Кто такие неофиты в православии

Стать неофитом

Большая неправда вырастает из маленькой, а маленькая — очень часто из недоразумения. Порой всё, что требуется для установления истины, — это вернуть словам их первоначальное значение.

Во всём этом больше возмущает не сам факт подмены, а та наглость и уверенность, с которой меняют значение привычных слов на прямо противоположное. И чем меньше удивляет этой наглостью, например, реклама в телевизоре, тем более режет слух, когда наизнанку выворачивают, казалось бы, совершенно незыблемые понятия — церковные. Уже мало кого можно удивить негативным оттенком при употреблении абсолютно специфических церковных терминов «катавасия» или «богадельня». Скомпрометирован самый дивный цвет — голубой. Кто теперь помнит о том, что это цвет Богородицы, что храмы, посвящённые Ей, по обычаю, цвета ясного неба?

Ортодоксия подразумевает традицию. У Церкви нет лишних слов. Более того — лишних букв тоже нет. Первые расколы и жестокие споры породила всего одна маленькая йота. От одной буквы зависела судьба Церкви и судьба европейской культуры…

Традиция — это верность наследию. Когда наследство растрачивается, остаётся лишь корыто со свиным кормом. Немалая доля наследства христиан приходится на слова. Их много, слов, которые нам переданы на хранение. Собственно, весь этот разговор — об одном из них. Красивом и лёгком, как дыхание ребёнка, — слове «неофит».

Понятие «неофит» сегодня имеет негативную окраску. С ним постепенно, но прочно связали множество пороков. Гордыня, склонность к поучениям, неразумие, ненависть к ближнему, ревность не по разуму — это ещё не полный перечень. О неофитах пишут разгромные статьи. Неофитам ставят диагнозы. Клинически описывают «синдром неофита», «болезнь неофита». Чётко указываются симптомы и сроки, в которые протекает эта болезнь. В общении между ходящими пять или даже целых десять лет к обедне нет более тяжкого оскорбления, чем обвинение в неофитстве. Но так было не всегда…

Слова о том, что появление нового христианина сродни рождению ребёнка, когда‑то были не просто словами. Готовили и готовились к этому событию порой не один год. Молитвой, постом и словом. Точнее — словами.

Огласительные беседы, которые проводили с готовящимися к Крещению, составили немалую часть святоотеческого наследия. И это были не простые посиделки за чашкой чая. Святитель Кирилл Иерусалимский, например, проводил трёхчасовые огласительные занятия по будним дням. Его курс предполагал около двадцати таких занятий. Всё было серьёзно: будущие неофиты сдавали самый настоящий экзамен.

Христиане вместе с оглашенными стремились участвовать в подготовке к Крещению. Так родился Великий пост. Не потому, что было желание кого-то в чём-то ограничить. А потому, что хотелось вновь и вновь переживать радость Воскресения и победы над смертью. Крещение для христиан — это воскресение из мёртвых. Слово «неофит» было тесно связано с другим словом — Пасха.

В пасхальную ночь можно вспомнить об этом, если присмотреться и прислушаться. Наш ночной крестный ход когда-то начинался как шествие новокрещёных неофитов. С горящими свечами в руках, в белых одеждах они шли в храм Святой Софии на литургию.

Одно из значений слова «неофит» — «дитя». Дети — создания шумные. Шумели они и тогда, когда их подводили ко Христу. Ученики из соображения дисциплины шикали на них, останавливали. Наверное, не обошлось без подзатыльников. Но слова Спасителя расставили всё по своим местам.

Неофит — это тот, кто сделал выбор и ещё не забыл об этом. Если он определил центром своей жизни Христа, то достоин за это уважения. У него есть свои проблемы и трудности, но он — часть команды. Рядом с неофитом не должен стоять равнодушный и скучающий в своей вере «дембель», отпуская едкие шуточки. Иначе следующими словами, которые подменят и испоганят, уже будут слова «брат» и «сестра».

Когда-то авансом мне был выдан талант. Новенький, сверкающий. Я радовался ему, как ребёнок. Лучи щедрого солнца согревали меня, играя в складках белой одежды. Приумножил я его? Или давно закопал втихаря, прошептав заклинание «крекс-пекс-фекс»?

Расстояние между христианином и тем, на что он дерзает, — неизмеримо. То, что принадлежит вечности, не измеряется километрами и годами. Поэтому все мы — только в самом начале пути.

