял душ, не торопясь отправился на автобусную станцию, где слегка перекусил пирожком с капустой и к обеду прибыл на место. От автостанции до дома Кобякиных он прошёл по пыльной грунтовой Гороховецкой улочке метров триста. Людмила оказалась дома одна. Сказала, что все придут часа через два. Хлопотала у каменной, растапливаемой углём и дровами, плиты, заканчивала готовить обед. Она предложила пообедать, но Заводила сказал, что обедать будет вместе со всеми, а пока от чая не откажется. За чаем Людмила начала расспрашивать его о Вильнюсе. Заводила отвечал на распросы и, как он это умел и просто в силу своего характера, совершенно расположил её к себе. В свою очередь Заводила спросил есть ли у них родственники в городе и давно ли семья живёт в Гороховце. Людмила знала, что гость из Вильнюса, и это обстоятельство задавало тему будущему разговору. Она держала себя легко и свободно и, видя искренний, но несмелый сдержанный интерес собеседника, стала рассказывать историю семьи.
Обеденный «час» давно закончился, и вечер уже стал клониться к ночи. Пришёл Адам и отправился спать. Женщины и гость были «сыты напиты и нос в табаку». Их вдоволь насытившиеся тела притомились от дневных забот и впечатлений. Довольные и пресыщенные, они размякли, потеряли общий стержень застолья, каждого потянуло в себя, и начали позёвывать. Людмила объявила, что пора ночевать, все с дороги, все устали, и они с Марией пошли приготовлять ночлег. Заводила вышел на крыльцо, курил и пускал дым в чистую, густую синеву неба, где что-то предсказывали звёзды. «Жаль, что я не звездочёт»,- кружилось у него в голове вместе с «вином». «Надо идти, женщина ждёт!»,- скомандовал себе Заводила. Однако, когда пришёл в отведённый покой, увидел Марию спящей. Женщина его не ждала. Более того им было постелено на разных лежанках. Потом до Заводилы дошло, что двухспальной кровати для них в доме не нашлось, а лежанки разной были высоты. Заводила разделся догола и, в темноте проскользнув под одеяло к спящей Марии, прижался к её тёплым упругим ягодицам. Продев под ней руку, обнял Марию. Она проснулась и лениво-полусонно стала просить: «Не надо, я устала, я плохо себя чувствую, прошу тебя! Слышишь?» Но увидев готовность Заводилы и порыв, проявила нежданную жёсткость. «Отстань!»,- отстранила она Заводилу так, что тот скатился с узкого ложа.
Захар был человеком мягким и добрым, а когда не пил, то и покладистым. Мужик рукастый, он мог всё приспособить, пригнать и приладить, построить и починить. Повсюду, куда дотянулась его рука, были с любовью и тщанием сработанные предметы, будь то порог, полки, забор, колодец или крыша. Да вот рука-то дотягивалась, в зависимости от количества прнятого «на нутрь» «вина», далеко не часто. Вообще, он всегда был «при дозе» и постоянно работал, что-то делал – удивительная способность, пока не «выпадал в осадок». Захар рассказывал своё происхождение из старинного рода рязанских князей Кобякиных. На ум приходило ильфовское «бывший князь, а ныне трудящийся Востока». Родителей своих он не помнил, ибо они помёрли в 1923 году во времена Великого Голода и не успели передать ему славную историю княжеской семьи и свидетельствующие бумаги. Старые тётки и бабки, пригревшие его, тоже ушли в мир иной, и маленький Захар очутился в детдоме. Пил Захар Кобякин не с горя, а для куражу, был жизнелюбом, никогда не унывал. Кроме того был увлечённым и удачливым охотником и рыболовом. В доме всегда бывала какая-нибудь жареная или вяленая рыбка, нередко раки, только вот с пивом постоянные перебои. Опять на ум приходит ильфовское: «пиво отпускается только членам профсоюза». Во время охотничьего сезона всегда на столе бывала дичь, да и браконьерством Захар не пренебрегал. Один раз Заводила с отцом и сыном Кобякиными на озере Великое Луговое охотился на уток, и даже одну, охотник никудышный, он подстрелил. Глаз Заводилы не был зорким, носил он с толстыми стёклами очки и меткостью не отличался. Во время воинской службы, стреляя из карабина, он целился левым, ведущим глазом, а результаты были ниже среднего.
К Великому Луговому озеру Заводила отправлялся почти каждый день то с обоими Кобякиными, то с Адамом. Один раз с ними была Мария. Она больше предпочитала сидеть дома, общаться с Людмилой, взявшей отпуск по поводу приезда сестры. Захар всегда подвозил их на леспромхозовской полуторке, обычно стоявшей возле дома, к восточной оконечности озера, куда подходила грунтовая дорога длиной в 7 км от городка, и после работы забирал оттуда. Там была у Захара лодка, в которой ходили они вдоль берегов неширокого живописного озера, ловили рыбу, загорали, плескались в его прозрачной воде и собирали водяной орех. Однажды, Захар поехал по работе в Вязники и Мстёру. Мария предложила Заводиле ехать с ним для того, чтобы посмотреть эти маленькие городки, полюбоваться их старинной архитектурой. Это на самом деле оказалось неожиданно любопытно и много божественной красоты. Пришла пятница. После проведённого дня на озере и неудачной рыбалки, Захар привёз Адама и Заводилу домой и за обедом Адам рассказал, что вечером в клубе будет выступать какой-то приезжий музыкальный коллектив, будут танцы. Заводила загорелся пойти посмотреть. Мария не соглашалась пойти с ним и настойчиво самого отговаривала. Почему-то её отказ и отсутствие, казалось, какой-нибудь веской причины ещё сильней подначило Заводилу пойти в клуб. В восемь вечера, несмотря на нескрываемое Марией недовольство, Заводила всё-таки вместе с Адамом отправился туда. Всё происходило на летней сцене Дома Культуры. Адам с пацанами стояли в сторонке, лузгали семечки и отплёвывались. Как и следовало ожидать, ничего заметно интересного Заводила там не увидел, его самого никто не заметил, вокально-инструментальный коллектив из Вязников был самодеятельным. Через час или меньше всё представление Заводилу достало и, оставив Адама с приятелями, Заводила вернулся в дом Кобякиных.
