в руки лопату еду на дачу
Как советские граждане ехали летом на дачу, чтобы поесть зимой
Первое мая для миллионов россиян давно уже не официальный государственный праздник и не день шествия профсоюзов, а начало выходных, открытие дачного сезона. Горожане едут на свои пригородные участки прибрать их после зимы, отдохнуть на воздухе, если позволит погода, и насладиться грилем. Но так было не всегда. 30 лет назад поездка на дачу означала тяжелый труд в борьбе за урожай: надо было не пройтись с электротриммером по первой травке, а вскопать грядки под картошку и позаботиться об огуречно-помидорной рассаде, чтобы стол осенью и зимой не был так же уныл, как прилавки продуктовых магазинов. Лев Кадик напоминает, что гнало горожан в огород, когда было не до газонов.
В мае 1991 года мне было 14 лет — само собой, основные тяготы постоянных поисков еды ложились не на мои плечи, но ситуацию я помню вполне отчетливо. Май этот начался, как и все предшествующие в СССР, с первомайской демонстрации трудящихся на Красной площади. Только в этот раз трудящиеся несли новые флаги — не красные, а синие, свежеиспеченной Московской конфедерации профсоюзов. И лозунги у них были не победные, как раньше, а какие-то, прямо скажем, антисоветские: «Мы хотим жить, а не существовать!», «Горбачев, нам нужен социализм!», «Мы против удорожания детских товаров», «Требуем отмены 5% налога» и т. д. Видео этого митинга можно найти на YouTube. Там есть очень интересные кадры. С трибуны Мавзолея выступает какой-то партийный оратор. Эхо многократно повторяет его слова. Люди пытаются что-то разобрать. Но слышно только «а-а-а», «ы-ы-ы» и «ать-ать-ать». Лица «трудящихся» недоверчивые, подозрительные. Колонны просто жалки по сравнению с неторопливым размахом шествий прежних лет. Граждане спешат мимо трибуны, музыка вроде бы должна придавать картине веселья, но все вместе неуловимо отдает истерикой.
Московский пролетариат 1991 года почти достиг того состояния, в котором находился в 1917 году петроградский — а в Петрограде в феврале 1917-го из-за отсутствия в продаже хлеба началось восстание, в итоге опрокинувшее монархию. В Советском Союзе перебои с едой начались за несколько лет до его конца. На излете СССР продуктов просто перестало хватать. Не помогало ни нормированное распределение, ни повышение цен. Министры вели паническую переписку, отдавая себе отчет: страна на грани голода.
Чем запомнился апрель 1991 года в СССР
Как говорится, тревожные звоночки звенели заранее. За пару лет до 1991-го зимним субботним утром еще до завтрака родители послали меня за хлебом. Я стоял минут 30 на морозе без всякого результата. Очередь не двигалась. Я вернулся домой, так ничего и не купив. Отец взгрел меня тогда в первый и последний раз в жизни.
Отсутствие хлеба было все-таки редкостью, зато в какой-то момент посещение магазинов с родителями стало обязательным.
Сейчас, в век многообразия форм безналичного расчета на кассе, уже нелегко представить, что карточка, необходимая в магазине,— это не пластик с чипом, а картонка с черно-белой фотографией. Которая означает, что покупатель прописан в Москве, а не пытается хитростью воспользоваться приоритетным столичным снабжением. Вот ты, а вот твоя карточка — и по-другому никак. Иной раз карточки продавцу не хватало, могли потребовать показать страничку паспорта с пропиской. По карточкам покупателя продавалось все: хлеб, молоко, мясо, сливочное масло, сахар, картошка, мыло, сигареты, спички, вино, водка, школьные тетради, одежда и обувь. На некоторые товары были введены талоны: использовал свои талоны на сахар за май — в следующий раз сахара купишь в июне.