Источник

Неофит

– Известно, что у вас есть опыт обще­ния с нео­фи­тами – людьми, недавно при­шед­шими к вере. Какие, на ваш взгляд, труд­но­сти воз­ни­кают у нео­фи­тов и есть ли вообще такая про­блема в Пра­во­слав­ной Церкви?

– Неофит озна­чает «ново­уве­ро­вав­ший». Значит, все, кто обрел веру, – нео­фиты. Но не каждый кре­ще­ный явля­ется нео­фи­том. Прежде всего это чело­век, кото­рый выбрал миро­воз­зрен­че­скую пози­цию, вера стала его убеж­де­нием, а не просто неким допол­ни­тель­ным сег­мен­том к стилю его жизни. Тот, кто кре­стился «походя», нео­фи­том, увы, не ста­но­вится и хри­сти­а­ни­ном тоже. Так что если нео­фит­ство болезнь, то это хоро­шая болезнь.

Одна из самых боль­ших труд­но­стей для нео­фита – как рас­слы­шать голос Церкви. Он искренне желает быть цер­ков­ным послуш­ни­ком. Но встает вопрос: кого в Церкви слу­шаться? Такой чело­век про­хо­дит через пору все­ве­рия. Это нор­мально, и если неофит не готов слу­шаться самую обыч­ную цер­ков­ную бабку, то значит, что такой чело­век в Церкви ищет себя, а не Христа в себе.

Но то, что хорошо в опре­де­лен­ный период жизни чело­века, может ока­заться опас­ным на после­ду­ю­щих этапах. Пам­персы хороши в мла­ден­че­стве, но шагать в пам­пер­сах по жизни было бы странно. Изна­чаль­ное нео­фит­ское все­до­ве­рие со вре­ме­нем может вылиться в серьез­ный кризис, когда для веру­ю­щего все оди­на­ково свято, все цер­ков­ные голоса вос­при­ни­ма­ются как голоса нази­да­тель­ные.

Но дело в том, что по мере нрав­ствен­ного взрос­ле­ния чело­век должен создать в себе опре­де­лен­ную шкалу цен­но­стей. Делить мир на добро и зло хорошо лишь в дет­ском воз­расте. Более раз­ви­тое нрав­ствен­ное созна­ние должно раз­ли­чать уже оттенки: «это хорошо, а это лучше; это плохо, а это хуже».

Такая иерар­хия должна выра­бо­таться со вре­ме­нем и у цер­ков­ного чело­века. Он не должен ста­вить на одну доску мнение какой-нибудь листовки, набран­ной цер­ковно-сла­вян­ским шриф­том, и мнение Еван­ге­лия, суж­де­ние Пат­ри­арха и про­по­ведь при­ход­ского свя­щен­ника. Это разные авто­ри­теты, и иногда они входят между собой в кон­фликт. Из подоб­ного рода столк­но­ве­ний цен­но­стей надо учиться выхо­дить.

А вообще мое виде­ние этой про­блемы созвучно с тем, что о нео­фит­стве сказал Пат­ри­арх Алек­сий:

