Кто такой бай в казахстане
Значение слова «бай»
БАЙ, ба́я, м. Богач, крупный землевладелец или скотовод в дореволюционной Средней Азии.
Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
Бай — крупный землевладелец (или скотовладелец) в Средней Азии, Казахстане, Якутии, на Алтае, у казанских и крымских татар, башкир и отчасти на Кавказе в досоветское время.
Бай — народ в Китае.
Бай (Лагуна-де-Бай) — озеро на острове Лусон, Филиппины.
Бай — марийский кугуз (правитель) Ветлужского княжества в 1280-х годах.
Бай (фр. Baye) — коммуна во Франции, в департаменте Финистер.
«Бай Ганю. Невероятные рассказы об одном современном болгарине» — сатирическая книга Алеко Константинова (1895).
БАЙ 2 и БА’Й-БА’Й, а также баба́й и ба́ю-ба́й, неизмен. глаг. (детск.). То же, что баиньки. Иди бай-бай. Хочу бай-бай.
Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
1. истор. богатый скотовод или землевладелец в Средней Азии
1. мужское имя ◆ Моего друга зовут Бай.
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: водоснабжение — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Кто такой бай в казахстане
Кто такие БАИ в современной Средней Азии?Это криминальные авторитеты,люди при властных структурах,или просто богатеи? человек азия бай структура авторитет богатей
Баи отвечали за благополучие рода, его репутацию. Их обязанностью было обеспечивать условия, при которых все члены рода были бы защищены и материально обеспечены. Этими соображениями руководствовались баи и бии при справедливом распределении пастбищ. Материальное благополучие всех членов (под)рода было выгодно: крепкие, многочисленные богатые аулы, значит, сильный, многочисленный, богатый род. Бедный аул в роду или обедневший член рода, ставший жатаком, становился поводом для осмеяния бая этого рода. Узун-кулак мог разнести по Степи сомнительную славу бая, который не оказывает (при необходимости) помощи в выплате калыма или выдаче приданого, организации аса или асара, поддержке пострадавших от джута и т.д. Также бай и возглавляемый им род могли подвергнуться публичной критике айтыскерами на любом мероприятии: ярмарке, тое и др.
Ты далек от темы, фильмы с басмачами перед глазами, хотя они в 30х годах хотели построить исламское государство, пришли Москвичи и построили свое.
Вчера с узбеком разговаривал,баи есть и сегодня.Особенно в Ферганской долине.
Кто такой бай в казахстане
В последнее время стали встречаться публикации, как бы реабилитирующие институт казахского байства. Мол, баи были вовсе не эксплуататорами, как рисовали их в советских учебниках и книгах, а «патронами», заботившимися о своих сородичах, о их пропитании, защите от внешних сил и даже образовании. В этой связи возникают вполне закономерные вопросы. Кем они были на самом деле (понятно, что бай баю рознь, но мы говорим о явлении в целом) – угнетателями или «отцами родными»? Кто ближе к истине – те, кто идеализирует этот институт, или же их оппоненты? Своим видением этой проблемы с нами поделился доктор исторических наук, профессор Ануар Галиев:
Прокрустово ложе марксизма
— Ваши вопросы я хотел бы дополнить и своим сугубо личным наблюдением. Часто приходится слышать такое утверждение, особенно от молодых людей: «Мои предки (дед, прадед) были баями». Причем они произносят эти слова с такой гордостью, будто речь идет о том, что их предки были, самое меньшее, принцами крови.
Я провел своего рода небольшой эксперимент в университете, где преподаю курс истории Казахстана: в качестве СРС (самостоятельной работы студента) дал задание каждому изучить прошлое своей семьи. Добрую половину из 150 студентов составляют казахи, и только одна из них рассказала реальную, подкрепленную документально историю о раскулачивании ее прадеда-бая и выселении его из Казахстана. Конечно, это не показатель, но определенное представление о реальной картине все же дает. Тем, кого заинтересуют более точные данные, могу посоветовать обратиться к работам профессора С.А.Жакишевой, которая, используя методы математического анализа, провела серьезное исследование на эту тему.
