возле монастырских стен волков с а
ВОЗЛЕ МОНАСТЫРСКИХ СТЕН
12.1.44 г. Редко пишу. Некогда. Много работы, вернее — много времени отнимает работа, сама по себе легкая, но совсем неинтересная, часто даже постылая. Ученики РУ ничего не хотят знать, совсем чужды культурным каким-либо порывам. Если у них и работает голова, то только для того, чтобы украсть, обмануть, а главное — нажраться. Даже трех человек не найдется и группе, у которых были бы хоть самые примитивные духовные стремления и запросы. Учителя — немногим лучше, особенно молодые. И вот в этом каждодневном окружении обывательщины военного времени я должен проводить большую часть своего времени!
Да и вне этого мира мне мало утешения. Сейчас, по-настоящему, так, как я люблю и привык, разговаривать мне не с кем и негде. И вот сейчас, идя домой от Сашиной мамы, я размышлял среди безмолвных улиц Загорска, освещенных луной, туманно проглядывающей сквозь снежные облака, о своем безграничном одиночестве. Я вспоминал о былых вечерах у Флоренских, о своих беседах с С.И.Огнёвой и «Марком Аврелием», о беседах с Пиковым во время чудесной осени 1932 года, наконец, о моей «малой Академии» 1934-1941 гг. Там и тогда я чувствовал себя легко и хорошо. А по-настоящему я мог бы быть счастлив лишь «на башне» у Вячеслава Иванова или в соответствующем кругу. Такого общества я уже почти не застал, и Бог мне судил быть одиноким в своих самых заветных грёзах и мыслях. Их мог понимать полностью лишь Алексей Спасский. В будущем же это одиночество грозит мне еще в большей степени. Я это знаю и спокойно мыслю о своем обреченном существовании, которое мне предстоит и по сравнению с которым покажется отрадным даже мой период «внутреннего Тибета».
8.2.44 г. На днях узнал, что мой бывший ученик Владимир Ключарев, учившийся с Женей Коневым, с Олей Флоренской, убит на фронте. Жаль бедного, как и Сергея Синяева. И всё опять напомнило о Саше и тоской подернуло мои мысли и чувства.
23.5.44 г. Сегодня приобрел «Историю государства Российского» Карамзина за 300 руб. у А.И.Леман. Заплатил 150 руб. Остальное после 3-го июня. Это самая моя крупная покупка за дни войны. Очень рад, т.к. давно хотелось иметь ее. Это повествование нашего «последнего летописца и первого историка» пленило меня, когда я начал впервые читать его вдумчиво и серьезно, работая в Музее Лавры. В нем, наравне с историком и художником, чувствуется и глубоко мыслящий человек. Этого синтеза нет даже у Ключевского, тем более у Сергея Соловьева, который мне всегда был несимпатичен своим педантизмом и наукообразностью метода, свойственной его эпохе. Во всяком случае, это — «сокровище нетленное», как и словарь Дьяченко, который я тоже приобрел во время войны. Жаль только, жаль до бесконечности, что мой милый Саша не разделит этой радости, просматривая эти книги со мной. Слава Богу, что от Георгия идут письма и он благополучен. Хоть бы он вернулся поскорее! И только бы судьба сохранила мне его, как Евгения и Валентина.
27.9.44 г. Сегодня после обеда ездил с Юрочкой в Абрамцево. Погода дивная. В лесу так хорошо. Когда мы сразу после вагона вышли в еловую чащу, то нас охватил смолистый сумрак и шум колеблющихся вершин. А потом пошли нестеровские овражки в золоте березок с перемежающимися огоньками осин. Травы порыжели. Земля сухая. И все сверкает, залитое желтым светом солнца, еще более золотится от осеннего одеяния дерев. Ни души. Было так легко и ясно, как давно не бывало. И только где-то в глубине ныла рана: мысль о Саше. С ним я привык любоваться этой красотой и о нем я думал в этих самых местах осенью 1941 г., когда в конце августа, только что проводив его в армию, я ездил в Абрамцево, пытаясь устроиться в тамошнем госпитале.