«Неофит — это недавно обра­тив­шийся к вере чело­век. Это уди­ви­тель­ная пора в жизни чело­века, своего рода «медо­вый месяц» — все внове, все в цер­ков­ной жизни радует своей бла­го­дат­ной и смыс­ло­вой напол­нен­но­стью. В нор­маль­ном нео­фите душа вос­тор­га­ется перед огром­ным миром, вдруг рас­пах­нув­шимся перед ней. Радость об обре­те­нии Истины пере­рас­тает в жела­ние слу­жить Ей всей своей жизнью. Но именно потому, что это время легких взле­тов и воз­го­ра­ний, время нео­фит­ства может быть и вре­ме­нем серьез­ных иску­ше­ний. Сего­дня люди входят в цер­ков­ную жизнь в основ­ном через книги. И есть опас­ность, что пер­выми цер­ков­ными кни­гами станут изда­ния лег­ко­вес­ные, испол­нен­ные суе­ве­рий. Другое воз­мож­ное иску­ше­ние может состо­ять в том, что чело­век слиш­ком бук­вально вос­при­мет про­чи­тан­ное. И автор книги под­лин­ный святой, и книга у него заме­ча­тель­ная. Но порой те слова, что должны были целить души, в неко­то­рых умах пре­вра­ща­ются в таран, кото­рым те начи­нают сокру­шать все вокруг. С полю­бив­шейся цита­той они всмат­ри­ва­ются в жизнь других веру­ю­щих людей, сличая с этой цита­той, видят рас­хож­де­ние и начи­нают кри­ти­ко­вать и осуж­дать, доходя до пря­мого кли­ку­ше­ства и рас­коль­ни­че­ства. Нако­нец, если чело­век слиш­ком пря­мо­ли­нейно отож­деств­ляет Пра­во­сла­вие с тем или иным его соци­аль­ным или куль­тур­ным отра­же­нием, он ста­но­вится борцом за какую-то част­ную идею, может быть и в самом деле свя­зан­ную с Пра­во­сла­вием, но при этом такой само­зва­ный борец как-то упус­кает из виду Христа. Он больше доро­жит своими идеями, нежели Таин­ством При­ча­стия Христу. Каж­дому из нас стоит пом­нить, что цен­тром жизни хри­сти­а­нина явля­ется Евха­ри­стия как глав­ное таин­ство Церкви, сози­да­ю­щее Тело Хри­стово и явля­ю­ще­еся спо­со­бом Бого­об­ще­ния. При­хо­жане должны ясно созна­вать, что цен­тром, вокруг кото­рого и ради кото­рого они соби­ра­ются воедино, явля­ется не свя­щен­ник, не та или иная хра­мо­вая свя­тыня, не та или иная — пусть даже самая воз­вы­шен­ная — идея, но Сам Гос­подь и Его Жертва». (Пат­ри­арх Алек­сий II. Вой­дите в радость Гос­пода своего. Раз­мыш­ле­ния о вере, чело­веке и совре­мен­ном мире. M., 2004. С. 74–75).

Источник

Неофит: молодое или недавно насажденное растение

Приблизительное время чтения: 4 мин.

Как-то один мой коллега по работе, который закончил Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет (ПСТГУ) – ведущий вуз Русской Православной Церкви – посмеиваясь, вспомнил одну историю. Его однокурсники пошли в деканат жаловаться на то, что им читают курс истории философии. Дескать, зачем все эти ненужные мудрствования, когда истина итак ясна и очевидна? И, поскольку они только отвлекают от веры, как посчитали эти горячие, но несколько немудрые сердца, то лучше бы вообще этот курс (да и многие другие) православным студентам не читать.

– Ну и чем все кончилось? – заинтересовался я.

– Да чем-чем. По ушам им в деканате надавали и велели больше таких глупостей не делать.

Сегодня подобное усердие не по разуму обычно зовется неофитским. Свойственно оно, как правило, только пришедшим в Церковь людям, духовно еще очень неопытным, однако уже претендующим на учительскую роль.

Между тем в эпоху древней Церкви слово «неофит» еще не несло отрицательной нагрузки. Оно просто означало новообращенного человека, будучи образовано от древнегреческих слов νέος (neos) – новый, молодой, юный, и τό φῠτόν (fyton) – растение, побег. Так что «неофит» дословно значит – молодое или недавно насажденное растение. И неофитами в древности просто называли людей, совсем недавно принявших Святое Крещение. Кстати, в ботанике неофитами сегодня тоже называют недавно появившиеся в местной флоре растения – в результате хозяйственной деятельности человека или естественной миграции.

Сам по себе феномен неофита в Церкви, а именно, ее нового члена – явление, конечно, хорошее. Еще одним новоначальным христианином стало больше – что же тут плохого? Важно только, чтобы это молодое растение не претендовало на роль старого мудрого дуба, способного противостоять любым ветрам. В таком случае и возникает неофитство – поведение неумеренно восторженных христиан, приносящих вред себе и другим. Например, осуждением окружающих и нетерпимостью, чем особенно порой отличаются многие неофиты.

Безусловно, в искреннем неофитстве заложен положительный импульс – горячность или ревностность в вере. А если честно, именно этого так не хватает современному расхоложенному миру. Другое дело, что ревностность должна сопровождаться трезвомыслием и рассудительностью.

Поучительных и печальных историй на этот счет, увы, очень много. Вот одна из них. У опытного старца был ученик, который страстно желал стать мучеником. Напрасно старец уговаривал его соразмерять свои желания со своими силами. Ученик таки «выбил» из старца благословение, пошел в пустыню, наткнулся там на врагов – сарацинов, и, не выдержав пыток, отрекся от Христа.

