Штабс капитан рыбников о чем
Главный герой произведения капитан по фамилии Рыбников. Военнослужащий получает два известия: герой узнает о поражении русских войск. Они потерпели поражение от японцев. Также ему приходит какое-то письмо из одного Сибирского города. После его получения герой направляется в гостинице низкого качества. У него очень странное времяпрепровождение. Он стал часто бывать в театрах и ресторанах. Зачастил на вокзалы. Поведение Рыбникова изменилось в худшую сторону: герой часто выпивший, имеет неряшливый внешний вид и стал много говорить.
Рыбников всем сообщает о своем ранении ноги, требует компенсационной выплаты. Он пытается любым методом добыть информацию о том, как идут боевые действия. Спустя какое-то время герой начинает отправлять телеграммы в город Иркутск.
Посещая очередной ресторан, герой заводит новое знакомство. Его новым приятелем становится Щавинский Владимир Иванович. Он является сотрудником одной из газет столицы. Данный ресторан был известен, как место встреч питерских газетчиков. Рыбников постоянно критикует высший состав, при этом постоянно восхищается русскими солдатами.
Щавинский очень внимательно наблюдает за поведением героя, при этом подмечает, что его поведение неоднозначно. У него двойные стандарты. Владимир Иванович видит, что герой трезв, а только делает вид, что пьян. Далее в ресторане происходит интересная сцена. Один пьяный поэт только проснулся и глядя на Рыбникова, заявляет, что тот японская морда. Щавинский все заметил, после этого он все больше убеждается в том, что штабс-капитан совсем не тот, кем пытается казаться. После Рыбников решил всем показать какое у него ранение. Владимир Иванович подмечает, что у капитана белье из качественной ткани.
Журналист, заметив эти странные закономерности, собирается узнать всю правду. Сначала Щавинский сообщает ему, что является шпионом и никому не сдаст его, потом начинает оскорблять японцев и ожидает реакции героя. Однако, Рыбников остается абсолютно равнодушен ко всем предложениям журналиста. Настало время кутежей. Щавинский начинает подшучивать над Рыбниковым, называя его именами генералов Японии. После этого Клотильда уводит героя к себе.
Рыбников засыпает, после чего неожиданно начинает разговаривать на иностранном языке. Клотильда была напугана. Она бежит к Леньке, который постоянно бывает в этом ресторане. По идеи, он работает в полиции. Клотильда сразу же сообщает ему о подозрительном посетителе.
Ленька начинает вести наблюдение за подозрительным капитаном через щель. Очень скоро парень соберет здесь всех полицейских.
Офицера разбудили, он услышал какой-то шум и звук приближающихся шагов. Герой понимает, что его вычислили. Мнимый капитан хочет покинуть номер через окно, но женщина быстро хватает его за руку. Однако Рыбников вырывается и прыгает, после чего ломает ногу. Полиция быстро ловит беглеца.
Также читают:
Рассказ Штабс-капитан Рыбников (читательский дневник)
Популярные сегодня пересказы
В станице Филипповка осенней ночью подолгу не спится деду Гавриле. Он просыпается, кашляет и всё ходит по двору, около дома. Он думает о пропавшем без вести во время войны сыне Петре.
Главным персонажем в произведении «Обида» Михаила Шолохова является мужчина лет пятидесяти по имени Степан. Это обыкновенный крестьянин он живет на хуторе Дубровинский.
Рассказчик давно хотел иметь живую мангусту. Когда пароход, на котором он плавал, причалил в порту остова Цейлон, мужчина решил осуществить свою мечту и не жалеть для этого денег. Ему удалось приобрести за 3 рубля две мангусты.
В произведении Николая Носова «Автомобиль» рассказчик повествует о том, что в далеком детстве вместе с другом у него было огромное желание – прокатиться на автомобиле
Краткое содержание Куприн Штабс-капитан Рыбников
Одновременно с известием о поражении от японцев российского военного флота, Рыбниковым была получено сообщение, пришедшее из сибирского города. Получив его, он селится в никудышной гостинице, и все свое время проводит, посещая театры, рестораны, бывает на вокзалах. Ведет себя странно, много болтает, выглядит растрепано и не всегда трезв.
Повсюду Рыбников сообщает о ранении в ногу, хочет выплаты компенсации. И везде старается узнать свежие новости об проходящей войне. Через определенное время он шлет телеграммы в Иркутск.