Абрамцево кое в чем изменилось. На доме прибита мемориальная доска, гласящая о пребывании в нем Репина. Мне стало досадно, что нет упоминания о том, кому принадлежал дом и кто вообще в нем бывал. Имена Аксаковых, Гоголя, Мамонтовых, Врубеля, Серова, Васнецова, Нестерова, Антокольского, Поленова, Якунчиковой точно забыты.
26.1.45 г. Хотел вечером пойти куда-нибудь, чтобы по обыкновению последних месяцев развлечься и забыться. И никуда не пошел. Везде скучно. Нигде нет таких людей, с которыми мне было бы интересно говорить. Невольно вспомнишь вечера у Флоренских в 1935 году; милую, милую Софью Ивановну Огневу и тихие уютные вечера у неё; мои вечера последних лет перед войной, когда собирались мои родные друзья Саша, Жорж, Женя и изредка бывал Валя, захваченный в ту пору иной жизнью. Как было тогда хорошо! И как было интересно делиться с ними своим внутренним миром!
10.6.45 г. Сегодня у Антонины Александровны познакомился с Н.В.Лежневым. Он хорошо знаком с И.М.Брюсовой и обещал познакомить меня. Вот это было бы счастье! Я смог бы у нее прочесть неизданные вещи Брюсова и всласть наговориться о нем. Сашенька! Как бы ты меня тут понял!
9.7.45 г. Вечером был у М.Н.Гребенщиковой. Обратно шел под дождем, правда не сильным. Но разгрязнилось порядочно. Я снял ботинки и носки и пошел босиком. Приятное ощущение! Как мне понятно ратованис Ф.Сологуба за обнаженные ноги! Впрочем, надо сознаться, мне было немного неловко идти так по Валовой и Красной улицам, особенно когда я встречался с людьми. Не стыдно, а именно как-то неловко. Это, наверное, от непривычки. Конечно, я при этом вспоминал, как С.Н.Каптерев ходил босой давать уроки в Цветковской школе в 1919 и 1920 гг. и отчаянно этим бравировал, а мне тогда все это казалось и нелепым, и смешным. Сам я ощутил прелесть босого хождения лишь незадолго до этой войны, во время прогулок с Сашей и Евгением по лесу. Вообще, я нахожу, что я, несмотря на скромность своего социального положения и еще большую скромность своего бюджета до 1917 года, воспитывался слишком по-барски. Это и хорошо было, и нехорошо. Теперь я стал внешне как-то погрубее и повыносливее, а внутренне — проще.
20.9.45 г., четверг. Вчера узнал, что у Гали, Валиной сестры, родилась дочка — Вера. Это уже третий ребенок у нее.
Сегодня к вечеру был у меня Валентин. Мы много и душевно говорили обо всем. Так много надо было сказать, что накопилось за последние годы, что было ясно: ЦН сотой доли всего сразу не охватишь. Постепенно всё это развернется перед нами при дальнейших встречах. Ясно одно, раз и навсегда: мы крепко любим друг друга и будем близки до конца жизни. Никакие разногласия никогда не поссорят нас и не смогут отдалить друг от друга. И в этой-то любви и дружбе наша сила жизни. Мы взаимно будем поддерживать друг друга, не изменяя, хотя сами будем изменяться, не уставая любить друг друга. Это — моя последняя радость, надежда и укрепа в жизни. Amen!
‘ 23.9.45 г., воскресенье. День серый. Небо в клубящихся облаках. Изредка проглядывает солнце. После завтрака я пошел по линии железной дороги к Семхозу. Много красных и желтых осин. В лесу мокро. Посидел на пеньке, подумал. Вспомнил Сашу и почему-то Алексея Спасского. Все время испытывал чувство своего одиночества, полного отделения от всех людей. Обратно ехал с поездом. Привез огромную охапку красных и желтых веток. Сейчас они в вазах и так ярко оживляют мою келью.