Иллюстрация: Одилон Редон. Ок. 1914

Источник

Осторожно: неофит!

Пути и ошибки ново­на­чаль­ных

Япон­ская пого­ворка гласит: «Когда в семье рож­да­ется ребе­нок, вся семья учится гово­рить».

Пере­фра­зи­руя эту восточ­ную муд­рость, можно, к сожа­ле­нию, ска­зать: «Когда в семье появ­ля­ется хри­сти­а­нин, все его близ­кие ста­но­вятся муче­ни­ками». Если сейчас эти строки читает один из таких близ­ких, думаю, он со мною согла­сится. Если же их читает один из таких хри­стиан, то титула, мень­шего, чем кле­вет­ник, я не получу. Не буду сочув­ство­вать пер­вому – муче­ники в сочув­ствии не нуж­да­ются, не буду также оправ­ды­ваться перед вторым (дело совер­шенно бес­по­лез­ное и, кстати, небез­опас­ное). Просто хочется поде­литься теми мыс­лями, кото­рые нако­пи­лись за время моего «хри­сти­ан­ства». Тем, кто уди­вится, что слово хри­сти­ан­ство я взял в кавычки, скажу, что рас­ка­вы­чен­ное оно больше под­хо­дит к святым, и пусть не обви­няют меня в сми­рен­но­сло­вии.

Но прежде о тер­ми­нах. Все те духов­ные недуги, о кото­рых ниже пойдет речь, будут име­но­ваться одним словом: нео­фит­ство. Может быть, это непра­вильно – объ­еди­нять недуги, име­ю­щие раз­лич­ное про­ис­хож­де­ние и тече­ние. Навер­ное, это нена­учно. Но моя статья – не науч­ный трак­тат, а реак­ция живого орга­низма на боль.

В Церкви сло­жи­лась тра­ди­ция, согласно кото­рой счи­та­ется, что неофит – это чело­век, не про­быв­ший в Церкви десяти лет. Но дело вовсе не только во вре­мени. Нео­фи­том можно остаться на всю жизнь. Этот период можно сокра­тить. Можно ли его мино­вать? Не знаю. Не уверен. По край­ней мере, все мои зна­ко­мые, и я сам в первую оче­редь, прошли через этот отре­зок вре­мени, кажу­щийся тебе таким воз­вы­шен­ным и пре­крас­ным. Пре­крас­ным, потому что Гос­подь подает ново­кре­щен­ному, воцер­ков­ля­ю­ще­муся чело­веку, по словам Мака­рия Вели­кого, залог Свя­того Духа. Но вот людям, окру­жа­ю­щим нас в этот период нашего духов­ного мла­ден­че­ства, небо с овчинку кажется от напы­щен­ных поуче­ний, фари­сей­ских молит­во­сло­вий и совра­ще­ний в Пра­во­сла­вие.

Нельзя назвать нор­маль­ным чело­века, кото­рый заяв­ляет: «Это, мол, старцы помо­ли­лись, чтоб теле­ви­де­ния у нас не было, потому что оно душу раз­вра­щает, вот Остан­кин­ская башня-то и сго­рела!» То, что при этом заживо сго­рели три чело­века, оче­видно, и было резуль­та­том их благой молитвы. Или, напри­мер, такой пассаж. Жен­щина, не дочи­тав­шая, может быть, до конца Новый Завет, но выучив­шая назу­бок «Доб­ро­то­лю­бие», бро­сает мало­лет­них детей, мужа и всю мир­скую скверну и отправ­ля­ется (нередко по бла­го­сло­ве­нию мла­до­старца) спа­саться в какой-нибудь мона­стырь. Доста­точно вспом­нить о недав­ней исте­рии, раз­вер­ну­той вокруг пре­сло­ву­тых штрих-кодов. По этому вопросу было опуб­ли­ко­вано поста­нов­ле­ние Свя­щен­ного Синода. Но реше­ние Синода для наших пра­во­слав­ных не указ. Сразу уси­лился шепот (он, соб­ственно, нико­гда не умол­кал) о том, что наши-то епи­скопы, извест­ное дело, – эку­ме­ни­сты, ере­тики, разве можно их слу­шать? Настро­е­ния эти вся­че­ски рас­про­стра­няют и под­дер­жи­вают так назы­ва­е­мые «старцы» по мона­сты­рям и в миру.