В одном из небольших ресторанчиков Рыбников знакомится Владимиром Ивановичем Щавинским, сотрудником одной из столичных газет. Ресторанчик известен тем, что здесь постоянно встречаются питерские газетчики. Штабс-капитан частенько критикует военное руководство и с особым возбуждением говорит о солдате русской армии.
Щавинский наблюдает за поведением Рыбникова и находит двойственность. Также он подмечает, что офицер всегда трезв и только делает вид, что выпивший. В одном из эпизодов в ресторане, проснувшийся поэт смотрит на Рыбникова пьяными глазами, и говорит ему, что он якобы японская морда. Щавинский слышит этот диалог и в нем все больше крепнет уверенность, что штабс-капитан не тот, за кого себя выдает. Еще большую уверенность приобретают эти догадки, когда тот демонстрирует свое ранение. Белье на нем было из отличной ткани.
Журналист пытается вывести на чистую воду штабс-капитана. То говорит ему, что он вражеский шпион и не выдаст его тайну, то старается надавить на национальное чувство, обзывая японцев. Но Рыбников совершенно равнодушно парирует все выпады газетчика. Во время одного из кутежей, Щавинский шутит с Рыбниковым и называет его именами вражеских генералов. Рыбникова к себе уводит Клотильда.
Во сне, он вдруг начинает говорить на чужом языке, чем сильно пугает Клотильду. Женщина рассказывает о случившемся постоянному клиенту ресторана Леньке якобы работающего на полицию. Она говорит о необычном посетителе со странным поведением.
Молодой человек наблюдает за штабс-капитаном через щель и приступает к действиям. Скоро он свистком созывает окрестных полицейских.
Разбуженный офицер услышал шум и шаги. Он осознает, что в опасности. Мягкими движениями мнимый штабс-капитан пытается убежать через окно, но женщина успевает схватить его за руку. Рыбников сумел вырваться и выпрыгнул, сломав ногу. Преследователи быстро его настигают.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Куприн. Все произведения
Штабс-капитан Рыбников. Картинка к рассказу
Сейчас читают
В прошлом алкоголик Джек Торранс работающий учителем ломает в порыве бешенства руку своему сыну. Через некоторое время учитель бьет ученика своей школы и его за это увольняют.
Привёз учитель девочке Тане смешную собачку. Мордочка больно необычная у неё. На глазах пятнышки, как будто заплатки. Прозвали собачку Латка.
Жизнь отца Василия шла полный ходом. Он получал всё, что хотел. Женился на замечательной женщине, получил духовный сан, через время стал отцом дочери и сына.
Повествование произведения, рассказанного средним братом Карамазовым Иваном, ведется о событиях шестнадцатого века в Севилье в период массового распространения инквизиции.
С крыши дровяного сарая я разглядывал клубы дыма от горевшего леса. Горело далеко, но город страдал от удушливого запаха. Внизу захныкала соседская девочка Фенька – какой-то мальчишка отобрал у нее конфету.
Штабс-капитан Рыбников
В день, когда становится известно о разгроме японцами русского флота, штабс-капитан Василий Александрович Рыбников получает таинственную телеграмму из Иркутска. Он переселяется в грязноватую привокзальную гостиницу и сразу начинает мотаться по всем присутственным местам Петербурга.
Повсюду: на улицах, в ресторанах, в театрах, в вагонах конок, на вокзалах появлялся этот маленький, черномазый, хромой офицер, странно болтливый, растрёпанный и не особо трезвый.
Везде он заявляет, что ранен в ногу при Мукденском отступлении, требует пособия и попутно узнаёт последние новости с русско-японской войны. Периодически Рыбников отсылает в Иркутск телеграммы с разных почтовых отделений.
Владимир Иванович Щавинский, сотрудник большой петербургской газеты, знакомится с Рыбниковым в маленьком тёмном ресторанчике, где ежедневно собирается весёлая компания петербургских газетных репортёров. Убогий и жалкий штабс-капитан ораторствует, громя бездарное командование и превознося — с некоторой аффектацией — русского солдата.
Всё у него было обычное, чисто армейское … Но было в нём и что-то совсем особенное, затаённое, … какая-то внутренняя напряжённая, нервная сила.