Люди в очереди за продуктами у входа в магазин
Фото: Геннадий Бодров, Коммерсантъ
Нормы отпуска устанавливались на все: по одному литру, по две буханки, по 300–500 граммов, по два куска в руки и т. д. И за всем стояли многочасовые очереди. Товары в магазинах не продавали — их «выбрасывали»: примерно в одно и то же время в глубине магазина открывалась дверь подсобки, и в глубокие, но пустые охлаждающие контейнеры (такие сейчас стоят в проходах, например, в «Азбуке вкуса» или в «Пятерочке», и у многих, кто помнит 1991 год, екает сердце, когда одну-две секции опустошают для замены товара) продавцы бросали сыр, или мороженую рыбу (обычно хек или пикшу), или мясо, или курицу. Хватило тебе — хорошо. Не хватило — приходи завтра. Возникала давка, продукты не покупали — их «хватали». Так и говорили: «в галантерейном выбросили мыло, я схватил два куска». Многого, например стирального порошка или детского питания, было не купить даже по талонам.
В разных регионах России и республиках СССР талоны, карточки, многочасовые очереди и нормирование продуктов стали привычными задолго до 1990–1991 годов. Но для москвичей это было в новинку. Дефицит продовольствия достиг таких масштабов, что вполне официально назывался продовольственным кризисом.
Все — государственные. За молоком и мясом надо было идти в продуктовый магазин, за хлебом — в булочную, за картошкой — в овощной, за мылом — в галантерею или в хозяйственный. Универсамы — магазины, в которых кроме еды продавали и другие товары повседневного спроса,— были крайне немногочисленны. Чтобы купить необходимый минимум продуктов, нужно было побывать как минимум в трех магазинах за раз. Магазины эти были грязными и дурно пахли. Рабочий день заканчивался в шесть вечера. Магазины закрывались в восемь. На необходимые покупки оставалось два часа. В субботу обычно ничего не завозили, а по воскресеньям магазины не работали.
Очередь в магазин «Березка»
Фото: Эттингер Эдуард / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Каждый день жители советских городов после работы рыскали по магазинам, надеясь «схватить» что-то съедобное. Это называлось «бегать по магазинам» — бегать приходилось вполне натурально, потому что времени ни на что не хватало. Продукты были откровенно мерзкого качества. Курица всегда была костлявой и синеватой. Когда мама начинала ее варить, на кухне почему-то пахло рыбой. Мясо было больше похоже на кости. Овощи были морожеными или гнилыми и всегда были облеплены комьями грязи. Можно было, конечно, купить все это на колхозном рынке, но цены там были запредельными — за килограмм свинины можно было запросто отдать месячную зарплату. А после реформы, которой правительство Валентина Павлова рассчитывало обуздать дефицит, цены и в государственных магазинах, и на рынке выросли сразу в несколько раз. Правительство частично компенсировало повышение цен гражданам, но реальный их рост по сравнению даже с 1990 годом ни с какой компенсацией сравниться не мог, и конца этому не предвиделось — как и очередям, которые к маю стояли уже за всем: от хлеба до водки.
Спасением для советского горожанина была земля. Ее и раньше можно было получить в каком-нибудь садовом товариществе — соток шесть-восемь. Но раздавали ее далеко не всем. 6 марта 1990 года в СССР был принят Закон о собственности, и у горожан появилась возможность приобрести земельный участок в деревне. Мои родители воспользовались возможностью и купили за 1 тыс. руб. десять соток земли в тверской деревне за Волгой. Так же поступили миллионы советских граждан, успевших хоть что-то заработать, в том числе в кооперативах, разрешенных в конце 1980-х.
Согласно опросу ВЦИОМа, проведенному в марте 1991 года, 71% граждан ожидали двукратного снижения уровня жизни в связи с мерами, принимаемыми правительством Валентина Павлова
Фото: Владимир Додонов, Коммерсантъ
Поэтому 30 лет назад, утром 1 мая 1991 года, все мы ехали в переполненной электричке Москва—Конаково вместе с такими же, как мы, москвичами. Вагон был забит людьми и мешками с мелкой магазинной картошкой (на рассаду). Вверх торчали связки лопат, граблей, тяпок и другого садового инструмента. В брезентовых рюкзаках топорщились банки китайской тушенки — единственного, пожалуй, мясного продукта, который тогда можно было купить по разумной цене.