Сегодня после обеда встретил Сергея Спасского. От него узнал, что Алексей с того времени, как был арестован в 1938 году, никаких вестей не подает о себе. Сергей думает, что он уже умер. Как мне его жаль! Как жаль, что мы так и не виделись с 1926 года!
В воскресенье, 10 марта, был у Сашиной мамы. Она больна. Рак. Перенесла операцию. Сильно исхудала. Леонид за ней ходит заботливо и ласково. Это хорошо. Мне ее очень жалко и грустно, что сейчас нечем помочь. Она моя ровесница, а выглядит значительно старше меня. Я ушел от них с тяжелым чувством на душе.
14.8.47 г. На днях услыхал, что умерла в Москве в больнице от рака желудка Сашина мама. Жалко ее бедную! Помню, как я встретил ее последний раз около базара, и она была очень плоха, но все же надеялась на операцию. А теперь, оказывается, умерла в больнице еще до операции. Кому какая судьба. Я часто в дни войны, видя ее неутомимую энергию, думал и даже слегка завидовал при этом: вот кто умеет постоять за себя и за своих близких, умеет бороться с трудностями жизни и, конечно, переживет такого неприспособленного человека, как я. А оказалось наоборот. Судьба своя у каждого, и хорошо, что мы не знаем своего будущего.
«ПЛАН-КОНСПЕКТ ОТКРЫТОГО УРОКА ФИО Банина Мария Александровна Место работы МБОУ СШ №5 Должность Учитель английского языка Предмет Английский язык Класс 6 «б» в количестве 15 человек Тема и номер урока в теме «Еда и нап. »
«Специализированная школа-интернат «Дарын» Махтаральского районаОТКРЫТЫЙ УРОК ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ ПО ТЕМЕ:ПОВТОРЕНИЕ, ОБОБЩЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО Выполнила преподаватель русского языка и литературы Пазылова Алтынай Абуов. »
«1.Целевой раздел рабочей программы Пояснительная запискаРабочая программа разработана на основе:Федерального закона от 29.12.2012 №273–ФЗ «Об образовании в Российской федерации»;Федерального государственного образовательного стандарта дошкольного образования (Приказ № 1155 от 17 октября 2013 года);Приказа Министерст. »
«Сценарий утренника «Наурыз – это праздник Весны!». Цель: Рассказать детям о Наурызе как о празднике весны, пробуждении природы, вселяющий веру и надежду на свершение самых светлых и заветных желаний. Познакомить с казахскими обрядами; с наурыз. »
«1 классы № Фамилия Имя Класс Балл Место Учитель КюрджиеваСаша 1Г 13 1 Бибарцева А.Е. Карягина Оля 1Г 13 1 Бибарцева А.Е. Потапова Вероника 1В 12 2 Медякова В.В. Шувалова Саша 1А 11 2 Кюрджиева Н.А. Дмитриенко Ксения 1Г 11 2 Бибарцева А.Е. ПужляковКирилл 1Г 10 3. »
«МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ Тобольский педагогический институт им. Д. И. Менделеева (филиал) ТюмГУ в г. Тобольск Гуманитарный факультет Кафедра иностранных языков. »
«Консультация для родителей Тема: «Как научить ребенка постоять за себя» Подготовил: воспитатель подготовительной группы Маркелова С. А. Этот вопрос волнует и мам, но пап, наверное, все-таки. »
Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.
Ахилла
Главное Меню
Розанов и Ницше — самые сильные, самые опасные враги христианства
14 декабря 2018 Сергей Волков
Сергей Александрович Волков (19 февраля 1899 — 21 августа 1965) — мемуарист, поэт, библиотекарь Московской Духовной Академии. В 1917 году поступил в МДА. После ее закрытия преподавал русский язык, литературу, историю СССР в средних школах, ремесленных училищах и на различных курсах г. Загорска.
Из дневников
27 марта 1943 г.