Если вернуться к вашему вопросу, то, думаю, его постановка в такой плоскости вызвана марксистско-ленинской мировоззренческой парадигмой. Давайте вспомним: классики этой теории считали, что в основе развития общества (которое происходило как бы по спирали) лежит примат классовой борьбы. В самом простом изложении это выглядело примерно так.
Поэтому следующий строй, феодальный, стал как бы улучшенным вариантом рабовладельческого. Крепостные, по сути, те же рабы. Их могли продавать, менять на собак и безделушки, проигрывать в карты. Но крепостные должны были отдавать своему хозяину, помещику-феодалу, не весь полученный урожай – кое-что им позволялось оставлять у себя. Чем больше продукции они производили, тем больше оставляли себе. Словом, появилась мотивация, которой не было при рабовладении. Тем не менее, крепостным не нравилось, что их имуществом и жизнями распоряжаются помещики, и в результате на смену феодализму пришел капитализм.
«Кровью залитые царские троны
Кровью мы наших врагов окропим»
А затем?
«Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!»
Этот новый мир, коммунизм, как бы повторяет первобытную демократию, но на новом, более высоком уровне, ибо, напомним, развитие общества идет по спирали, и на этом витке истории нет места эксплуататорам, угнетателям народных масс.
Совершенно разные миры
Азиатские страны, да и вообще в целом восточные общества как-то не вписывались в эти схемы. Выяснилось, что, например, в Египте, который считался рабовладельческим, пирамиды строили не бесправные рабы, а местные же крестьяне, предки коптов, в свободное от земледельческих работ время. В Междуречье каналы рыли опять же не рабы, а вполне себе свободные граждане. Такие же крестьяне, пусть и не по своей воле, а под угрозой физической расправы (которая не заставляла себя долго ждать) строили Великую Китайскую стену.
Еще тогда, поняв недостатки сформулированной ими теории, Маркс и его спонсор Энгельс предложили применять для понимания специфики развития восточных обществ теорию азиатского способа производства (АСП). Кстати, то, что построил Сталин, исполняя заветы Ленина, подозрительно напоминало не коммунизм, а все тот же азиатский способ. Но и эта своеобразная формация, АСП, которая, в отличие от формаций западных, благополучно просуществовала безо всяких изменений и потрясений в течение многих тысячелетий, а, точнее, теория, ее объясняющая, не стала универсальной моделью, раскрывающей все разнообразие производственных отношений, имевших место в истории человечества. Замечу попутно, что такая попытка была предпринята советским историком Юрием Кобищановым, когда стала очевидна вся несостоятельность марксистско-ленинской формационной теории. Он назвал эту модель «Большой феодальной формацией». Именно к феодализму пытались притянуть те отношения, которые существовали у номадов евразийских степей в течение многих веков практически без изменений.
Вероятно, тоже осознавая недостатки формационной теории, известный западный исследователь Арнольд Тойнби, попытавшийся осмыслить все многообразие человеческих культур, назвал общество номадов (наряду с обществом спартанцев) «задержавшейся в развитии цивилизацией».
Возможно, цивилизационная теория Тойнби, а в еще большей степени мир-системная теория Валлерстайна открывали определенные горизонты в понимании общественных и производственных отношений номадов, но различные историки, философы и правоведы, включая известного казахстанского ученого С.Е.Толыбекова, были скованны прокрустовым ложем марксизма и оперировали такими терминами, как «патриархальный феодализм» кочевников.
Аршином общим не измерить…
Из всего вышесказанного вытекают следующие выводы:
а) формационная теория, сколь красивой бы она ни была, не является универсальной, применимой ко всем без исключения обществам;
б) эта теория, плохо объясняющая даже реалии Запада, абсолютно неприменима к пониманию реалий Востока, поэтому классики придумали теорию о так называемом азиатском способе производства;
в) для понимания общества номадов не подходит и теория азиатского способа производства, настолько оно специфично.