Понаблюдав за ним, Щавинский замечает некоторую двойственность в его облике. Его обычное, с курносым носом лицо в профиль выглядит насмешливым и умным, а в фас — даже высокомерным. Замечает Щавинский и то, что Рыбников не пьян, а только притворяется пьяным. В это время просыпается пьяный поэт Пеструхин и смотрит мутным взглядом на офицера: «А, японская морда, ты ещё здесь?». «Японец. Вот на кого он похож», — решает Щавинский. Эта мысль крепнет, когда Рыбников пытается продемонстрировать раненую ногу: нижнее белье армейского пехотного офицера изготовлено из прекрасного шёлка.
Щавинский, коллекционер «редких и странных проявлений человеческого духа», заинтересовывается Рыбниковым. Журналист начинает всерьёз подозревать, что под потрёпанным обмундированием штабс-капитана скрывается японский шпион. Раскосое, скуластое лицо, постоянные поклоны и манера потирать руки — всё это не случайно.
Каким невообразимым присутствием духа должен обладать этот человек, разыгрывающий … в столице враждебной нации такую злую и верную карикатуру на русского забубённого армейца!
Щавинский хочет подтвердить свои подозрения. Улучив момент, он наклоняется к штабс-капитану и говорит, что тот — японский военный агент в России. Но Рыбников никак не реагирует. Журналист даже начинает сомневаться: ведь среди уральских и оренбургских казаков много именно таких монгольских, с желтизной, лиц. Шавинский обещает штабс-капитану сохранить его тайну, восхищается его самообладанием и восторгается японским презрением к смерти. Рыбников комплимент не принимает: русский солдатик ничем не хуже. Журналист пытается задеть его патриотические чувства: японец все-таки азиат, полуобезьяна… Рыбников с этим охотно соглашается. Щавинский снова начинает сомневаться в своих выводах.
Под утро решают продолжить кутёж у «девочек», где Щавинский, словно в шутку, называет Рыбникова именами японских генералов. Клотильда уводит Рыбникова на второй этаж.
Влечение к женщине, подавляемое до сих пор суровой аскетической жизнью, постоянной физической усталостью, напряжённой работой ума и воли, внезапно зажглось в нём нестерпимым, опьяняющим пламенем.
Через некоторое время Рыбников засыпает тревожным сном. С его губ срываются слова чужой речи. Испуганная Клотильда спускается вниз и присоединяется к компании, неизменно образовывающейся вокруг загадочного клиента Лёньки, по слухам, связанного с полицией. Клотильда рассказывает ему о своём странном госте, который говорит во сне по-японски и напоминает ей микадо, о его «странной нежности и страстности».
Лёнька осматривает штабс-капитана в дверную щёлку и решает действовать. Через минуту он уже стоит на крыльце и тревожными свистками сзывает городовых.
Проснувшись, Рыбников слышит тяжёлые шаги в коридоре. По лицу Клотильды он понимает, что ему грозит опасность. Фальшивый штабс-капитан поворачивает ключ в двери, мягким движением вскакивает на подоконник и распахивает окно. Женщина с криком хватает его за руку. Он вырывается и неловко прыгает вниз. В то же мгновение дверь падает под ударами, и Лёнька с разбегу прыгает за ним. Рыбников не сопротивляется, когда преследователь наваливается на него. Он только просит: «Не давите, я сломал себе ногу».
Понравился ли пересказ?
Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Пожалуйста, оцените пересказ:
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Образ японца в рассказе А. И. Куприна «Штабс-капитан Рыбников»
The Image of the Japanese in A.I. Kuprin’s Story “Junior Captain Rybnikov”
Омори Масако
кандидат филологических наук, научный сотрудник Токийского государственного университета иностранных языков, momori11@yahoo.co.jp
Omori Masako
PhD in philology, Research Fellow, Tokyo University of Foreign Studies, momori11@yahoo.co.jp
Аннотация
В статье рассматривается образ японского шпиона в рассказе А.И. Куприна «Штабс-капитан Рыбников» (1906). Писатель создал образ Рыбникова под влиянием массового представления о японцах, которое ярчайшим образом отражалось в карикатуре периода русско-японской войны. Сравнивая образ Рыбникова с карикатурой, мы показываем уникальный взгляд Куприна на японца.
Ключевые слова: А. И. Куприн, «Штабс-капитан Рыбников», образ японца, карикатура, русско-японская война.
Abstracts
We examine the image of the Japanese spy in Kuprin’s short story “Junior Captain Rybnikov” (1906) through the analysis of the image of the Japanese in the mass media during the Russian-Japanese war. Kuprin created the figure of Rybnikov, using the representation of the Japanese in caricatures. By comparing them, we reveal Kuprin’s unique views on the Japanese.