Извест­ный всему рус­скому пра­во­слав­ному народу архи­манд­рит Иоанн (Кре­стьян­кин), кото­рого, думаю, можно с полным правом назвать истин­ным стар­цем, пишет: «Сейчас эти доку­менты в том виде и с такой пода­чей опас­но­сти для нас не пред­став­ляют. Запомни и уясни для себя волю Божию: Сыне, даждь Ми твое сердце. Не пас­порт, не пен­си­он­ное удо­сто­ве­ре­ние, не нало­го­вую кар­точку, но сердце! Все те сму­ще­ния, смя­те­ния и нераз­бе­риха для того так властно и входят, что нет живой веры, нет дове­рия Богу». Но даже мнение такого чело­века, как отец Иоанн, для нео­фи­тов ничто.

Вообще нео­фит­ство суще­ствует, сколько стоит Цер­ковь. Даже можно ска­зать – нео­фит­ство старо, как мир. Исто­рия сооб­щает нам немало фактов о неуме­ренно вос­тор­жен­ных хри­сти­а­нах, тво­ря­щих вред себе и другим. При­веду всем извест­ный пример. У неко­его старца был ученик, кото­рый страстно воз­же­лал муче­ни­че­ства. Напрасно старец вра­зум­лял его: «Пора муче­ни­че­ства прошла. Бог при­зы­вает тебя к другим подви­гам. Ты только научись Его пони­мать». Тот и слу­шать не желал. Бла­го­слови на муче­ни­че­ство, и все тут! Выбив из старца бла­го­сло­ве­ние, он пошел в пустыню, набрел на сара­ци­нов, и, не выдер­жав пыток, отрекся от Христа.

Сама по себе вос­тор­жен­ность неплоха. Но в духов­ной жизни она может быть страшна. Уди­ви­тель­ное дело! Каза­лось бы, вос­тор­жен­ность должна сви­де­тель­ство­вать о мяг­ко­сти души чело­века. На мой взгляд, вос­тор­жен­ный чело­век – это боль­шой ребе­нок. Мир для него уди­ви­те­лен и жела­нен, как пода­рок, поэтому он и вызы­вает у него вос­торг. Но душа нео­фита крепка, как гранит, и глуха, как гроб.

Англий­ский писа­тель Гил­берт Честер­тон сказал о ком-то: «он был здоров душою, ибо знал скорбь». Неофит душою болен, ибо не ведает скор­бей. Он не ведает ни жало­сти, ни мило­сти. Тот же Честер­тон в другом месте писал: «опре­де­лить здо­ро­вую душу нетрудно: у такого чело­века тра­ге­дия на сердце и коме­дия на уме». У нео­фита же не только нет тра­ге­дии в сердце. У него нет самого сердца. На все случаи жизни у него име­ются рас­хо­жие пра­вила, на любую чело­ве­че­скую боль – про­пис­ные истины. Но его истина уби­вает, а не живо­тво­рит, уводит в раб­ство, а не делает сво­бод­ным. Сам неофит бодр и опти­ми­сти­чен. Правда, его опти­мизм за счет других. Это опти­мизм людо­еда. Он построил из обря­дов и закона высо­кий замок, и оттуда взи­рает на копо­ша­щихся червей.

Напрасно нео­фи­тов иногда срав­ни­вают с фари­се­ями. Фари­сеи этого, право же, не заслу­жили. Если верить свя­ти­телю Иоанну Зла­то­усту, они даже спо­собны к пока­я­нию. Именно так он пони­мает приход фари­сеев к Иоанну Кре­сти­телю. Когда ко Христу при­вели жен­щину, взятую в пре­лю­бо­де­я­нии, Его обсту­пала толпа фари­сеев. И, пом­нится, ни один камень не поле­тел-таки в несчаст­ную. Если бы Христа окру­жали нео­фиты, на жен­щину обру­шился бы целый град камней. Фари­сеи знали за собой тайные грехи, и слова Спа­си­теля усты­дили их.