Вчера вечером у себя дома при коптилке начал перечитывать «Темный лик» Розанова. Жуткая книга! Таковы же его «Люди лунного света». По-моему, за последние несколько столетий он и Ницше — самые сильные, самые опасные враги христианства. Вся критика остальных — детский лепет и бросание мелких камешков, тогда как эти двое низвергают на церковь и даже на идеальное христианство громы и молнии, подтачивают самые его корни — Евангелие, не оставляя камня на камне от того, что казалось незыблемым навеки.
На меня еще в 1916-1917 гг. сильно, почти ошеломляюще подействовали эти два автора. Но тогда я был молод и с легкомыслием молодости не останавливался долго на этих жутких проблемах. Теперь же, когда прожито полжизни, а, может быть, и значительно больше, когда ум тянется только к подлинному знанию и желает углубляться в суть, отклоняясь от всего случайного и поверхностного, — теперь эти мысли тревожат и заставляют задумываться, искать выхода из открывшегося тупика.
Странная вещь: когда я читаю Ренана — я на стороне Христа и христианства. Тем более, когда я читаю такую вещь, как «Марий Эпикуреец» У. Пэтера. Тихое веяние света вечернего — угасающего античного мира — сливается с утренней зарей — нарождающимся христианством. Еще нет дикой аскезы Сирии и Египта, не появились лицемерные или безумные богословские утонченности и хитросплетения тяжеловесной Византии. Все дышит ясностью, прелестью и чистотой ранней весны. Здесь христианство — первоцвет, неповторимый никогда впоследствии в широком масштабе и доступный, может быть, лишь отдельным кристально-чистым душам Сергия Радонежского или Франциска Ассизского. И это христианство так близко мне. Иногда, впрочем, думается, не вымышлено ли оно такими людьми, как Ренан, Пэтер или Амиэль? Последний своим интимным дневником тоже значительно усилил мою любовь к ясному и душевному христианству кротких людей, которое так не похоже на суровое учение всяческих церквей. Мне легко и отрадно дышать и жить в этом тихом свете святой славы, который не грозит, не проклинает, не горчит радости мира. И если в нем есть легкая нота грусти осенней, то это лишь увеличивает и углубляет сладостную остроту приятия этой скоропреходящей, часто трудной и даже жестокой, но, в основном, — милой и желанной земной жизни. Мое языческое пристрастие к Матери-Земле с ее полнотою и красотою не попирается таким христианством, а приветствуется, углубляется и возвышается во имя высшего вечно начала.
Но когда передо мной возвышаются стены и башни града церковного со всеми рвами, укреплениями и бойницами, с его стражами, вооруженными до зубов, готовых сокрушить нечестивых (а нечестивые все те, кто хоть на йоту уклоняется от каменной и давящей дух догмы!), — то мне становится не только досадно, тяжело и больно, хуже — я начинаю чувствовать полное безразличие! Равнодушное спокойствие овладевает душой, и она безразлично проходит мимо этих воплей и этого скрежета зубовного: это — не её мир, он ей противен, жалок и чужд. Она идет своим путем тихих дум, прекрасных озарений, мудрых созерцаний и кротких благоговений.
Во мне живет заветная мечта синтеза, синтеза язычества и христианства, платоновского идеализма и евангельской задушевной красоты. Эти мечты сквозят и в «Юлиане» Мережковского и в «Алтаре Победы» Брюсова. Они почти осуществлены в «Марии Эпикурейце» Иэтера; во всяком случае, если их нельзя вполне осмыслить, то можно вполне почувствовать в благородных образах и проникновенных словах этого исключительного романа. И мне думается, что если бы я смог когда-нибудь выразить всё то, что я мыслю по этому поводу, то получилась бы неплохая поэма.
Сильно тревожат меня мысли о самой сущности христианства. Во-первых: кто был Христос? Был ли он действительно Мессией, исполнившим иудейский Закон и превзошедшим его, или — великим Разрушителем этого Закона и создателем своего, не имеющего никакой связи с духом предшествовавшего? И не прав ли в своей безумно-дерзкой догадке Розанов?!