Если понять умом и измерить общим аршином невозможно Россию, то что говорить о номадах? У них было совсем другое понимание ценностей и смысла бытия. Вспомните рассказ о том, как знаменитый хан Касым, время правления которого принято считать золотым веком казахской истории, встречал высокопоставленного представителя земледельческого региона. Он продемонстрировал гостю свои многочисленные стада, но тот не восхитился видом тучных овец и прекрасных коней, а удивился и спросил, почему Касым-хан все это не продаст. Тут пришла очередь удивиться казахскому правителю: «Если я продам все это, то кто увидит груды презренного металла в моих сундуках?». После чего он добавил: «Мы – жители степи. У нас нет ни редких, ни дорогих вещей, ни товаров. Главное наше богатство заключается в лошадях: мясо и кожа их служат нам пищей и одеждой, а приятнейший напиток для нас – кумыс, приготовленный из кобыльего молока. На земле нашей нет ни садов, ни зданий, место наших развлечений – пастбища скота и табуны лошадей, и мы ходим любоваться этим зрелищем».
Не буду говорить о том, что Касым-хан немного лукавил: в Казахском ханстве были и сады, и города в количестве более двадцати, и столица со дворцом, в котором проживали ханы. Те, кто всерьез изучает историю Казахстана, это и так прекрасно знают, а те, кто не знает, просто не захотят об этом даже слышать.
Эти совершенно иные ценностные ориентиры и нужно, прежде всего, иметь в виду при оценке реалий номадической жизни, одной из которых и был бай. Так кем его можно назвать – эксплуататором или благодетелем?
Специфика казахского аула
Как следует из всего вышесказанного, к пониманию института баев нельзя подходить «с общим аршином». Но именно так, с позиции оседлого жителя, да еще и пропитанного идеологией классовой борьбы, смотрел на баев Филипп Голощекин, человек, который видел эксплуататоров даже в маленьких детях Николая II и поэтому бесстрастно отдал приказ о их расстреле. Он прибыл в Казахстан из европейской России, где владение парой-другой голов скота было невиданной роскошью, и, увидев здесь большие стада, пришел к выводу, что ветер Октября пронесся мимо казахского аула, не задев его.
Но были ли все казахи так сказочно богаты? Конечно, нет. Большевиков, да и не только их, ввел в заблуждение факт наличия большого числа овец и коней. Между тем, как прекрасно показал в своих работах Н.Э.Масанов, большое количество скота – это еще не показатель богатства, оно жизненно необходимо для простого воспроизводства, это что-то похожее на неприкасаемый семенной фонд у земледельцев. У обычных кочевников скота могло быть не очень много и даже недостаточно для поддержания обычной системы жизнеобеспечения, и тогда на выручку приходили те отношения, которые существовали в казахском ауле. Точнее, то обстоятельство, что аул был небольшой кровнородственной общиной, возглавляемой не помещиком, как у земледельцев, не тем, кто мог продавать людей и проигрывать их в карты и, возможно, сам их выигрывать (или получать в подарок от царя за верную службу), а человеком, который приходился всему населению этого аула ближайшим родственником и отличался от других только тем, что имел больше скота и традиционно именовался баем.
Само это слово, вероятно, произошло от индоиранского корня, имевшего смысловое значение «богатство». Поскольку скота у бая было поболее, чем у других, то он не имел возможности сам ухаживать за ним, а труд скотовода – это довольно тяжелая работа, а не пасторальные сценки, да и функции бая были иные, в том числе и своего рода менеджерские. Поэтому он распределял свои отары и табуны среди менее богатых сородичей, давая им за это право и возможность пользоваться продуктами скотоводства. В науке такие отношения получили название «саун», и они не позволяют назвать бая как эксплуататором, так и благодетелем. Они лишь еще раз демонстрируют, что нельзя подходить с мерками, принятыми в одном обществе, к оценке других, жизнь которых построена на иных принципах.
На каких? Желающим узнать об этом больше рекомендую работы историка Ж.Абылхожина и прекрасную книгу Н.Масанова «Кочевая цивилизация казахов».
Кто такой бай в казахстане
В последнее время стали встречаться публикации, как бы реабилитирующие институт казахского байства. Мол, баи были вовсе не эксплуататорами, как рисовали их в советских учебниках и книгах, а «патронами», заботившимися о своих сородичах, о их пропитании, защите от внешних сил и даже образовании. В этой связи возникают вполне закономерные вопросы. Кем они были на самом деле (понятно, что бай баю рознь, но мы говорим о явлении в целом) – угнетателями или «отцами родными»? Кто ближе к истине – те, кто идеализирует этот институт, или же их оппоненты? Своим видением этой проблемы с нами поделился доктор исторических наук, профессор Ануар Галиев:
Прокрустово ложе марксизма
— Ваши вопросы я хотел бы дополнить и своим сугубо личным наблюдением. Часто приходится слышать такое утверждение, особенно от молодых людей: «Мои предки (дед, прадед) были баями». Причем они произносят эти слова с такой гордостью, будто речь идет о том, что их предки были, самое меньшее, принцами крови.