Нео­фиты не имеют грехов. Не знаю, в чем они часами каются на испо­веди. С уст их не сходят слова: про­стите меня, греш­ную, «аз есмь пучина греха». Но когда они узнают, что их ближ­ний делает что-то, что не вме­ща­ется в их бла­го­че­стие, они пре­вра­ща­ются в того самого долж­ника, кото­рый за свои сто дина­риев готов был заду­шить. «Как! Ты дер­жишь дома собаку? Это же сквер­ное живот­ное! Тебе нельзя при­ча­щаться!» Знал бы Свя­тей­ший Пат­ри­арх, у кото­рого дома не одна, а целых две двор­няжки, что при­ча­щаться ему нельзя! «Ты посто­янно боле­ешь, видно, у тебя много грехов. Тебе надо пока­яться!» Я вполне готов пред­по­ло­жить, что Книгу Иова они не читали, и о дру­зьях Иова они не слы­шали. Но о рус­ских пра­во­слав­ных святых, кото­рые болели всю жизнь и от сла­бо­сти иной раз не могли поше­ве­лить рукой, должны бы знать. По их логике, Амвро­сий Оптин­ский и Игна­тий Брян­ча­ни­нов – самые отъ­яв­лен­ные греш­ники. Свя­ти­тель Иоанн Зла­то­уст в первой беседе о ста­туях при­во­дит восемь (!) раз­лич­ных причин, по кото­рым болеют хри­сти­ане. Не худо бы с ними озна­ко­миться.

Какая бы давняя дружба не скреп­ляла вас с нео­фи­том, если только неофит вообще спо­со­бен к дружбе, все рушится в один момент, когда он узнает о вас нечто. Это может быть все что угодно. От ноше­ния платья с откры­тыми пле­чами до смот­ре­ния теле­ви­зора. Тогда вашу дружбу уже ничто не спасет.

Спо­со­бен ли какой-нибудь грех при­ве­сти нео­фита в чув­ство пока­я­ния? Личный опыт обще­ния с людьми подоб­ного рода пока­зы­вает, что, даже впадая в откро­вен­ные, грубые грехи, такие как блуд, чело­век с подоб­ным устро­е­нием души каким-то непо­сти­жи­мым обра­зом умуд­ря­ется остав­лять за собой право осуж­дать других и даже имеет само­движ­ную Иису­сову молитву. Такой чело­век бодр и весел.

В первые же дни своего хри­сти­ан­ства он овла­де­вает бла­го­че­сти­вым слен­гом, вроде «Ангела за тра­пе­зой!», или «Спаси Гос­поди!». Пом­нится, одна девушка за столом попро­сила у соседа: «Бла­го­сло­вите чайник!» Через много лет я услы­шал фразу, кото­рая могла бы послу­жить ей пре­крас­ным отве­том: «Бла­го­слов­ля­ется и освя­ща­ется чайник сей!»

Неофит влюб­лен в себя. Он обо­жает свою пра­вед­ность. Ко всему про­чему, он – пророк. Да, да, он знает волю Божью! Это святые сми­ряли свою плоть, чтобы проснулся дух, ума­ляли свою волю, чтобы познать волю Божью. Для нео­фита все гораздо проще. Воля Божья – это то, что он делает. Он нико­гда не скажет: прости, я тебя сильно подвел из-за своей невни­ма­тель­но­сти. Нет – это воля Божья была мне про­спать, поэтому я не успел, поэтому я опоз­дал на дело­вое сви­да­ние, поэтому я ничем не могу тебе помочь. Чело­век, кото­рого при этом оста­вили в беде, думает, что это Бог его оста­вил. Немало нужно веры, чтобы понять, что оста­вил тебя не Бог, а рав­но­душ­ный неофит. Все другие для нео­фита (если они не батюшки) – суще­ства низ­шего сорта. А если уж этот другой не хри­сти­а­нин, то это вообще даже и не чело­век, а так, грязь.

Вспо­ми­на­ется рас­сказ из Пате­рика о том, как одна­жды Мака­рий Вели­кий с уче­ни­ком шел по пустыне. Ученик опе­ре­дил Мака­рия, и ему повстре­чался жрец мест­ного язы­че­ского капища с вязан­кой хво­ро­ста на плечах. В голове у уче­ника было все в полном порядке, и поэтому он обра­тился к жрецу соот­вет­ственно: «Куда идешь, бес?», за что и был крепко избит. Когда подо­шед­ший Мака­рий учтиво поздо­ро­вался со жрецом, тот удив­ленно спро­сил: «Почему ты, будучи хри­сти­а­ни­ном, при­вет­ство­вал меня? Тут про­хо­дил до тебя один, тоже хри­сти­а­нин. Так он стал ругаться, и я избил его до полу­смерти». «Я вижу, ты добрый чело­век, и добро тру­дишься, только не знаешь, для чего ты это дела­ешь», – отве­тил Мака­рий Вели­кий. После этих слов жрец кре­стился и стал хри­сти­а­ни­ном. В жизни, к сожа­ле­нию, нам чаще попа­да­ются уче­ники, а не Мака­рий.