Во-вторых: не является ли христианство фактом провинциального порядка, геономическим только, а на других планетах — всё иначе, совершенно не похоже на То, что было и есть у нас? Тогда возникают вопросы: как и что там есть и было? Не являются ли Бог и Христос лишь эонами, как об этом мыслили гностики? А если и на тех планетах был аналогичный процесс творения, грехопадения, искупления, то не будет ли тогда это слишком банальным и механичным, почти штампованным для мировых беспредельных пространств и времен? Вот эти проблемы, которые атеистам покажутся нелепыми и ненужными, а фидеисту-догматику дерзкими, безумными и богохульными, часто занимают мою мысль. В одной из них я встречаюсь с Розановым и то соглашаюсь с ним логически, то душевно отталкиваюсь от него, а относительно другой я нигде, ни у одного автора не встречал никакого намека. Обе проблемы жизненно важны для меня. В зависимости от их осмысления и переживания в себе я чувствую себя то верующим, то неверующим, а чаще всего — скептиком, бредущим по раскаленной пустыне с томящей, но неутолимой жаждой знания и веры…
31 марта 1943 г.
Книга Розанова по-прежнему продолжает волновать меня. Мысли о христианстве неотступно ставят вопрос за вопросом, чувствую, что надо попытаться снова и снова ответить хоть на некоторые из них.
Маленькое отступление. Когда на моих глазах умирала и умерла моя Мама, и я был свидетелем этого конца, то этот вечер 18.1.1935 года навсегда запечатлелся в моей памяти. Эти немногие часы потрясли меня до основания и раз навсегда изменили все мое внутреннее существо до неузнаваемости. Настолько изменили, что это сказывалось во всем моем поведении, так что многие спрашивали меня (не зная о постигшей меня утрате) значительно позже, что такое со мной произошло, отчего я стал совсем другим? И если впоследствии боль и горечь как бы затихли, рана зарубцевалась, я живу, мыслю, работаю как будто по-прежнему, то внутри всё цело, всё больно, все грустно так же, как и в тот тяжелый день. И стоит только вспомнить — все оживает до мельчайших подробностей, а как задумаешься — невыносимый ужас и смертная тоска сжимает сердце и леденит мысль. Последнее с годами бывает реже, но действует, пожалуй, еще сильнее, чем тогда, при событии…
И вот я думаю: как мало мы знаем не только о смерти, но даже о предсмертных часах людей. Меня и раньше интересовали эти моменты, а после смерти Мамы они то и дело неотступно занимают мои мысли. Что чувствовали, о чем мыслили, что говорили люди в последний день, в последние часы и минуты своей жизни? А особенно великие люди, те, к которым мы привыкли присматриваться и прислушиваться при их жизни! Ведь если в жизни они могли иногда лицемерить, лукавить, надевать маски из тех или иных соображений, то в такой момент они, конечно, были предельно искренни. Здесь было невозможно и не нужно лгать…
Отсюда следует одно: христианство действительно губит мирную жизнь, разрушает устои цивилизации, разоряет семью, обесцвечивает и отравляет источники культуры. Христос это выразил своими словами «не мир я принес на землю, но меч».
Вслед за этим появляется другая мысль: кто же был Христос? (Я пока отстраняю гипотезу Древса; о ней и о ее исторической, а главное психологической несостоятельности я буду говорить позже.) Во всяком случае, после книг Розанова невольно возникает заново вопрос об отношении Христа к иудаизму, к иудейской традиции, к идее о Мессии, к учению о едином Боге-творце, Иегове. Здесь являются неизбежно мысли такого огромного значения, которые трудно высказать сразу… В ближайшие дни вернусь к этой теме и напишу просто и без страха всё, что мыслю по этому поводу. «Если буду жив», словами Толстого, как любила говорить и моя приятельница С.И. Огнева в последние годы своей жизни.
Источник: Волков С.А. Возле монастырских стен. Мемуары. Дневники. Письма. М., Издательство гуманитарной литературы, 2000.