Key words: A. I. Kuprin, «Junior Captain Rybnikov», image of the Japanese, caricature, Russian-Japanese war.
В статье рассматривается образ японского шпиона в рассказе А.И. Куприна «Штабс-капитан Рыбников» (1906) в свете массового сознания, которое отразилось в журналистике начала ХХ века.
В образе купринского Рыбникова мы можем отметить еще одно проявление двойственности: это человечность и не-человечность. Почему же писатель характеризует героя именно так?
Прежде всего надо заметить, что в русской литературе негативно изображал японцев не только Куприн. Еще в конце ХIХ века Вл. Соловьев в стихотворении «Панмонголизм» (1984) и в «Краткой повести об Антихристе» (1900) предсказал японскую угрозу: японец, возглавляя монгольские орды, угрожающие растоптать европейскую цивилизацию, олицетворял собой «желтую» опасность, движущуюся на Россию с Востока.
В. Молодяков, анализируя японские мотивы в произведениях Вл. Соловьева, В. Брюсова и А. Белого, утверждает, что ни в Европе, ни в США миф о Японии как о «желтой опасности» не стал явлением «высокого искусства» 6 – в отличие от России. По нашему мнению, рассказ «Штабс-капитан Рыбников» Куприна также можно включить в этот ряд.
Но все-таки считается, что герой-японец в рассказе Куприна имеет какой-то другой источник, связанный не с русской «высокой» литературой, а, скорее всего, с массовым сознанием, отразившемся в журналистике того времени. Отметим, что сам Куприн работал журналистом, и в рассказе «Штабс-капитан Рыбников» одним из главных персонажей является фельетонист Щавинский, который пристально наблюдает за Рыбниковым и анализирует его поступки и слова.
Учитывая, что в период русско-японской войны такие сатирические журналы, как «Будильник», «Стрекоза» и «Шут», часто печатали карикатуры на японцев как на врагов, необходимо проанализировать, какой образ японца сложился в массовом сознании в то время.
На обложке «Будильника» (1904. № 12) был изображен адмирал Того в образе «макаки», пишущей четырьмя руками ложные донесения о победах. В изображении японца отразилось пренебрежение русских к хитрому и низкому существу.
Японец на карикатуре не всегда является «зверем» и «змеей», иногда он изображается в человеческом облике (1904. № 14), причем он сравнивается с африканцами: на карикатуре иронически показывается, что даже «дикие африканские гереросы» начинают военные действия с объявлением войны, а «цивилизованные желтолицые японцы» – нет.
Таким образом, на карикатуре японец, с одной стороны, изображается как не-человек с человеческим лицом, а с другой стороны – как «цивилизованный» человек, совершающий «дикие» поступки. Можно сказать, что в карикатурах на японца совмещаются противоположные элементы, и такая двуликость образа японца должна была отражаться в массовом сознании и возбуждать чувство неприятия в читателе.
Здесь мы видим «желтую опасность», которая давала творческое вдохновение русским прозаикам и поэтам в начале ХХ века. Куприн в своем рассказе тоже развивает «желтый» мотив на культурном фоне начала ХХ века, но писатель выделяет в герое другую черту – звериное, нечеловеческое начало, которое, как было показано выше, становилось важной частью образа японца, формировавшегося в массовом сознании, и визуально было изображено на карикатурах.
Спрашивается, почему в образе японского шпиона «какое-то особенное, новое, привлекательное впечатление» сосуществует с негативной характеристикой?
Итак, подведем итоги.
Куприн создал образ штабс-капитана Рыбникова под влиянием массового представления о японцах, которое ярчайшим образом отразилось в карикатуре периода русско-японской войны. Мотивы «зверь», «макака», «африканец», «желтая опасность», «не-человечность», которые характерны для карикатур на японцев, мы можем найти и в описании Рыбникова. Сосуществование в характере героя отрицательных черт с положительными объясняется тем, что после поражения в войне Куприн отчетливо осознал мнимое превосходство русских над японцами и добавил в прежний, стереотипный, образ врага мотив потенциального соперничества или даже его превосходства над русскими.