Когда чело­век очень хорошо умеет что-то делать, ему легко воз­гор­диться. Даже когда чело­век просто много знает, он не всегда бывает сво­бо­ден от греха пре­воз­но­ше­ния. Но то и уди­ви­тельно, что неофит просто пора­жает своей без­гра­мот­но­стью. Да и зачем что-то знать – батюшки и так скажут все, что надо. «Мы без нашего батюшки, как слепые котята», – гово­рит неофит, и вполне этим дово­лен.

Как я уже гово­рил, неофит любит играть в послу­ша­ние. Мона­ше­скими кни­гами о послу­ша­нии зава­лены все цер­ков­ные лотки. Раз­го­ря­чен­ный своими быст­рыми успе­хами в цер­ков­ной жизни хри­сти­а­нин желает воз­ле­теть «во обла­сти заочны». Напи­тав­шись подоб­ной лите­ра­ту­рой, кото­рую в про­шлом в мона­сты­рях старец-духов­ник не каж­дому монаху давал, подвиж­ник при­ни­ма­ется устро­ять у себя соб­ствен­ный Афон.

Намест­ник одного из мона­сты­рей, тогда игумен, отец N, рас­ска­зы­вал, как одна­жды он заме­тил, что у моло­дых ребят-послуш­ни­ков от чтения «Доб­ро­то­лю­бия» начала ехать крыша. И тогда он посо­ве­то­вал им почи­тать что-нибудь другое. В тот день зна­ко­мая худож­ница-поли­гра­фист пода­рила ему свою послед­нюю работу: иллю­стра­ции к «Винни-Пуху». Вот, почи­тайте это. Ребята опе­шили. И до какого места читать? – спро­сили они, думая, что это розыг­рыш. До ловли Сло­но­по­тама. Этого вполне хватит. Сред­ство ока­за­лось верным – крыша встала на место. В данном случае послу­ша­ние сыг­рало свою добрую роль. Но не всем везет с духов­ни­ками. К сожа­ле­нию, ни длин­ная белая борода, ни дли­тель­ность пре­бы­ва­ния в Церкви не явля­ются гаран­том духов­ной без­опас­но­сти. Но это – тема для осо­бого раз­го­вора.

Цер­ков­ные болезни тяжелы. Люди, ими боле­ю­щие, достав­ляют много скор­бей окру­жа­ю­щим и в первую оче­редь своим домаш­ним. Людям, дале­ким от Церкви, они затруд­няют дорогу в нее. Чело­век, искренне инте­ре­су­ю­щийся рели­ги­оз­ной жизнью, увидев такого свя­тошу, по нему сде­лает заклю­че­ние о всей Церкви. Конечно, можно ему долго объ­яс­нять (это очень убе­ди­тельно делает диакон Андрей Кураев) что, как нельзя судить о Музыке по поп­со­вым шля­ге­рам, а о Живо­писи по комик­сам, так и о Хри­сти­ан­стве мы должны судить по хри­сти­ан­ским святым, а не по пер­вому попав­ше­муся при­хо­жа­нину. Можно гово­рить ему о том, что исто­рия Церкви бывает кра­си­вой только в плохих книж­ках. Что в жизни все гораздо слож­нее. Или наобо­рот проще. Но бывают такие встречи с вос­тор­жен­ными хри­сти­ан­скими пио­не­рами, раны от кото­рых очень долго не зажи­вают.

