что писал чехов о гурзуфе
Головачёва. А.Г. : «Все эти гурзуфы, массандры и кедры. «. А.П. Чехов в Гурзуфе
«Завещаю. жене моей Ольге Леонардовне — дачу в Гурзуфе. «. Гурзуфская дача А. П. Чехова и О. Л. Книппер-Чеховой
«Завещаю. жене моей Ольге Леонардовне — дачу в Гурзуфе. ». Гурзуфская дача А. П. Чехова и О. Л. Книппер-Чеховой
Первоначальные представления Антона Павловича Чехова о Гурзуфе, как и обо всём Крыме, складывались заочно — с одной стороны, по рассказам приятелей, уже удостоившихся путешествия на юг, с другой — по известным лирическим произведениям, воспевающим живописную природу Тавриды. Первое место здесь, конечно, занимала лирика Пушкина, поэтически обессмертившего сияющие горы, лазурное море, таинственных дев на скалах, темнеющие стройные кипарисы, миртовые и лавровые рощи, вьющиеся розы и янтарные виноградные гроздья благословенного Юрзуфа. Возможно, именно потому первые личные впечатления Чехова от встречи с Южным берегом Крыма граничили с разочарованием. В июле 1888 года, на морском пути из Севастополя в Феодосию, он прохладно заметил в письме к сестре: «Берег красивым не представляется. Красота его преувеличена». За этим скептицизмом легко прочитывается полемика с литературной традицией, в первую очередь с пушкинской. В августе 1820 года, двигаясь на корабле по пути к Гурзуфу, Пушкин не мог уснуть от переполнявших его чувств: «Ночью на корабле написал я Элегию», — сообщал он брату, посылая ему свои новые стихи:
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я.
И много позже крымские впечатления Пушкина не угасали и не тускнели: хрестоматийно известны строки, написанные для «Путешествия Онегина» уже по воспоминаниям:
Прекрасны вы, брега Тавриды;
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я;
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сел узор
Разостлан был передо мною.
Окидывая взглядом с борта парохода фактически те же места, Чехов занял позицию этакого фрондирующего путешественника, перечёркивающего традиции и опровергающего сложившиеся мнения. С немалой долей озорства, рассказывая в письмах к родственникам о проплывающих мимо берегах, он перемешал местные названия (Гурзуф, Массандра) с растительной экзотикой (кедры) и сделал собственный вывод: «Все эти гурзуфы, Массандры и кедры, воспетые гастрономами по части поэзии, кажутся с парохода тощими кустиками, крапивой, а потому о красоте можно только догадываться » (из письма к М. П. Чеховой от 14 июля 1888 г.).
Гурзуф. Открытка начала XX в.
Приехав на крымское побережье во второй раз, летом 1889 года, Чехов мог разглядеть его поближе и поподробнее. Отдыхая в Ялте, он был участником частых поездок по окрестностям — в Алупку, Ореанду, Симеиз, Мисхор, Учан-Су, лесничество, а также в Гурзуф. В феврале 1894 года, почувствовав ухудшение здоровья, он собирался встретить приближающуюся весну именно в этих местах. В то время многие его корреспонденты получили разосланный заранее временный адрес: «Гурзуф, А. П. Чехову» и были посвящены в планы, подобные следующему: « поеду в Гурзуф и буду там дышать ничего не делать и гулять » (из письма А. С. Суворину от 22 января 1894 г.). Правда, планы осуществились несколько иначе: весной 1894 года чеховский путь в Крым пролёг не далее Ялты. Приехав в Ялту 5 марта, писатель остался там до 3 апреля. Он снимал номер в лучшей ялтинской гостинице «Россия». Переезд в Гурзуф не то чтобы отменялся, но постоянно откладывался из-за холодной дождливой погоды. Чехов редко выходил из гостиничного номера, и это время оказалось плодотворным: он написал более десятка писем и рассказ «Студент», который будет считать своим самым любимым произведением. В начале апреля, так и не дождавшись солнца, он, по собственному признанию, «махнул рукой и бежал восвояси», в свое подмосковное имение. Накануне отъезда в письме к сестре он отметил: «Холодноватисто. Только 6° тепла».