Значит, чтобы прокормить зимой семью из трех-четырех человек, нужно засеять не меньше пяти соток, а лучше — больше. Мы засеяли соток семь. Но картошка — капризное растение, особенно если у тебя нет инсектицидов, чтобы уничтожить колорадского жука. Как только картошка, которую ты закопал в землю, всходит, оранжевое полосатое насекомое нападает на нее и молниеносно откладывает яйца. Из яиц не менее оперативно выводятся жирные личинки и жрут чахлую картофельную поросль. Приходилось собирать жука руками, задрав зад под палящим солнцем — и не один раз, а все лето. Кроме того, картофельные кусты надо постоянно окучивать, поливать и пропалывать. Зато на зиму после этого твоя семья обеспечена хоть какой-то едой.
Чем запомнился март 1991 года в СССР
Миллионы советских граждан по всей стране занимались весной и летом 1991 года одним и тем же. Рабочие, ученые, служащие, библиотекари, пенсионеры, даже военные. Стараясь не сгореть на солнце, сажали, окучивали, пололи, поливали, собирали жуков и валились спать от усталости. Они стремились защититься от самого страшного — от голода, явственно маячившего на горизонте.
Политика присутствовала в жизни дачников в основном в виде надсадно хрипящего радио (телевизор в деревне был далеко не у каждого). В Тверской области почему-то лучше всего было слышно «Голос Америки» (сейчас внесен Минюстом РФ в реестр СМИ-иноагентов). Из радиоприемника сыпались все более апокалиптические новости. На окраинах Советского Союза, в Прибалтике и на Кавказе, стреляли. Бастовали шахтеры — и из солидарности с ними целые отрасли промышленности. Цены росли. Правительство бездействовало. Фамилия Михаила Горбачева уже не вызывала никакой симпатии, жители нашей деревни называли его «Мишкой».
В магазине в соседнем селе хлеб стал продаваться два раза в неделю. Серый хлеб покупали мешками, в том числе на корм поросятам, и половина буханок была внутри черная от спорыньи. Соседский дед рассказывал, что раньше видел такое только в войну.
Идеи социализма, распад СССР, противостояние с Америкой, большая политика никого не интересовали. Всех беспокоило одно: что они и их дети будут завтра есть. Продовольствие стало главной политической проблемой, которую советская власть так и не смогла решить. Зато ее по мере сил решали советские дачники. И, в отличие от советской власти, они 1991 год в большинстве своем пережили.
Частушки про садоводство, дачу, огород 2
Шашлычок с собой везём,
Разожгли костёр уже.
Перед милым я красуюсь,
Ясно дело в неглиже.
Ты динамишь меня зря,
На свиданку не пришла.
В кабачках, возле канавы,
Развлеклись бы мы на славу.
Отпуск взял без содержания,
Я хозяйственный мужик,
Отдыхать буду на даче,
Транжирить деньги не привык.
Я тащу тебя за ноги,
Носом в землю метров пять.
Борозда глянь вышла чудной,
Не надо трактор покупать.
Я лежала под кустом,
Лопала смородину,
Клубникой рожу мазала
Муж глянул-«Ох, уродина»
Не взошла опять рассада.
Вот беда, досеять надо
А иначе стол пустой,
Будет долгою зимой.
*
Предложение мне сделал
Обещал всю жизнь любить
Обещал свеклУ посеять
И картошку посадить.
Наступает месяц май,
Семена скорей сажай.
Весной с лопатой коль дружу,
Зимой голодный не сижу.
В огороде я с лопатой,
С плоскорезом на меже.
Третий день, как не поддатый,
Хоть пьянку заслужил уже.
Я сегодня у мангала,
От шашлыка ворон гоняла,
Копала грядки целый день,
Ведь я в отпуске теперь.
Еду я на дачу с грузом,
Тёща удружила,
Что на помойку лень нести,
Всё мне в рюкзак сложила.