Я провел своего рода небольшой эксперимент в университете, где преподаю курс истории Казахстана: в качестве СРС (самостоятельной работы студента) дал задание каждому изучить прошлое своей семьи. Добрую половину из 150 студентов составляют казахи, и только одна из них рассказала реальную, подкрепленную документально историю о раскулачивании ее прадеда-бая и выселении его из Казахстана. Конечно, это не показатель, но определенное представление о реальной картине все же дает. Тем, кого заинтересуют более точные данные, могу посоветовать обратиться к работам профессора С.А.Жакишевой, которая, используя методы математического анализа, провела серьезное исследование на эту тему.
Если вернуться к вашему вопросу, то, думаю, его постановка в такой плоскости вызвана марксистско-ленинской мировоззренческой парадигмой. Давайте вспомним: классики этой теории считали, что в основе развития общества (которое происходило как бы по спирали) лежит примат классовой борьбы. В самом простом изложении это выглядело примерно так.
Поэтому следующий строй, феодальный, стал как бы улучшенным вариантом рабовладельческого. Крепостные, по сути, те же рабы. Их могли продавать, менять на собак и безделушки, проигрывать в карты. Но крепостные должны были отдавать своему хозяину, помещику-феодалу, не весь полученный урожай – кое-что им позволялось оставлять у себя. Чем больше продукции они производили, тем больше оставляли себе. Словом, появилась мотивация, которой не было при рабовладении. Тем не менее, крепостным не нравилось, что их имуществом и жизнями распоряжаются помещики, и в результате на смену феодализму пришел капитализм.
«Кровью залитые царские троны
Кровью мы наших врагов окропим»
«Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!»
Этот новый мир, коммунизм, как бы повторяет первобытную демократию, но на новом, более высоком уровне, ибо, напомним, развитие общества идет по спирали, и на этом витке истории нет места эксплуататорам, угнетателям народных масс.
Совершенно разные миры
Азиатские страны, да и вообще в целом восточные общества как-то не вписывались в эти схемы. Выяснилось, что, например, в Египте, который считался рабовладельческим, пирамиды строили не бесправные рабы, а местные же крестьяне, предки коптов, в свободное от земледельческих работ время. В Междуречье каналы рыли опять же не рабы, а вполне себе свободные граждане. Такие же крестьяне, пусть и не по своей воле, а под угрозой физической расправы (которая не заставляла себя долго ждать) строили Великую Китайскую стену.
Еще тогда, поняв недостатки сформулированной ими теории, Маркс и его спонсор Энгельс предложили применять для понимания специфики развития восточных обществ теорию азиатского способа производства (АСП). Кстати, то, что построил Сталин, исполняя заветы Ленина, подозрительно напоминало не коммунизм, а все тот же азиатский способ. Но и эта своеобразная формация, АСП, которая, в отличие от формаций западных, благополучно просуществовала безо всяких изменений и потрясений в течение многих тысячелетий, а, точнее, теория, ее объясняющая, не стала универсальной моделью, раскрывающей все разнообразие производственных отношений, имевших место в истории человечества. Замечу попутно, что такая попытка была предпринята советским историком Юрием Кобищановым, когда стала очевидна вся несостоятельность марксистско-ленинской формационной теории. Он назвал эту модель «Большой феодальной формацией». Именно к феодализму пытались притянуть те отношения, которые существовали у номадов евразийских степей в течение многих веков практически без изменений.
Вероятно, тоже осознавая недостатки формационной теории, известный западный исследователь Арнольд Тойнби, попытавшийся осмыслить все многообразие человеческих культур, назвал общество номадов (наряду с обществом спартанцев) «задержавшейся в развитии цивилизацией».