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
Сергей Александрович Волков – цитаты
Есть выдающаяся книга «Возле монастырских стен» авторства Сергея Волкова, одного из последних выпускников старой московской духовной академии. На мой взгляд, одна из лучших работ о Церкви и Троице-Сергиевой лавре периода революции. Волков знал Святителя Тихона, священномученика Илариона Троицкого, слушал лекции Флоренского, видел закрытие Лавры в 1920-х и ее открытие после войны, учительствовал, нищенствовал. Он умер в 1960-х, так и не обзаведясь семьей и всю жизнь проработав над дневниками и воспоминаниями, значительная часть которых пропала. Но даже то, что сохранилось и издано в виде указанной выше книги, поражает объемом знаний и изумительным языком, поэтичным, мягким и глубоким, которым отмечена эпоха модерна.
Но притягательно не только это. Ему заменили семью, бытовые удобства, друзей, круг общения книги. Это был человек, читавший всю жизнь запоем, добывавший в самые безотрадные годы по крупицам редкие, часто запретные книги, анализировавший их, вживавшийся в них, общавшийся с ними, как с живыми людьми. Чтение, систематизация прочитанного, анализ текстов и идей стали для Волкова главным и основным делом жизни.
Записи содержат несколько тысяч (!) книг, брошюр и статей с XVIII и до середины ХХ столетия. Волков вспоминал, как он возвращался к книгам в трудные военные годы. «Я опять погрузился в мир познания и подлинно эстетического наслаждения. И опять, как когда-то в академические годы, я увлекся всем этим. Античный мир, Средневековье и Ренессанс; Гёте, Шекспир, Достоевский и Бальзак; персидские, японские и китайские поэты; история Китая и Египта, философские и археологические журналы, мемуары, труды, путешествия — все снова ожило для меня. Я читал новые и перечитывал старые книги… Книги — вещественные сгустки мирового разума и мировой души — вы были истинными учителями и спутниками жизни. Академия и Флоренский, символисты, мистики, мечтатели, визионеры, поэты, музыканты — вы радость и цвет мира, учителя, наставники, друзья, любимые и родные! Все люди, что близко соприкасались со мною, своей добротой, участием, лаской, мудростью влиявшие на меня, все учителя, друзья, знакомые, ученики, товарищи — вижу, помню и благодарен Вам» — так восторженно описывал он свое отношение к книгам. «Как я желал бы знать, — писал он, — что думают, что говорят сейчас такие люди как Ромэн Роллан, Морис Метерлинк, Кнут Гамсун, Бернард Шоу, Герберт Уэльс, Олдингтон, Фейхтвангер? Какие книги они напечатали, что сказали об этой войне и вообще о людях и жизни наших дней? И я — современник этих талантливых и глубоко уважаемых, дорогих моему уму и сердцу людей — не слышу их голоса и их биения сердца «в такие дни». Обидно и горько. А разную болтовню слышишь со всех сторон, и по радио, и через газеты и журналы. »
Среди тех записей, что приходилось видеть, есть целые разделы – поэзия (Княжнин, Соловьев, Агнивцев, Мережсковский, Северянин, Гумилев, Пастернак, Тэффи и еще десятки имен), история искусств, проза (сотни названий – от Олеши, Ильфа и Петрова, Белого, Антокольского, Вересаева до Моруа, Гашека, Локка), древняя история, средневековая история, новейшая история, библиография и, наконец, философия – русская и западная, которые он знал блестяще. Он делал тщательные выписки из разных книг о тех, кого знал – прежде всего, о Флоренском, которого боготворил. Это не считая самой разной периодики и случайных брошюр и статей. Отдельно был составлен список «книг, которые мне хотелось бы иметь». Среди них Мандельштам, Муратов, Мариенгоф, Роллан, Ницше, Шпенглер…
Чтобы «почувствовать» то далекое, трагическое, густо насыщенное и прекрасное время, надо прочесть не так много авторов. Среди них, без сомнения, Сергей Волков.