Водку я теперь не пью,
С тёщей песни я пою.
То огород копаю,
То шашлычок пожарю.
Был когда-то огород,
А теперь газон цветёт.
Сам посеял из пакета,
Теперь кошу его всё лето.
Мы на даче песни пели,
Шашлыки в три глотки ели.
Вскопали теще огород,
Чтоб ее не видеть год.
А на даче в выходной,
Резвился я как заводной.
Орал песни во всю глотку,
Ел шашлык и жрал селёдку.»
Я лениться не привык,
С песней строю я парник.
Я на даче вечерком,
Набью брюхо шашлыком.
Хорошо на даче летом
В жаркой баньке пропотеть
Вечерком шашлык пожарить
И у мангала песни петь.
Мы на даче песни пели,
Шашлыки под пиво ели.
А как к водке перейдем,
Тогда хором запоем.
Что-бы вырос кабачок,
И петрушечки пучок.
Чтоб клубника разрасталась,
Всё лето я не разгибалась.
С лейкой словно заводная,
Между грядками петляю.
Хоть старость глаз с меня не сводит,
Этим летом хрен догонит.
Покупай скорей минтай,
Головы срежь и закопай.
Помидор тогда с куста,
Урожаев снимешь два.
Бабье лето отмечаем,
С грядки кабачки тягаем.
Посеяв рожь на удобренье,
Винца выпьем с наслаждением.
ЕДЕМ НА ДАЧУ
Только ребята ушли на обед,
Зайка взобрался на табурет,
Поднял острые ушки
И громко сказал: — Игрушки!
Завтра детсад выезжает на дачу,
Ребята и нас, вероятно, возьмут.
Не спите.
Готовьтесь на дачу,
Иначе
На целое лето в чулан отнесут!
Это известие всех поразило.
Игрушки шумят.
Поднялась суматоха:
Слон обливает водой крокодила,
С ним от испуга сделалось плохо.
Козёл замемекал:
— Беда мне, беда!
Оторвалась моя борода.
Кто же приделает бороду мне?
Ме-э-э!
Громко гудит самосвал:
— Ду-ду-ду!
Я тоже на дачу не попаду.
Возить не могу теперь груза я —
Борт отломился у кузова.
Корова ревёт:
— Я осталась без рога,
И краска на мне
Полиняла немного,
Я горю помочь моему
Не-ко-му-у!
Многие охают, многие плачут.
Каждому хочется ехать на дачу.
Лишь кукла-матрёшка,
Не думая долго,
Длинную нитку продела в иголку,
Фартук и кофту себе починила,
Слону положила заплату на бок,
Байковой хрюшке заштопала рыло,
Корове пришила новенький рог.
Повеселели игрушки немного,
Духом воспрянули —
Мастер-то свой!
— Нас почините, тётя Матрёшка! —
Просят игрушки наперебой.
Лев поглядел на неё свысока
И стал исправлять
Совок для песка,
Петрушка — заклеивать мячик.
Он пригодится на даче.
Ребята вернулись и видят картину:
Волку баран ремонтирует спину,
Гусь прикрепляет копытце верблюду,
Плюшевый мишка чистит посуду,
Бабочке слон выпрямляет крыло,
Очень устал он, слону тяжело.
Игрушкам себя исправлять
Трудновато.
«Надо помочь им!» —
Решили ребята.
Дружно работа у них закипела.
Всем тут нашлось интересное дело.
Пилят, строгают,
И красят, и клеют,
И шьют, и рисуют.
Вот мастера!
За что ни возьмутся —
Сделать сумеют,
И сделают прочно.
Назавтра с утра
К детсаду автобус пришёл голубой,
Украшенный первой сиренью.
Ребята садятся весёлой гурьбой,
Игрушки берут на колени.
Рис. Т. Шеваревой
Рис. Т. Шеваревой
Рис. Т. Шеваревой
Рис. Т. Шеваревой
Рис. Т. Шеваревой
Рис. Т. Шеваревой
Рис. Т. Шеваревой
Рис. Т. Шеваревой