Возможно, цивилизационная теория Тойнби, а в еще большей степени мир-системная теория Валлерстайна открывали определенные горизонты в понимании общественных и производственных отношений номадов, но различные историки, философы и правоведы, включая известного казахстанского ученого С.Е.Толыбекова, были скованны прокрустовым ложем марксизма и оперировали такими терминами, как «патриархальный феодализм» кочевников.
Аршином общим не измерить…
Из всего вышесказанного вытекают следующие выводы:
а) формационная теория, сколь красивой бы она ни была, не является универсальной, применимой ко всем без исключения обществам;
б) эта теория, плохо объясняющая даже реалии Запада, абсолютно неприменима к пониманию реалий Востока, поэтому классики придумали теорию о так называемом азиатском способе производства;
в) для понимания общества номадов не подходит и теория азиатского способа производства, настолько оно специфично.
Если понять умом и измерить общим аршином невозможно Россию, то что говорить о номадах? У них было совсем другое понимание ценностей и смысла бытия. Вспомните рассказ о том, как знаменитый хан Касым, время правления которого принято считать золотым веком казахской истории, встречал высокопоставленного представителя земледельческого региона. Он продемонстрировал гостю свои многочисленные стада, но тот не восхитился видом тучных овец и прекрасных коней, а удивился и спросил, почему Касым-хан все это не продаст. Тут пришла очередь удивиться казахскому правителю: «Если я продам все это, то кто увидит груды презренного металла в моих сундуках?». После чего он добавил: «Мы – жители степи. У нас нет ни редких, ни дорогих вещей, ни товаров. Главное наше богатство заключается в лошадях: мясо и кожа их служат нам пищей и одеждой, а приятнейший напиток для нас – кумыс, приготовленный из кобыльего молока. На земле нашей нет ни садов, ни зданий, место наших развлечений – пастбища скота и табуны лошадей, и мы ходим любоваться этим зрелищем».
Не буду говорить о том, что Касым-хан немного лукавил: в Казахском ханстве были и сады, и города в количестве более двадцати, и столица со дворцом, в котором проживали ханы. Те, кто всерьез изучает историю Казахстана, это и так прекрасно знают, а те, кто не знает, просто не захотят об этом даже слышать.
Эти совершенно иные ценностные ориентиры и нужно, прежде всего, иметь в виду при оценке реалий номадической жизни, одной из которых и был бай. Так кем его можно назвать – эксплуататором или благодетелем?
Специфика казахского аула
Как следует из всего вышесказанного, к пониманию института баев нельзя подходить «с общим аршином». Но именно так, с позиции оседлого жителя, да еще и пропитанного идеологией классовой борьбы, смотрел на баев Филипп Голощекин, человек, который видел эксплуататоров даже в маленьких детях Николая II и поэтому бесстрастно отдал приказ о их расстреле. Он прибыл в Казахстан из европейской России, где владение парой-другой голов скота было невиданной роскошью, и, увидев здесь большие стада, пришел к выводу, что ветер Октября пронесся мимо казахского аула, не задев его.
Но были ли все казахи так сказочно богаты? Конечно, нет. Большевиков, да и не только их, ввел в заблуждение факт наличия большого числа овец и коней. Между тем, как прекрасно показал в своих работах Н.Э.Масанов, большое количество скота – это еще не показатель богатства, оно жизненно необходимо для простого воспроизводства, это что-то похожее на неприкасаемый семенной фонд у земледельцев. У обычных кочевников скота могло быть не очень много и даже недостаточно для поддержания обычной системы жизнеобеспечения, и тогда на выручку приходили те отношения, которые существовали в казахском ауле. Точнее, то обстоятельство, что аул был небольшой кровнородственной общиной, возглавляемой не помещиком, как у земледельцев, не тем, кто мог продавать людей и проигрывать их в карты и, возможно, сам их выигрывать (или получать в подарок от царя за верную службу), а человеком, который приходился всему населению этого аула ближайшим родственником и отличался от других только тем, что имел больше скота и традиционно именовался баем.
