вечер поле огоньки дальняя дорога шнуров
Шнуров: «Разговор в вагоне-ресторане». На 100-летии А.Галича
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога.
Дай-ка, братец, мне трески
И водочки немного.
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната.
Что с вином, что без вина –
Мне на сердце косовато.
Я седой не по годам
И с ногою высохшей,
Ты слыхал про Магадан?
Не слыхал?! Так выслушай.
А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.
Я подумал, что конец,
Распрощался матерно.
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.
Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии.
«Был, – сказал он, – говны, съезд
Славной нашей партии.
Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения».
Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
«Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою. «
Полный, братцы, ататуй!
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять на станции.
Ты представь – метёт метель,
Темень, стужа адская,
А на Нём – одна шинель
Грубая, солдатская.
И стоит Он напролом,
И летит, как конница,
Я сапог Его – кайлом,
А сапог не колется!
огляделся я вокруг –
Дай-ка, мол, помешкаю!
У статуя губы вдруг
Тронулись усмешкою.
Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа-Спасителя.
А это ж Гений всех времён,
Лучший друг навеки!
Все стоим, ревмя ревём,
И вохровцы, и зэки.
Я кайлом по сапогу
Бью, как неприкаянный,
И внезапно сквозь пургу
Слышу голос каменный:
«Был я Вождь вам и Отец,
Сколько мук намелено!
Что ж ты делаешь, подлец?!
Брось кайло немедленно!»
Но тут шарахнули запал,
Применили санкции –
Я упал, и Он упал,
Завалил полстанции.
Ну, скостили нам срока,
Приписали в органы,
Я живой ещё пока,
Но, как видишь, дёрганный.
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната!
Лезут в поле из окна
Бесенята, бесенята.
Отвяжитесь, мертвяки!
К чёрту, ради Бога.
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога.
Вечер поле огоньки дальняя дорога шнуров
Я седой не по годам
И с ногою высохшей,
Ты слыхал про Магадан?
Не слыхал?! Так выслушай.
А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.
Я подумал, что конец,
Распрощался матерно.
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.
Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии.
«Был, – сказал он, – говны, съезд
Славной нашей партии.
Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения».
Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
«Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою. «
Полный, братцы, ататуй!
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять на станции.
Ты представь – метёт метель,
Темень, стужа адская,
А на Нём – одна шинель
Грубая, солдатская.
И стоит Он напролом,
И летит, как конница,
Я сапог Его – кайлом,
А сапог не колется!
Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа-Спасителя.
А это ж Гений всех времён,
Лучший друг навеки!
Все стоим, ревмя ревём,
И вохровцы, и зэки.
Но тут шарахнули запал,
Применили санкции –
Я упал, и Он упал,
Завалил полстанции.
Ну, скостили нам срока,
Приписали в органы,
Я живой ещё пока,
Но, как видишь, дёрганный.
Отвяжитесь, мертвяки!
К чёрту, ради Бога.
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога.
Сергей Шнуров (гр. Ленинград) поет песню Галича
Сергей Шнуров в честь столетия Александра Галича исполнил его песню.
Полный текст песни:
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога.
Дай-ка, братец, мне трески
И водочки немного.
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната.
Что с вином, что без вина –
Мне на сердце косовато.
Я седой не по годам
И с ногою высохшей,
Ты слыхал про Магадан?
Не слыхал?! Так выслушай.
А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.
Я подумал, что конец,
Распрощался матерно.
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.
Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии.
«Был, – сказал он, – говны, съезд
Славной нашей партии.
Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения».
Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
«Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою. «
Полный, братцы, ататуй!
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять на станции.
Ты представь – метёт метель,
Темень, стужа адская,
А на Нём – одна шинель
Грубая, солдатская.
И стоит Он напролом,
И летит, как конница,
Я сапог Его – кайлом,
А сапог не колется!
огляделся я вокруг –
Дай-ка, мол, помешкаю!
У статуя губы вдруг
Тронулись усмешкою.
Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа-Спасителя.
А это ж Гений всех времён,
Лучший друг навеки!
Все стоим, ревмя ревём,
И вохровцы, и зэки.
Я кайлом по сапогу
Бью, как неприкаянный,
И внезапно сквозь пургу
Слышу голос каменный:
«Был я Вождь вам и Отец,
Сколько мук намелено!