Через пять лет, уже сделавшись ялтинским жителем и владельцем дома в Аутке, Чехов вновь заговорил о Гурзуфе. В ноябре 1899 года он поделился с сестрой планами купить на берегу Гурзуфа небольшую дачку. Марии Павловне идея пришлась по душе, и спустя два месяца, в январе 1900 года, покупка состоялась. 15 января Чехов написал родным: «Я купил кусочек берега с купаньем и с Пушкинской скалой около пристани и парка в Гурзуфе. Принадлежит нам теперь целая бухточка, в которой может стоять лодка или катер. Дом паршивенький, но крытый черепицей, четыре комнаты, большие сени. Одно большое дерево — шелковица».
Дача в Гурзуфе. Фотография 1910-х гг. (Фотокопия)
Чехову продал участок старик татарин, рыбак-яличник, когда-то выстроивший обычную саклю среди прибрежных скал. Покупка обошлась в три тысячи рублей. Чехов получил одноэтажный домик с комнатами площадью 17.2, 14.3, 17.5 и 12.9 кв. м. В первой комнате был очаг с ямкой для огня в земляном полу и широкой вытяжной трубой. Полагая использовать ее как кухню, Чехов вскоре начнет извещать родных, что в «домишке» не четыре, а три комнаты. То, что было названо им на среднерусский манер — «большие сени», было открытой верандой площадью в 27.8 кв. м. Многоскатная кровля была покрыта татарской вогнутой черепицей. Внизу имелся прохладный подвал, который при надобности можно было использовать как кладовую. Дворик площадью 100 кв. м был совсем голым; со стороны моря его ограждал естественный скальный уступ, а далее шла самодельная ограда из дикого камня, с маленькой деревянной калиткой, выкрашенной ультрамарином. Единственное дерево, упоминаемое Чеховым, стояло за домом, где был участок, позволяющий делать новые посадки.
Причал в Гурзуфе для пароходов и паровых катеров из Ялты. Открытка начала XX в.
В сравнении с домом в Ялте, гурзуфская дача имела неоспоримые преимущества для летнего отдыха писателя и его семьи. Добираться до неё было легко: дважды в день между Ялтой и Гурзуфом (16 вёрст) курсировал мальпост, также можно было нанять частный экипаж, а в тихую погоду доплыть паровым катером — он приходил три раза в день, стоимость билета составляла 50 копеек. В маленькой бухте можно было купаться и предаваться любимому увлечению мужской части чеховской семьи — рыбной ловле. По соседству, в имении П. И. Губонина, можно было пообедать в ресторане, купить продукты и необходимые мелочи в лавках, обратиться в аптеку, а в случае необходимости получить помощь постоянного врача. Гурзуф был соединён с Ялтой телефоном, с 1889 года здесь работала почтово-телеграфная контора. И в то же время купленный Чеховым каменистый мысок оставался достаточно уединённым местом, манившим возможностью творческого затворничества. Даже отсутствие деревьев на участке превращалось в достоинство, поскольку давало возможность проявить свойственные чеховской семье садоводческие наклонности и умения.
Чеховская бухта в Гурзуфе
В письмах к родным, ещё не видевшим новой дачи, Чехов перечислял главным образом материальные приметы нового имения. Известив о покупке в первую очередь сестру, через три недели он сообщил и младшему брату, жившему отдельно своей семьёй: «Милый Иван, писал ли я тебе, что купил в Гурзуфе кусочек берега? Мне принадлежит маленькая бухта с прекрасным видом, собственными скалами, купаньем, рыбной ловлей и проч. и проч. Пристань и парк очень близко, 3 минуты ходьбы. Домишка есть, но жалкий, в 3 комнаты; одно дерево. Полагаю, что мы, т. е. я, мать, Маша и все наши крепостные, будем лето проводить в Гурзуфе. Если пожелаешь, то я для тебя найму рядом у татарина комнату или две, только напиши заранее. Купи на Трубе (рыночная площадь в Москве. — А. Г.) лесок и плетушку для рыбы в виде бочонка ведерного, а также грузил и всякой рыболовной чепухи. На новой даче только одно дерево, шелковица, но посадить можно сотню, что я и сделаю» (из письма к И. П. Чехову от 7 февраля 1900 г.). Но характерно, что в таком своеобразном инвентарном реестре первым делом всё-таки обозначено то, что было важнее всех материальных достоинств — прекрасный вид.
Гурзуфское лукоморье. Фотография Е. Н. Павловой. 2006 г.