Один зна­ко­мый худож­ник рас­ска­зы­вал, как в две­на­дцать лет непо­да­леку от своего дома он рисо­вал храм. Бла­го­че­сти­вые бабушки сло­мали его этюд­ник и вытол­кали взашей с цер­ков­ного двора. В сле­ду­ю­щий раз мой друг зашел в цер­ковь лишь через пять лет – так велик был его страх. Но, слава Богу, страх прошел. А сколько людей, столк­нув­шись с душев­ной черст­во­стью (а то и откро­вен­ным хам­ством!) пра­во­слав­ных хри­стиан, уходят к бап­ти­стам, иего­ви­стам, бого­ро­дич­ни­кам. Или же просто делают вывод, что хри­сти­ан­ство, да и вообще все рели­гии – одно мра­ко­бе­сие. Мне бы не хоте­лось, чтобы у чита­теля воз­никло подоб­ное ощу­ще­ние от моей статьи. Да, повто­ряю, цер­ков­ные болезни тяжелы. Но, навер­ное, всем необ­хо­димо ими пере­бо­леть.

Я знаю один город, где бла­го­даря тамош­нему бла­го­чин­ному весьма здо­ро­вый духов­ный климат. Чело­век пере­но­сит нео­фит­скую болезнь в весьма облег­чен­ном виде и быстро выздо­рав­ли­вает. Так вот, хорошо это или плохо? Не думаю, что очень хорошо. Хри­сти­а­нин там похож на антарк­ти­че­ского пинг­вина, не име­ю­щего имму­ни­тета, так как в Антарк­тике отсут­ствуют вирусы. Что будет с этим чело­ве­ком, когда он столк­нется с нео­фит­ством (а он с ним не может не столк­нуться) во всем его вели­ко­ле­пии? Хри­сти­а­нин, выра­щен­ный в теп­лич­ных усло­виях, немо­ро­зо­устой­чив. Важно пройти через нео­фит­ство, но не задер­жаться в нем.

Честер­тон дает заме­ча­тель­ное, прямо-таки свя­то­оте­че­ское опре­де­ле­ние пра­вед­ника: пра­вед­ник строг к себе и снис­хо­ди­те­лен к другим. В пору духов­ного мла­ден­че­ства нам не всегда уда­ется это понять. И поэтому со сто­роны нео­фит­ство так мало­при­вле­ка­тельно. Но всем нам необ­хо­димо пере­бо­леть им. И от этого никуда не деться.

В про­шлые века в каком-то смысле было проще. Цер­ков­ное Пре­да­ние, живое и дей­ствен­ное, ограж­дало чело­века от излиш­него риго­ризма. Вос­тор­жен­ность, по боль­шей части, не пере­хо­дила в сек­тант­ство, а бла­го­че­стие – в изу­вер­ство. Но так уж сло­жи­лось в нашей тра­ги­че­ской исто­рии, что тонкая гриб­ница Цер­ков­ного Пре­да­ния после рево­лю­ции была вырвана. Нити, чудом сохра­нив­ши­еся, вос­ста­нав­ли­ва­ются очень мед­ленно и с трудом.

В послед­ние годы в Цер­ковь влился неви­дан­ный поток людей. С одной сто­роны, это заме­ча­тельно. Гони­мая Цер­ковь на наших глазах воз­рож­да­ется из руин. Но с другой – Цер­ковь сильно раз­ба­вили. Каждый чело­век, входя в нее, при­вно­сит свои стра­сти, свое гре­хов­ное, еще не пре­об­ра­жен­ное Бла­го­да­тью виде­ние мира. И когда у цер­ков­ного тела, ослаб­лен­ного ком­му­ни­сти­че­ской дик­та­ту­рой, ока­зы­ва­ется столько новых членов, ситу­а­ция напо­ми­нает меди­цин­ский случай. Если у орга­низма ослаб­лен имму­ни­тет, то в него легко про­ни­кает любой вирус.

Цер­ковь мучи­тельно болеет нео­фит­ством. Огром­ное коли­че­ство не в меру пра­во­слав­ных, как назвал их свя­ти­тель Гри­го­рий Бого­слов, хозяй­ни­чают в Доме Божьем, как в своем. Но у нас есть нечто, укреп­ля­ю­щее нашу веру в то, что болезнь прой­дет: «А Цер­ковь почти в таком же поло­же­нии, как мое тело: не видно ника­кой доброй надежды; дела непре­станно кло­нятся к худ­шему». Эти слова при­над­ле­жат свя­ти­телю Васи­лию Вели­кому. То есть им более полу­тора тысяч лет. Да, болезнь тяжела. Да, тело кор­чится в кон­вуль­сиях. Но Хри­стос силь­нее наших грехов. И Он исце­лит нас.

Источник