«Будильник» 1904 № 12  | «Будильник» 1905 № 13  | «Будильник» 1904 № 14  |
Штабс-капитан Рыбников — краткое содержание романа Куприна
Одновременно с известием о поражении от японцев российского военного флота, Рыбниковым была получено сообщение, пришедшее из сибирского города. Получив его, он селится в никудышной гостинице, и все свое время проводит, посещая театры, рестораны, бывает на вокзалах. Ведет себя странно, много болтает, выглядит растрепано и не всегда трезв.
Повсюду Рыбников сообщает о ранении в ногу, хочет выплаты компенсации. И везде старается узнать свежие новости об проходящей войне. Через определенное время он шлет телеграммы в Иркутск.
В одном из небольших ресторанчиков Рыбников знакомится Владимиром Ивановичем Щавинским, сотрудником одной из столичных газет. Ресторанчик известен тем, что здесь постоянно встречаются питерские газетчики. Штабс-капитан частенько критикует военное руководство и с особым возбуждением говорит о солдате русской армии.
Щавинский наблюдает за поведением Рыбникова и находит двойственность. Также он подмечает, что офицер всегда трезв и только делает вид, что выпивший. В одном из эпизодов в ресторане, проснувшийся поэт смотрит на Рыбникова пьяными глазами, и говорит ему, что он якобы японская морда. Щавинский слышит этот диалог и в нем все больше крепнет уверенность, что штабс-капитан не тот, за кого себя выдает. Еще большую уверенность приобретают эти догадки, когда тот демонстрирует свое ранение. Белье на нем было из отличной ткани.
Журналист пытается вывести на чистую воду штабс-капитана. То говорит ему, что он вражеский шпион и не выдаст его тайну, то старается надавить на национальное чувство, обзывая японцев. Но Рыбников совершенно равнодушно парирует все выпады газетчика. Во время одного из кутежей, Щавинский шутит с Рыбниковым и называет его именами вражеских генералов. Рыбникова к себе уводит Клотильда.
Во сне, он вдруг начинает говорить на чужом языке, чем сильно пугает Клотильду. Женщина рассказывает о случившемся постоянному клиенту ресторана Леньке якобы работающего на полицию. Она говорит о необычном посетителе со странным поведением.
Молодой человек наблюдает за штабс-капитаном через щель и приступает к действиям. Скоро он свистком созывает окрестных полицейских.
Разбуженный офицер услышал шум и шаги. Он осознает, что в опасности. Мягкими движениями мнимый штабс-капитан пытается убежать через окно, но женщина успевает схватить его за руку. Рыбников сумел вырваться и выпрыгнул, сломав ногу. Преследователи быстро его настигают.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Популярные сегодня пересказы
Штабс-капитан Рыбников
В день, когда становится известно о разгроме японцами русского флота, штабс-капитан Василий Александрович Рыбников получает таинственную телеграмму из Иркутска. Он переселяется в грязноватую привокзальную гостиницу и сразу начинает мотаться по всем присутственным местам Петербурга.
Повсюду: на улицах, в ресторанах, в театрах, в вагонах конок, на вокзалах появлялся этот маленький, черномазый, хромой офицер, странно болтливый, растрёпанный и не особо трезвый.
Везде он заявляет, что ранен в ногу при Мукденском отступлении, требует пособия и попутно узнаёт последние новости с русско-японской войны. Периодически Рыбников отсылает в Иркутск телеграммы с разных почтовых отделений.
Продолжение после рекламы:
Владимир Иванович Щавинский, сотрудник большой петербургской газеты, знакомится с Рыбниковым в маленьком тёмном ресторанчике, где ежедневно собирается весёлая компания петербургских газетных репортёров. Убогий и жалкий штабс-капитан ораторствует, громя бездарное командование и превознося — с некоторой аффектацией — русского солдата.
Всё у него было обычное, чисто армейское … Но было в нём и что-то совсем особенное, затаённое, … какая-то внутренняя напряжённая, нервная сила.
Понаблюдав за ним, Щавинский замечает некоторую двойственность в его облике. Его обычное, с курносым носом лицо в профиль выглядит насмешливым и умным, а в фас — даже высокомерным. Замечает Щавинский и то, что Рыбников не пьян, а только притворяется пьяным. В это время просыпается пьяный поэт Пеструхин и смотрит мутным взглядом на офицера: «А, японская морда, ты ещё здесь?». «Японец. Вот на кого он похож», — решает Щавинский. Эта мысль крепнет, когда Рыбников пытается продемонстрировать раненую ногу: нижнее белье армейского пехотного офицера изготовлено из прекрасного шёлка.