Виды с чеховской дачи действительно открывались изумительные. Справа лежала живописная бухта, ограниченная Никитским мысом с виноградниками удельного имения «Ай-Даниль». Береговую линию окаймлял роскошный парк с богатейшими цветниками и видневшейся издалека белокаменной православной церковью. Каскадами к морю спускались татарские сакли, посреди которых возвышалась мусульманская мечеть. Слева выступали из моря сизые скалы-близнецы Адалары и высился горбатый зелёный Аю-Даг. Над головой, высоко на скале, находились развалины крепости времени византийского императора Юстиниана (VI в.). В наши дни эту крепость, как и скалу, иногда называют генуэзской — по следам укрепления, подновлявшегося генуэзцами в XIV столетии. Но для Чехова эта скала имела одно название — Пушкинская.
Дом Пушкина в гурзуфском парке. Открытка начала XX в.
Гурзуф. Платан Пушкина. Открытка начала XX в.
А. П. Чехов с семьёй на даче в Гурзуфе. Фотография начала 1900-х гг. (Фотокопия)
Экспозиция кабинета А. П. Чехова на гурзуфской даче. Фотография В. Ю. Ерёменко. 2016 г.
В начале августа 1900 года Чехов встретился в Ялте с режиссёром Московского Художественного театра Константином Сергеевичем Станиславским, и тот взял с писателя обязательство — к осени написать и дать театру новую пьесу. 9 августа Станиславский сообщал своему содиректору Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко: «Пишу под большим секретом. Вчера выжал от Чехова: он завтра уезжает в Гурзуф, писать, и через неделю собирается приехать в Алупку читать написанное. Он надеется к 1 сентября сдать пьесу». После этого Чехов уехал в Гурзуф, чтобы вдали от ялтинских посетителей обдумать сюжет и начать работу. У него был замысел «Трёх сестёр», пьесы, где одна из главных ролей — роль Маши — предназначалась О. Л. Книппер. Но в гурзуфском уединении он провёл только 11 и 12 августа. Уже 13 числа он писал ожидавшей вестей актрисе, что опять сидит «в Ялте, в своей тюрьме», а 18-го, в ответ на её расспросы о том, как продвигается дело, рассказывал: «Я работаю не в Гурзуфе, а в Ялте, и мне жестоко мешают, скверно и подло мешают. Пьеса сидит в голове, уже вылилась, выровнялась и просится на бумагу » Чехов будет не раз стремиться скрыться от внешних помех в Гурзуфе, но в общем его работа над «Тремя сёстрами» растянется на несколько месяцев.
Мария Павловна Чехова. 1903 г.
Постепенно и гурзуфское уединение писателя стало нарушаться. А. А. Плещеев, сын поэта Алексея Николаевича Плещеева, старшего друга Чехова, в воспоминаниях «Чеховский день» записал: «Есть у Антона Павловича где-то в Крыму, неподалеку от Ялты, еще уголок, куда он ездит работать, но туда еще ни один гость, кажется, к нему не проникал. Чехов молчит об этом уголке, скрывает». Чехов всё же откроет ему это убежище и даже подарит свою фотокарточку с надписью: «Александру Алексеевичу Плещееву на память о нашей поездке в Гурзуф. 11 октября 1903 г.». Но ещё раньше, в 1900 году, здесь побывала актриса В. Ф. Комиссаржевская, которой писатель также подарил свою фотографию с автографом: «Вере Федоровне Комиссаржевской 3-его августа, в бурный день, когда шумело море, от тихого Антона Чехова». В июне 1902 года сюда вместе с М. П. Чеховой приезжала первая учительница мелиховской школы Мария Фёдоровна Терентьева, хорошая знакомая всех Чеховых. Как свой человек в семье, она помогла Марии Павловне побелить каменные стены гурзуфского домика. Дачу готовили к июльскому отдыху Ивана Павловича, и хозяйственные заботы целиком лежали на плечах сестры. «Приезду Вани мы очень рады, — писала Мария Павловна. — В воскресенье поедем в Гурзуф на катере, приедет туда и Лика с мужем. Я останусь там на неделю, а Ваня будет ездить в Ялту и привозить мне почту» 8
В 1901 и 1902 годах здесь гостил Иван Бунин. В его стихотворении «Отрывок» (1901) есть строки, скорее всего, навеянные именно скалистой чеховской бухтой:
Я часто вспоминаю осень юга.