В книгу избранной мемуарной прозы С. А. Волкова вошли воспоминания о последних годах Московской духовной академии, о ее студентах, преподавателях и профессорах — П. А. Флоренском, С. С. Глаголеве, Е. А. Воронцове, М. М. Тарееве, архимандрите Иларионе (Троицком), о встречах с патриархом Тихоном и митрополитом Антонием (Грановским), картины жизни Сергиева Посада в 1909-1970 и в середине 30-х гг. нашего века, дневники военных и послевоенных лет (1943-1948 гг.), а также письма последнего года жизни автора, представляющие многоплановую панораму культурной жизни России на протяжении более полувека.
Возле монастырских стен волков с а
Печатается по машинописному экземпляру из собрания A.A. Бармина, отражающему последнюю авторскую редакцию текста. Опечатки источника исправлены, а случайные пропуски и отсутствующие иноязычные слова восполнены по тексту парижского издания.
Выделения в цитатах большей частью принадлежат С.И. Фуделю, который лишь иногда сохранял многочисленные выделения в текстах П.А. Флоренского.>В цитатах из произведений Флоренского сохраняются свойственные автору особенности орфографии.
Опущен приведенный С.И. Фуделем в качестве приложения библиографический список произведений о. П. Флоренского, поскольку к настоящему времени опубликованы более полные и точные перечни такого рода (см.: П.А. Флоренский: Pro et contra. C. 806).
C. 281. По мере приближения конца истории являются… лучи грядущего дня немеркнущего. — См.: Флоренский П., свящ. Столп и утверждение истины. М., 1914. С. 125. Далее в тексте все ссылки на «Столп и утверждение истины» приводятся по этому изданию. Репринты: Флоренский П., свящ. Собр. соч. Т. 4. Paris: YMCA–Press, 1989; Флоренский П.А. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1.4. 1–2 (Приложение к журналу «Вопросы философии»),
…«искупующе время». — Еф. 5, 16 (церк. — сл.); ср. русский текст: «…дорожа временем, потому что дни лукавы».
С. 282….будучи по образованию прежде всего ученым–математиком… — П.А. Флоренский в 1904 г. окончил с кандидатской степенью физико–математический факультет Московского университета по отделению математических наук, после чего поступил в Московскую духовную академию.
…«Приведение чисел»… — См.: Флоренский П., свящ. Приведение чисел (К математическому обоснованию числовой символики) // Богословский вестник. 1916. Июнь. С. 292–321.
/Z/mu/wзp Макс (наст. имяифам. Каспар Шмидт; 1806–1856) — философ — «мла–догегельянец», автор книги «Единственный и его достояние» (1845).
С. 283. «Не время выкликать теней: И так уж мрачен этот час»… — Цитата из стихотворения Ф.И. Тютчева «Из края в край, из града в град…» (1834).
…«все почитает тщетою… Господа своего». — Флп. 3, 8.
«Не называйтесь учителями… все же вы — братья». — Мф. 23, 8.
Кажется, христианство снова вступает в глубокие воды своей первой любви. — Ср.: «Ты оставил первую любовь твою» (Откр. 2, 4).
«Благодать есть Бог, ощущаемый в сердце»… — Ср.: «Сердце чувствует Бога, а не разум… Бог постигается сердцем, а не разумом» (Паскаль Б. Мысли. СПб., 1888. С. 103); «Те, которым Бог дал религиозное чувство в сердце, очень счастливы и вполне законно убеждены» (Там же. С. 114).
Его философский курс был для студентов труден. — П.А. Флоренский читал в Московской духовной академии лекции по истории философии в качестве исполняющего обязанности доцента (1908—1914), затем — экстраординарного профессора (1914—1919).
Волков Сергей Александрович (1899–1965) — студент Московской духовной академии (1917–1919), преподаватель русского языка и литературы вразличных учебных заведениях Сергиева Посада (впоследствии Сергиева, Загорска; 1920— 1954), зав. канцелярией Московской духовной академии (1954–1960); поэт, мемуарист.