Брифли существует благодаря рекламе:
Щавинский, коллекционер «редких и странных проявлений человеческого духа», заинтересовывается Рыбниковым. Журналист начинает всерьёз подозревать, что под потрёпанным обмундированием штабс-капитана скрывается японский шпион. Раскосое, скуластое лицо, постоянные поклоны и манера потирать руки — всё это не случайно.
Каким невообразимым присутствием духа должен обладать этот человек, разыгрывающий … в столице враждебной нации такую злую и верную карикатуру на русского забубённого армейца!
Щавинский хочет подтвердить свои подозрения. Улучив момент, он наклоняется к штабс-капитану и говорит, что тот — японский военный агент в России. Но Рыбников никак не реагирует. Журналист даже начинает сомневаться: ведь среди уральских и оренбургских казаков много именно таких монгольских, с желтизной, лиц. Шавинский обещает штабс-капитану сохранить его тайну, восхищается его самообладанием и восторгается японским презрением к смерти. Рыбников комплимент не принимает: русский солдатик ничем не хуже. Журналист пытается задеть его патриотические чувства: японец все-таки азиат, полуобезьяна… Рыбников с этим охотно соглашается. Щавинский снова начинает сомневаться в своих выводах.
Продолжение после рекламы:
Под утро решают продолжить кутёж у «девочек», где Щавинский, словно в шутку, называет Рыбникова именами японских генералов. Клотильда уводит Рыбникова на второй этаж.
Влечение к женщине, подавляемое до сих пор суровой аскетической жизнью, постоянной физической усталостью, напряжённой работой ума и воли, внезапно зажглось в нём нестерпимым, опьяняющим пламенем.
Через некоторое время Рыбников засыпает тревожным сном. С его губ срываются слова чужой речи. Испуганная Клотильда спускается вниз и присоединяется к компании, неизменно образовывающейся вокруг загадочного клиента Лёньки, по слухам, связанного с полицией. Клотильда рассказывает ему о своём странном госте, который говорит во сне по-японски и напоминает ей микадо, о его «странной нежности и страстности».
Лёнька осматривает штабс-капитана в дверную щёлку и решает действовать. Через минуту он уже стоит на крыльце и тревожными свистками сзывает городовых.
Проснувшись, Рыбников слышит тяжёлые шаги в коридоре. По лицу Клотильды он понимает, что ему грозит опасность. Фальшивый штабс-капитан поворачивает ключ в двери, мягким движением вскакивает на подоконник и распахивает окно. Женщина с криком хватает его за руку. Он вырывается и неловко прыгает вниз. В то же мгновение дверь падает под ударами, и Лёнька с разбегу прыгает за ним. Рыбников не сопротивляется, когда преследователь наваливается на него. Он только просит: «Не давите, я сломал себе ногу».
Щавинский, сотрудник большой петербургской газеты, познакомился с Рыбниковым в компании известных петербургских репортеров. Убогий и жалкий штабс-капитан ораторствовал, громя бездарное командование и превознося — с некоторой аффектацией — русского солдата. Понаблюдав за ним, Щавинский заметил некоторую двойственность в его облике. На первый взгляд у него было обыкновенное лицо с курносым носиком, в профиль оно выглядело насмешливым и умным, а в фас — даже высокомерным. В это время проснулся пьяный поэт Петрухин, уставился мутным взглядом на офицера: «А, японская морда, ты ещё здесь?»
«Японец. Вот на кого он похож», — подумал Щавинский. Эта мысль окрепла, когда Рыбников попытался продемонстрировать раненую ногу: нижнее белье армейского пехотного офицера было изготовлено из прекрасного шелка.
Щавинский нагнулся к штабс-капитану и сказал, что он никакой не Рыбников, а японский военный агент в России. Но тот никак не отреагировал. Журналист даже засомневался: ведь среди уральских и оренбургских казаков много именно таких монгольских, с желтизной, лиц. Но нет, раскосое, скуластое лицо, постоянные поклоны и потирание рук — все это не случайно. И уже вслух: «Никто в мире не узнает о нашем разговоре, но вы — японец. Вы в безопасности, я не донесу, я восхищен вашим самообладанием». И Щавинский пропел восторженный дифирамб японскому презрению к смерти. Но комплимент не был принят: русский солдатик ничем не хуже. Журналист тогда попробовал задеть его патриотические чувства: японец все-таки азиат, полуобезьяна… «Верно!» — прокричал на это Рыбников.