Теперь на Черном море непрерывно
Бушуют бури: тусклый блеск от солнца,
Скалистый берег, бешеный прибой
И в шуме волн сверкающая пена.
Ее широкой снежною грядой? 10
Продолжение Мария Павловна не цитировала, но они оба помнили следующие строки:
Бывало, мы сбежим к воде с обрыва
И жадно ловим ветер. Вольно веет
Срывая брызги с бурного прибоя,
Он влажной пылью воздух наполняет
И снежных чаек носит над волнами.
А нам легко и весело, как птицам.
Всё это сном мне кажется теперь.
И всё-таки гости на этой дачке были исключением. Чехов охотно откликался на просьбы знакомых и друзей помочь либо снять жильё в Гурзуфе, либо даже приобрести там участок. По этому поводу он вёл переписку с журналистами С. В. Флеровым, Я. А. Фейгиным, А. Б. Тараховским, переводчицей О. Р. Васильевой, священником С. А. Петровым, начальницей ялтинской женской гимназии В. К. Харкеевич; делился практическими рекомендациями, помогал советом и делом, но собственный домик сохранял для себя и своей семьи. Когда весной 1901 года Ольга Родионовна Васильева (состоятельная барышня и к тому же хорошая знакомая не только Антона Павловича, но и его сестры и матери) предложила, чтобы Чехов сдал ей свою дачу за приличную сумму, он ответил: « дачу мою в Гурзуфе нельзя сдавать за 3 тысячи, так как она сама стоит всего 3 тысячи. В ней всё лето будет жить сестра. Она (т. е. дача, а не сестра) стоит на самом берегу, у моря.
Вы остановитесь в гостинице, а потом, если пожелаете, можно будет отыскать для Вас недорогую дачу или комнату на даче» (из письма О. Р. Васильевой от 28 марта 1901 г.).
Близкие Чехова в самом деле проводили у моря всё лето: в чеховском письме от 3 августа 1901 года к В. М. Лаврову было отмечено: «Маша и супруга моя в Гурзуфе; когда увижу, то передам им от тебя поклон». Позже станет известно: в тот же день Антон Павлович составил завещательное письмо, в котором распределял своё имущество между сестрой, братьями и женой. Гурзуфская дача была завещана жене.
К. А. Коровин. Балкон в Крыму. 1910 г.
Мемориальные доски на гурзуфской даче. Фотография А. В. Костюченко. 2017 г.
Весной 1904 года в Крым из Москвы приехал Константин Коровин. Навестив Чехова в его доме в Аутке, в разговоре с писателем и его сестрой художник упомянул, что хотел бы купить не в самой Ялте, а где-нибудь около кусочек земли и построить себе мастерскую. По словам Коровина, Чехов отреагировал незамедлительно: «Маша, — сказал он сестре, — знаешь что, отдадим ему свой участок. Хотите, в Гурзуфе, у самых скал. Я там жил два года, у самого моря. Слушай, Маша, я подарю эту землю Константину Алексеевичу. И там есть маленький домик. Я буду рад, что вы возьмете его. » 14
Коровин поблагодарил Чехова и отказался — ему казалось тяжело жить у самого моря, от шума волн начиналось сердцебиение. После он всё-таки поселился в Гурзуфе и построил себе там мастерскую. В мемуарных очерках «Из моих встреч с А. П. Чеховым», написанных к 25-летней годовщине смерти писателя, он вспоминал «бедный домик» и его прежнего хозяина: «. из окна моего был виден домик у скалы, где когда-то жил Антон Павлович. Этот домик я часто воспроизводил в своих картинах. Розы. и на фоне моря интимно выделялся домик Антона Павловича. Он давал настроение далекого края, и море шумело около бедного домика, где жила душа великого писателя. » 15
— уголок музейной экспозиции. Фотография В. И. Костюченко. 2006 г.