«Аудитории при его чтении (были) переполнены…» — «Воспоминания о Московской духовной академии» С.А. Волкова цитируются по машинописному тексту, хранящемуся в библиотеке МДА и циркулировавшему в самиздатских копиях. Ср. несколько отличающийся опубликованный текст: Волков С. А. Возле монастырских стен. М., 2000. С. 157–158.
C. 284. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». — Первые строки четверостишия Ф.И. Тютчева (1869).
… Евангелие упоминает разных книжников, в том числе и «книжников, наученных Царству Небесному». — Ср.: Мф. 13, 52.
…«его имя, — писал один современник, — стало легендарным»… — Фрагмент из цитированных выше воспоминаний Волкова. Ср.: Волков С. А. Возле монастырских стен. С. 153.
«Мой кроткий, мой ясный. перед всем миром». —Флоренский П. Стол п и утверждение истины. С. 9—11.
Серапион (Машкин, 1854–1905) — архимандрит, философ. См.: Флоренский П. Столп и утверждение истины. С. 619—621; Он же. К почести вышнего звания (Черты характера архимандрита Серапиона Машкина) // Вопросы религии. М., 1906. Вып. 1. С. 143–173 (переизд.:Ф л о ренский П. А. Соч.: В 4 т. М., 1994. Т. 1. С. 205–249); Он же. Данные к жизнеописанию архимандрита Серапиона (Машкина) // Богословский вестник. 1917. Февр, — март. С. 317–354.
«Люби Бога — основная максима поведения… в этом истинная ковка личности». — Флоренский П.К почести вышнего звания. С. 143.
«Мир терпеть не может влюбленных в Иисуса Христа»… — Ср.: «Мир не гонит своих любимцев, а влюбленных в Иисуса Христа не может терпеть» (Ге о р г и й [М а ш у р ин], затворник Задонский. Письма. Воронеж, 1860. С. 252).
С. 285. «Божественная любовь есть опьяняющее устремление духом мыслей»… — Григорий Синаи т, преп. Главы о заповедях, догматах, угрозах и обетованиях //Добротолюбие. М., 1900. Т. 5. С. 190.
…в молодости, когда мы читали его книгу… — Ср.: Фудель С. И. Воспоминания// Наст. изд. Т. 1. С. 34–36. Ср. также: «Эта книга способствовала моему постепенному возвращению в лоно Церкви: в 1918 г. я окончательно стал верующим» (Лосский Н.О. История русской философии // П. А. Флоренский: Pro et contra. C. 402).
«Он любил ее… Пречистую и Преблагословенную». — Булгаков С., прот. Священник о. Павел Флоренский // Вестник РСХД. 1971. № 101–102. С. 127.
С. 285—286. «Бывают «одни только слова»… таинство пресуществления слова». — См.:Фл о ре н с к и й П. [А.] Плач Богоматери //Христианин. 1907. Март. С. 601–603. Переизд.: Флоренский П. А. Соч.: В 4 т. М., 1994. Т. 1.
С. 286. Отец его — русский, мать — армянка. — Флоренский Александр Иванович (1850–1908) — инженер–железнодорожник; Флоренская Ольга Павловна (урожд. Сапарьян; 1859–1951).
«Общечеловеческие корни идеализма» — работа П.А. Флоренского, впервые опубл.: Богословский вестник. 1909. Февр. — март.
…в атмосфере, как пишет Булгаков, Бетховена и Гёте… — См.:Булгаков С., прот. Священник о. Павел Флоренский. С. 128.
Есть сведения, что уже в конце 90–х годов в немецкой печати появилась одна его научная статья (совместно с Ельчаниновым), что требует проверки… — Ср.: «П. А., еще будучи гимназистом написал несколько научно–исследовательских статей, одна из которых, посвященная свечению ивановских светлячков и составленная в сотрудничестве с А. Ельчаниновым, появилась в конце 90–х годов в немецкой научной печати»(М од е сто в Е.[Иванов Б. И.] П.А. Флоренский и его советские годы // Мосты. Литературно–художественный и