Под утро решили продолжить кутеж у «девочек». Клотильда увела Рыбникова на второй этаж. Через час она присоединилась к компании, неизменно образовывающейся вокруг загадочного их клиента Леньки, связанного, судя по всему, с полицией, и рассказала о странном своем госте, которого прибывшие с ним называли то генералом Ояма, то майором Фукушима. Они были пьяны и шутили, но Клотильде показалось, что штабс-капитан напоминает ей микадо. Кроме того, её обычные клиенты безобразно грубы. Ласки же этого немолодого офицера отличались вкрадчивой осторожностью и одновременно окружали атмосферой напряженной, почти звериной страсти, хотя было видно, что он безумно устал. Отдыхая, он погрузился в состояние, похожее на бред, и странные слова побежали с его губ. Среди них она разобрала единственно ей знакомое: банзай!
Через минуту Ленька был на крыльце и тревожными свистками сзывал городовых.
Когда в начале коридора послышались тяжелые шаги многих ног, Рыбников проснулся и, подбежав к двери, повернул ключ, а затем мягким движением вскочил на подоконник и распахнул окно. Женщина с криком ухватила его за руку. Он вырвался и неловко прыгнул вниз. В то же мгновение дверь рухнула под ударами и Ленька с разбегу прыгнул вслед за ним. Рыбников лежал неподвижно и не сопротивлялся, когда преследователь навалился на него. Он только прошептал: «Не давите, я сломал себе ногу».
ЛитЛайф
В тот день, когда ужасный разгром русского флота у острова Цусима приближался к концу и когда об этом кровавом торжестве японцев проносились по Европе лишь первые, тревожные, глухие вести, – в этот самый день штабс-капитан Рыбников, живший в безыменном переулке на Песках, получил следующую телеграмму из Иркутска:
«Вышлите немедленно листы следите за больным уплатите расходы».
Штабс-капитан Рыбников тотчас же заявил своей квартирной хозяйке, что дела вызывают его на день – на два из Петербурга, и чтобы поэтому она не беспокоилась его отсутствием. Затем он оделся, вышел из дому и больше уже никогда туда не возвращался.
И только спустя пять дней хозяйку вызвали в полицию для снятия показаний об ее пропавшем жильце. Честная, толстая, сорокапятилетняя женщина, вдова консисторского чиновника, чистосердечно рассказала все, что ей было известно: жилец ее был человек тихий, бедный, глуповатый, умеренный в еде, вежливый; не пил, не курил, редко выходил из дому и у себя никого не принимал.
Больше она ничего не могла сказать, несмотря на весь свой почтительный ужас перед жандармским ротмистром, который зверски шевелил пышными подусниками и за скверными словами в карман не лазил.
В этот-то пятидневный промежуток времени штабс-капитан Рыбников обегал и объездил весь Петербург. Повсюду: на улицах, в ресторанах, в театрах, в вагонах конок, на вокзалах появлялся этот маленький, черномазый, хромой офицер, странно болтливый, растрепанный и не особо трезвый, одетый в общеармейский мундир со сплошь красным воротником – настоящий тип госпитальной, военно-канцелярской или интендантской крысы. Он являлся также по нескольку раз в главный штаб, в комитет о раненых, в полицейские участки, в комендантское управление, в управление казачьих войск и еще в десятки присутственных мест и управлений, раздражая служащих своими бестолковыми жалобами и претензиями, своим унизительным попрошайничеством, армейской грубостью и крикливым патриотизмом. Все уже знали наизусть, что он служил в корпусном обозе, под Ляояном контужен в голову, а при Мукденском отступлении ранен в ногу. Почему он, черт меня возьми, до сих пор не получает пособия?! Отчего ему не выдают до сих пор суточных и прогонных? А жалованье за два прошлых месяца? Абсолютно он готов пролить последнюю, черт ее побери, каплю крови за царя, престол и отечество, и он сейчас же вернется на Дальний Восток, как только заживет его раненая нога. Но – сто чертей! – проклятая нога не хочет заживать… Вообразите себе – нагноение! Да вот, посмотрите сами. – И он ставил больную ногу на стул и уже с готовностью засучивал кверху панталоны, но всякий раз его останавливали с брезгливой и сострадательной стыдливостью. Его суетливая и нервная развязность, его запуганность, странно граничившая с наглостью, его глупость и привязчивое праздное любопытство выводили из себя людей, занятых важной и страшно ответственной бумажной работой.