В разгар Гражданской войны судьба неожиданно привела О. Л. Книппер на её гурзуфскую дачу. Весной 1919 года часть артистов Художественного театра отправилась из Москвы на гастроли на юг в поисках более спокойных и сытных мест. В составе этой труппы под руководством Василия Ивановича Качалова находилась и Ольга Леонардовна. Добравшись до Харькова, артисты оказались за линией фронта и двинулись дальше, в Крым, в Евпаторию. Там к ним присоединился сын Качалова Вадим Шверубович, которому благодаря этой встрече удалось покинуть белогвардейский полк. Расставшись с военной формой и не имея гражданской одежды, он долго ходил в сценическом костюме и пальто Гаева — персонажа «Вишнёвого сада» Чехова. Из Евпатории труппа перебралась в Гурзуф, где в общей сложности прожила с 6 сентября по 17 октября 1919 года. Оттуда артисты ездили в Севастополь и Ялту, давали концерты и играли спектакль «Дядя Ваня». Размещались на даче Ольги Леонардовны и другой по соседству, жили коммуной, питались вместе и даже сообща покупали вино бочонками. «Почти каждый вечер собирались все вместе, — вспоминал В. Шверубович, — читали, пили, пели, плакали и опять пили. » 17 Все понимали, что выступления в белом тылу, к тому же восторженно принимавшиеся высшим белым обществом, скомпрометировали труппу, и возвращение в Москву представлялось безнадёжным. Продолжая дальнейший путь, уводивший качаловскую труппу из России, Ольга Леонардовна написала Марии Павловне: «Господи, как мне противно и зазорно ехать за границу!» Она прощалась, как будто навсегда, признавалась, что едет «пассивно», просила молиться за неё и горевала: «Никогда я не увижу Москвы! Не увижу Ялты, Гурзуфа!» 18 На долю артистов выпадут трёхлетние скитания, и Гурзуф окажется в них относительно тихой пристанью.
В мирные 1920—1930-е годы гурзуфская дача опять оживала и давала приют законной хозяйке и её гостям. В их отсутствие за домиком и участком присматривали верные люди — сторож Роман, бывший рыбак, и его жена Капитолина. Их труды и заботы не прекращались и в годы Великой Отечественной войны, и дачка уцелела. Сразу после освобождения Ялты от фашистской оккупации, 20 апреля 1944 года, М. П. Чехова сообщила О. Л. Книппер в Москву: «Твой домик стоит. » 19
С середины 1940-х годов и до 1953 года Ольга Леонардовна каждое лето проводила в Гурзуфе. Здесь её гостями были писатели Александр Фадеев, Борис Лавренёв, пианист Святослав Рихтер и певица Нина Дорлиак, певец Иван Семёнович Козловский, художник из группы Кукрыниксы Николай Соколов, едва ли не все артисты МХАТа. У самого молодого из них — Олега Ефремова — именно на берегу чеховской бухты родилась идея создать новаторский театр «Современник» — об этом он будет вспоминать на ялтинских гастролях МХАТа уже в 1980-е годы.
При О. Л. Книппер-Чеховой гурзуфская дача постепенно стала приобретать вид усадьбы. В память о Чехове здесь сознательно ничего не менялось и не перестраивалось. Даже калитка всегда оставалась синего цвета, как при Антоне Павловиче. Но время шло, и хотя деревьев вокруг было немного, но они разрастались, давали всё большую тень; пышно цвели цветочные клумбы; по опорам беседки вился виноград. В домике по соседству в 1947—1951 годах проводила летние месяцы семья Томашевских, и И. Н. Медведева-Томашевская потом вспоминала своё первое впечатление: «Синяя калитка и розовая черепица, выглядывавшая из-за каменной ограды, придавали сакле яличника вид усадьбы» 20 «Из-за ограды звучали хорошо поставленные голоса, иногда было шумно, хохотливо, и только один голос, мастерски приглушенный, всегда звучал соло. На фоне почтительных пауз. Меж лезвий агав, стоявших на каменной ограде (прихотливый занавес, отделявший соседний мирок от нашего), мелькало что-то великолепно желтое и алое. » 21
О. Л. Книппер-Чехова и М. П. Чехова у калитки гурзуфской дачи. Конец 1940— начало 1950-х гг.