Захар, как обычно был занят, что-то мастерил. На сей раз в деревянной будке туалета, находившейся на улице. Людмила хлопотала у плиты, подготавливала начинку для субботнего пирога с грибами, и весь дом благоухал грибным и другими ароматами так, что слюньки текли. Мария сидела в кресле, читала книгу и даже взглядом не повела. Заводила подвинул второе кресло и сел рядом с Марией. Минут пять-семь все молчали, каждый занят своими хлопотами и мыслями. Смеркалось. Заводила вышел в садик, присел на лавочку, закурил и стал дожидаться, когда Захар освободит туалет. Приспичило. Заводила дождался, облегчился, подмылся водой из кувшина и направился прямиком в опочивальню. Включил там свет, прилёг на свою лежанку и стал читать. Незаметно для себя Заводила задремал. Ненадолго. Проснулся с приходом Марии, присел и поднял упавшую на пол книгу. Мария же молча переоделась ко сну, выключила свет и легла. Заводила ещё какое-то недолгое время продолжал в той же позе сидеть на своей лежанке. Потом разделся, юркнул под одеяло к Марии, прижался к её упругому и гладкому телу и вдохнул его упоительный и неповторимый аромат. Но был наказан. За непослушание был лишён доступа. Второй раз на неделе.
Наступила пауза. Настолько длинная, что начинала звенеть. Заводиле казалось, что его случайное присутствие затянулось, а молчание его является для него самого неприличным. С другой стороны ему не было чем возразить человеку на уровне мышления Захара, а его жена Людмила поставила на этой странице жирную, но редкую точку. Заводила сделал вид, что захмелел и, покачиваясь молча и не прощаясь отковылял в спальню.
Утром воскресного дня Заводила встал рано, бодреньким. Боль в стопе улеглась, и он смог, слегка прихрамывая, быстро передвигаться без чьей-либо помощи. Мерно постукивал молоток, то Захар уже что-то мастерил в саду в сарайчике, куда выходило распахнутое окно опочивальни. Заводила взял собранные перед сном вещи и тихо вышел из комнаты. Людмила прибирала в кухне. В халате, голова в папильотках, ненакрашена, она выглядела свежо и моложаво и наружностью не уступала Марии, с той разве разницей, что была русоволоса и чуток пониже. Заводила поприветствовал, любуясь её женственной красой, с добрым утром и сразу объявил, что собрался уезжать и скоро поедет. «Ах ты господи боже мой, спешка какая!?»,- неожиданно громко заголосила она и всплеснула руками: «Что ж так-то вдруг?» «Догадалась ли она?»,- подумал Заводила и тут же соврал: «Извините, Людмила! Так было изначально намечено, только виноват, забыл предупредить.» Он говорил, что спешит, что нет времени рассиживаться и, что есть не будет потому, что после вчерашнего изобилия чувство голода пока не проснулось. На шумок, на причитания сестры подоспела Мария, и спросонья, ещё ничего не понимая, наблюдала за происходящим. Она выглядела застигнутой врасплох. Потупив взгляд, её лицо играло очаровательной улыбкой, но той чистоты и непосредственности в ней не было. На сей раз Заводила видел в её улыбке то ли смущённое осознание вины, то ли эгоистический оскал обвинения. Все трое вышли из дому. Со свежесрубленной подставкой для цветов появился Захар и, увидев Заводилу с вещами, сразу сообразил и предложил подвезти до автостанции. Заводила вежливо отказался, никого мол не хочет отрывать, попросил передать привет ещё спавшему Адаму, с которым успел за это время подружиться, проводя вместе все дни на озере, взял из рук Людмилы приготовленный ему в дорогу узелок, в котором теплились пирожки с грибами, яйцом и водяным орехом, поблагодарил её за гостеприимство и, избегая неловких недомолвок и пауз нерадостного прощания, поспешил всем вместе отвесить прощальный поклон, и был таков.
Спустя лет этак семь-восемь Заводила увидел в одной из телепередач Игоря Ростиславовича Шафаревича, математика, академика и, по совместительству, теоретика русского национализма и идейного антисемита. Заводила узнал его. Это был тот самый Игорь, с которым привелось Заводиле встречаться в Обнинске. Шафаревич оказался диссидентом, чуть ли не единомышленником Солженицына, поддерживал правоборческую деятельность академика Сахарова, стал мелькать в журналах и статьях, распространяя свои идеи-фикс. Правда, каким-либо преследованиям, тем более репрессиям не подвергался. При своём антисемитизме, который, в отличие от Проханова, не был зоологическим, его всё же неодолимо тянуло к евреям, в том числе, и к Заводиле, в коем он тоже несомненно еврея учуял. Тянуло, как тянет завистника к объекту зависти, как хищника к жертве или рецидивиста к осуществлению своих преступных замыслов. Ощущение, что Игорь, как и вся эта страна, неформально связан с «конторой», не покидало Заводилу и осталось у него навсегда.