Напрасно ему объясняли со всевозможной кротостью, что он обращается в неподлежащее место, что ему надобно направиться туда-то, что следует представить такие-то и такие-то бумаги, что его известят о результате, – он ничего, решительно ничего не понимал. Но и очень сердиться на него было невозможно: так он был беззащитен, пуглив и наивен, и, если его с досадой обрывали, он только улыбался, обнажая десны с идиотским видом, торопливо и многократно кланялся и потирал смущенно руки. Или вдруг произносил заискивающим хриплым голосом:
Этим он обезоруживал самых придирчивых и мрачных чиновников. Ему давали папироску и позволяли присесть у краешка стола. Против воли и, конечно, небрежно ему даже отвечали на его назойливые расспросы о течении военных событий. Было, впрочем, много трогательного, детски-искреннего в том болезненном любопытстве, с которым этот несчастный, замурзанный, обнищавший раненый армеец следит за войной. Просто-напросто, по-человечески, хотелось его успокоить, осведомить и ободрить, и оттого с ним говорили откровеннее, чем с другими.
Интерес его ко всему, что касалось русско-японских событий, простирался до того, что в то время, когда для него наводили какую-нибудь путаную деловую справку, он слонялся из комнаты в комнату, от стола к столу, и как только улавливал где-нибудь два слова о войне, то сейчас же подходил и прислушивался со своей обычной напряженной и глуповатой улыбкой.
Когда он, наконец, уходил, то оставлял по себе вместе с чувством облегчения какое-то смутное, тяжелое и тревожное сожаление. Нередко чистенькие, выхоленные штабные офицеры говорили о нем с благородной горечью:
– И это русские офицеры! Посмотрите на этот тип. Ну, разве не ясно, почему мы проигрываем сражение за сражением? Тупость, бестолковость, полное отсутствие чувства собственного достоинства… Бедная Россия.
Впоследствии прислуга показывала, что приходил он в гостиницу поздно и как будто под хмельком, но всегда аккуратно давал швейцару, отворявшему двери, гривенник на чай. Спал не более трех-четырех часов, иногда совсем не раздеваясь. Вставал рано и долго, часами ходил взад и вперед по комнате. В полдень уходил.
Время от времени штабс-капитан из разных почтовых отделений посылал телеграммы в Иркутск, и все эти телеграммы выражали глубокую заботливость о каком-то раненом, тяжело больном человеке, вероятно, очень близком сердцу штабс-капитана.
И вот с этим-то суетливым, смешным и несуразным человеком встретился однажды фельетонист большой петербургской газеты Владимир Иванович Щавинский.
Перед тем как ехать на бега, Щавинский завернул в маленький, темный ресторанчик «Слава Петрограда», где обыкновенно собирались к двум часам дня, для обмена мыслями и сведениями, газетные репортеры. Это была довольно беспардонная, веселая, циничная, всезнающая и голодная компания, и Щавинский, до известной степени аристократ газетного мира, к ней, конечно, не принадлежал. Его воскресные фельетоны, блестящие и забавные, но не глубокие, имели значительный успех в публике. Он зарабатывал большие деньги, отлично одевался и вел широкое знакомство. Но его хорошо принимали и в «Славе Петрограда» за его развязный, острый язык и за милую щедрость, с которой он ссужал братьев писателей маленькими золотыми. Сегодня репортеры обещали достать для него беговую программу с таинственными пометками из конюшни.
Швейцар Василий, почтительно и дружелюбно улыбаясь, снял с Щавинского пальто.
– Пожалуйте, Владимир Иванович. Все в сборе-с. В большом кабинете у Прохора.
И толстый, низко стриженный рыжеусый Прохор также фамильярно-ласково улыбался, глядя, по обыкновению, не в глаза, а поверх лба почетному посетителю.
– Давненько не изволили бывать, Владимир Иванович. Пожалуйте-с. Все свои-с.
Как и всегда, братья писатели сидели вокруг длинного стола и, торопливо макая перья в одну чернильницу, быстро строчили на длинных полосах бумаги. В то же время они успевали, не прекращая этого занятия, поглощать расстегаи и жареную колбасу с картофельным пюре, пить водку и пиво, курить и обмениваться свежими городскими новостями и редакционными сплетнями, не подлежащими тиснению. Кто-то спал камнем на диване, подстелив под голову носовой платок. Воздух в кабинете был синий, густой и слоистый от табачного дыма.