В 1950-е годы О. Л. Книппер-Чехова, понимая, что вскоре не сможет приезжать в Крым, предлагала свой домику моря в дар то МХАТу, то чеховскому музею в Ялте. Но администрация как одного, так и другого учреждения не приняла этого дара. В 1958 году, за год до своей смерти, Ольга Леонардовна продала гурзуфскую дачу художнику Василию Васильевичу Мешкову, избранному в том же году действительным членом Академии художеств СССР. В 1960 году, в честь столетия со дня рождения А. П. Чехова, на домике была установлена памятная доска, сообщавшая, что здесь писатель работал над пьесой «Три сестры». Весной 1963 года В. В. Мешков умер, а в августе его наследники продали весь усадебный участок Дому творчества им. К. А. Коровина. С этого времени здесь работали и отдыхали члены Союза художников СССР, среди которых были А. М. Герасимов, П. П. Соколов-Скаля, Л. Е. Кербель, Д. С. Бисти, М. К. Аникушин, а также зарубежные гости — Херлуф Бидструп, Рокуэлл Кент. В 1974 году домик перенос капитальный ремонт, помещения были перестроены под спальный корпус Дома творчества художников: тогда была существенно изменена внутренняя планировка, пристроены сантехнические удобства, черепичная крыша заменена железной. В 1987 году, в результате выступлений в прессе видных деятелей культуры, гурзуфская дача была передана Дому-музею А. П. Чехова в Ялте и стала одним из его отделов. После этого была проведена работа по её исторической реконструкции, и к 1995 году домику был возвращён его первоначальный вид. С той поры ежегодно в период с апреля по ноябрь здесь открыта музейная экспозиция, посвящённая А. П. Чехову, О. Л. Книппер и истории создания пьесы «Три сестры».
Во дворе гурзуфской дачи. Фотография В. И. Костюченко. 2006 г.
Мемуарная литература сохранила свидетельство о том, что Ольга Леонардовна любила гурзуфскую дачу и недолюбливала ялтинский чеховский дом. Однажды она объяснила: в Ялте Антон Павлович часто думал о смерти, крепился, а в Гурзуфе он чувствовал себя счастливым, думал не о смерти, а о жизни 22 Михайловского, Тургенев — от Спасского-Лутовинова, Лев Толстой — от Ясной Поляны: ощущение того, что здесь желанный для всякого творца «приют спокойствия, трудов и вдохновенья». Так потом казалось и всем гостям, побывавшим здесь уже после Чехова. Ощущают это и по сей день посетители чеховской дачи в Гурзуфе.
Примечания
1. Медведева-Томашевская Ирина. Синяя калитка: Воспоминания / Публ. и примем. Марии Томашевской // Крымский альбом. — Феодосия; М.: Издательский дом «Коктебель», 1997. — Вып. 2. — С. 103.
2. Ялта и её ближайшие окрестности (справочная книжка). — Ялта: Изд. Н. Р. Лупандиной, 1897. — С. 95—96.
3. Путеводитель по Крыму. — М., 1903. — С. 334.
4. Энциклопедический словарь. — Т. IX—A. — Издатели: Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. — СПб., 1893. — С. 911.
5. Константин Коровин вспоминает. / Сост. И. С. Зильберштейн и В. А. Самков. — М.: Изобразит. искусство, 1990. — С. 147.
6. Чехова М. П. — М.: ГИХЛ, 1960. — С. 230.
7. О. Л. Книппер — М. П. Чехова. Переписка: В 2 т. Т. 1: 1899—1927 / Подготовка текста, составление, комментарии З. П. Удальцевой. — М.: Новое литературное обозрение, 2016. — С. 72.
8. Чехова М. П. Письма к брату А. П. Чехову. — М.: ГИХЛ, 1954. — С. 209, 210.
— Изд. 3-е. — Симферополь: Изд-во «Крым», 1969. — С. 129.
12. Письмо Н. А. Винокурова-Чигарина с этой историей обнаружила в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки А. С. Мелкова, см.: Мелкова А. С. — М., 1990. — С. 156—160. В этой работе автором басни «Голуби-освободители» (1901) назван поэт из царской семьи К. Р. (К. К. Романов). Позднее было установлено авторство писателя Н. Н. Вентцеля, псевдоним — Н. Юрьин, см.: Шалюгин Г. Тайна гурзуфской дачи Антона Чехова // Большая Ялта News. — 2008, сент. — № 35. — С. 11.
13. Мелкова А. С. Крымские корреспонденты Чехова. Указ. изд. — С. 160.
16. О. Л Книппер — М. П. Чехова. Переписка. Т. 1: 1899—1927. Указ. изд. — С. 570.
17. Шверубович В. — М.: Искусство, 1990. — С. 236.
18. О. Л. Книппер — М. П. Чехова. Переписка. Т. 1: 1899—1927. Указ. изд. — С. 622.
19. О. Л. Книппер — М. П. Чехова. Переписка. Т. 2: 1928—1956 / Подготовка текста, составление, комментарии З. П. Удальцевой. — М.: Новое литературное обозрение, 2016. — С. 408.