Что ж ты делаешь, подлец?!
Брось кайло немедленно!»
Но тут шарахнули запал,
Применили санкции –
Я упал, и Он упал,
Завалил полстанции.
Ну, скостили нам срока,
Приписали в органы,
Я живой ещё пока,
Но, как видишь, дёрганный.
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната!
Лезут в поле из окна
Бесенята, бесенята.
Отвяжитесь, мертвяки!
К чёрту, ради Бога.
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога.
Видео Сергей Шнуров (гр. Ленинград) поет песню Галича канала Котя Рофлик
Вечер, поле, огоньки,
E7 Am
Дальняя дорога.
Dm Am
Дай-ка, братец, мне трески,
E7 Am
И водочки немного.
Я седой не по годам,
И с ногою высохшей.
Ты слыхал про Магадан?
Не слыхал? Так выслушай.
А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.
Я подумал, что конец,
Распрощался матерно.
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.
Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо стал вопрос
Про Отца и Гения.»
Кум докушал огурец,
И докончил с мукою:
«Оказался наш отец
Не отцом, а сукою.
Полный, братцы, аттауй,
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять на станции.»
Помню: глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа Спасителя.
Я кайлом по сапогу
Бью, как неприкаянный,
Но внезапно сквозь пургу
Слышу голос каменный:
«Был я вождь вам и отец,
Сколько мук намелено!
Что ж ты делаешь, подлец?!
Брось кайло немедленно!»
Ну, скостили нам срока,
Предписали органы.
Я живой ещё пока,
Но, как видишь, дёрганный.
Бассан-бассан-бассана,
Бассана-то-бассана-то,
Лезут в поезд из окна
Бесенята, бесенята.
Отвяжитесь, мертвяки,
К чёрту, ради бога!
. Вечер, поле, огоньки,
Дальняя дорога. Evening, field, lights,
E7 Am
Long road.
Dm Am
Give me cod, brother,
E7 Am
And a little vodka.
And it happened like this:
One strange night
He came to our barrack
Kum with all the guards.
Say the word and eat
The muzzle is all in apathy.
«There was,» he said, «shit congress,
Our glorious Party.
About China and about Laos
The debate was spoken,
But the question became especially
About the Father and the Genius. «
Kum finished the cucumber,
And he finished with flour:
«It turned out our father
Not a father, but a bitch.
Complete, brothers, attauy,
Memorial service with dancing!
And ordered statues
Take off at the station overnight. «
I remember: I was stupid and small,
I heard from a parent
How my parent broke
Cathedral of Christ the Savior.
I hit the boot
I beat like a restless person
But suddenly through the blizzard
I hear a stone voice:
Well, they gave us the deadline,
Organs prescribed.
I’m still alive
But, as you can see, twitchy.
Вечер поле огоньки дальняя дорога шнуров
Избранные стихотворения 1893-1930 годов Стихотворения 1912-1916 годов Стихотворения 1917-1919 годов «Окна сатиры Роста» 1919-1920 годов Стихотворения 1920-1925 годов Цикл стихотворений «Париж» (1925 год) Цикл «Стихи об Америке» (1925 год) Стихотворения 1926 года Стихотворения 1927 года Стихотворения 1929-1930 годов Лозунги 1929-1930 годов
Избранные стихотворения 1893-1930 годов
Нет. Это неправда. Нет! И ты? Любимая, за что, за что же?! Хорошо я ходил, я дарил цветы, я ж из ящика не выкрал серебряных
ложек! Белый, сшатался с пятого этажа. Ветер щеки ожег. Улица клубилась, визжа и ржа. Похотливо взлазил рожок на рожок.
В грубом убийстве не пачкала рук ты. Ты уронила только: «В мягкой постели он, фрукты, вино на ладони ночного столика».
Любовь! Только в моем воспаленном мозгу была ты! Глупой комедии остановите ход! Смотрите срываю игрушки-латы я, величайший Дон-Кихот!
Помните: под ношей креста Христос секунду усталый стал. Толпа орала: «Марала! Мааарррааала!»
Правильно! Каждого, кто об отдыхе взмолится, оплюй в его весеннем дне! Армии подвижников, обреченным добровольцам от человека пощады нет!
Севы мести в тысячу крат жизни! В каждое ухо ввой: вся земля каторжник с наполовину выбритой солнцем головой!
Убьете, похороните выроюсь! Об камень обточатся зубов ножи еще! Собакой забьюсь под нары казарм! Буду, бешеный, вгрызаться в ножища, пахнущие потом и базаром.
Ночью вскочите! Я звал! Белым быком возрос над землей: Муууу! В ярмо замучена шея-язва, над язвой смерчи мух.
Лосем обернусь, в провода впутаю голову ветвистую с налитыми кровью глазами. Да! Затравленным зверем над миром выстою.
Не уйти человеку! Молитва у рта,лег на плиты просящ и грязен он. Я возьму намалюю на царские врата на божьем лике Разина.
Солнце! Лучей не кинь! Сохните, реки, жажду утолить не дав ему,чтоб тысячами рождались мои ученики трубить с площадей анафему! И когда, наконец, на веков верхи став, последний выйдет день им,в черных душах убийц и анархистов зажгусь кровавым видением!
Светает. Все шире разверзается неба рот. Ночь пьет за глотком глоток он. От окон зарево. От окон жар течет. От окон густое солнце льется на спящий
Святая месть моя! Опять над уличной пылью ступенями строк ввысь поведи! До края полное сердце вылью в исповеди!
ОТНОШЕНИЕ К БАРЫШНЕ
Этот вечер решал не в любовники выйти ль нам?темно, никто не увидит нас, Я наклонился действительно, и действительно я, наклонясь, сказал ей, как добрый родитель: «Страсти крут обрыв будьте добры, отойдите. Отойдите, будьте добры».
С ТОВАРИЩЕМ ЛЕНИНЫМ
суматохой явлений день отошел,
постепенно стемнев. Двое в комнате.
и Ленин фотографией
на белой стене. Рот открыт
в напряженной речи, усов
вздернулась ввысь, в складках лба
человечья, в огромный лоб
огромная мысль. Должно быть,
проходят тысячи. Лес флагов.
рук трава. Я встал со стула,
радостью высвечен, хочется
рапортовать! «Товарищ Ленин,
а по душе. Товарищ Ленин,
работа адовая будет
и делается уже. Освещаем, одеваем нищь и оголь,
дряни и ерунды. Устаешь
отбиваться и отгрызаться.
отбились от рук. Очень
разных мерзавцев ходят
и волокитчики, подхалимы,
выпятив груди, в ручках сплошь
и в значках нагрудных. Мы их
конешно, скрутим, но всех
ужасно трудно. Товарищ Ленин,
по фабрикам дымным. по землям,
и живем. » Грудой дел,
суматохой явлений день отошел,
постепенно стемнев. Двое в комнате.
и Ленин фотографией
СЕБЕ, ЛЮБИМОМУ, ПОСВЯЩАЕТ ЭТИ СТРОКИ АВТОР
Если б был я маленький, как Великий океан,на цыпочки б волн встал, приливом ласкался к луне бы. Где любимую найти мне, такую, как и я? Такая не уместилась бы в крохотное
небо! О, если б я нищ был! Как миллиардер! Что деньги душе? Ненасытный вор в ней. Моих желаний разнузданной орде не хватит золота всех Калифорний.
Если б быть мне косноязычным, как Дант или Петрарка! Душу к одной зажечь! Стихами велеть истлеть ей! И слова и любовь моя триумфальная арка: пышно, бесследно пройдут сквозь нее любовницы всех столетий.
О, если б был я тихий, как гром,ныл бы, дрожью объял бы земли одряхлевший
Я если всей его мощью выреву голос огромный кометы заломят горящие руки, бросятся вниз с тоски.
Я бы глаз лучами грыз ночи о, если б был я тусклый, как солнце! Очень мне надо Сияньем моим поить Земли отощавшее лонце!
Пройду, любовищу мою волоча. В какой ночи, бредовой, недужной, какими Голиафами я зачат такой большой и такой ненужный?
Уже второй. Должно быть, ты легла. В ночи Млечпуть серебряной Окою. Я не спешу, и молниями телеграмм мне незачем тебя будить и беспокоить. Как говорят, инцидент исперчен. Любовная лодка разбилась о быт. С тобой мы в расчете. И не к чему перечень взаимных болей, бед и обид. Ты посмотри, какая в мире тишь. Ночь обложила небо звездной данью. В такие вот часы встаешь и говоришь векам, истории и мирозданью.