Само это слово, вероятно, произошло от индоиранского корня, имевшего смысловое значение «богатство». Поскольку скота у бая было поболее, чем у других, то он не имел возможности сам ухаживать за ним, а труд скотовода – это довольно тяжелая работа, а не пасторальные сценки, да и функции бая были иные, в том числе и своего рода менеджерские. Поэтому он распределял свои отары и табуны среди менее богатых сородичей, давая им за это право и возможность пользоваться продуктами скотоводства. В науке такие отношения получили название «саун», и они не позволяют назвать бая как эксплуататором, так и благодетелем. Они лишь еще раз демонстрируют, что нельзя подходить с мерками, принятыми в одном обществе, к оценке других, жизнь которых построена на иных принципах.
На каких? Желающим узнать об этом больше рекомендую работы историка Ж.Абылхожина и прекрасную книгу Н.Масанова «Кочевая цивилизация казахов».
Миф о казахском бае: эксплуататор или защитник интересов народа?
Неудачная и сомнительная попытка объяснить общественно-экономическое устройство номадов формационным подходом обусловила и ошибочное, вульгарное представление о классовых отношениях кочевников. Речь идет о навязанном коммунистами искаженном представлении о бае, основанном на экстраполяции на него характеристи к русского помещика (собственника земли и крестьян).
Новости по теме
Европейская культура – для аристократии, культура кочевников – для всего народа
Комплекс жертвы формирует у казахов роль жертвы
Легенды и тайны «поднятой целины»
«Подарки» СССР, от которых казахи не могли отказаться
Кем и для кого строились города в Казахстане?
Правда о том, кто на самом деле поднимал казахам промышленность
Парламент Казахстана: выбор, которого нет
Почему в степи не существовало проституции
Как избираемые народом бии превратились в назначаемых судей
Миф о «бедных» кочевниках
Мифы о происхождении сибирского казачества
Мифы о том, как русские казахов земледелию научили
Номадизм, как социальная сеть XXI века
Нам следует гордиться своим номадизмом
Как и зачем СССР создавал «продажную» литературу
История Казахстана написана Россией
Казахстан – все еще культурная колония России
«Коллективное недомогание» Казахстана
Казахи: антология уничтожения идентичности
К слову, К. Маркс не создал завершенной теории общественно-экономических формаций. Он рассматривал разные варианты формаций, например: 1) азиатский, античный, феодальный, капиталистический, или 2) азиатский, античный и германский (по способу производства).
Эти размышления и наброски К. Маркса стали основанием для советских историков (В.В. Струве и других) определять пять формаций в соответствии с господствующими производственными отношениями и формами собственности: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую, коммунистическую.
Формационный подход потерпел поражение при попытке обнаружить рабовладельческую и феодальную формации в кочевом мире. Феодализм предполагает сословно-классовую социальную структуру и экономическое принуждение со стороны владельцев частной собственности на средства производство (земля).
Однако теоретики марксизма-ленинизма, используя формационную модель в пропагандистско-идеологических целях, безосновательно придали ей свойства всеобщности, безусловности и завершенности.
Кроме того, крепостничество рассматривалось как составляющий элемент принятого в СССР толкования феодализма. Формационная теория подвергалась справедливой критике, поскольку не предполагала многовариантности путей развития всего человечества. Феодализм следует рассматривать как феномен, свойственный западноевропейскому развитию или, шире, значительной части оседлого мира, а вовсе не как обязательный этап всемирно-исторического процесса.
Отсутствие в традиционном кочевом обществе характерных для феодального общества собственников земли (феодалов) и, следовательно, зависимых от них людей, объясняет отсутствие эксплуатации и классового антагонизма.
Несмотря на явные противоречия, большевики вооружились формационным подходом, определяя кочевое общество как феодальное, и под него подгоняли «свидетельства», в числе которых трактовка бая как феодала и эксплуататора, а кочевников-скотоводов как эксплуатируемых. Подобная трактовка социально-экономических отношений в кочевом обществе позволяла коммунистам подводить их под классовую борьбу и подавать собственные действия как освобождение народа от власти эксплуататоров.
Откровенной натяжкой выглядела и теория «кочевого феодализма», в основу которого был положен принцип феодальной собственности на пастбища и тезис о крепостной зависимости простых скотоводов. Хотя очевидно, что кочевничество представляло собой номадный вариант социально-экономического развития, и лекала оседлых обществ тут не могли быть применимы.
Принципиальным фактором является то, что у казахов отсутствовала частная собственность на основное средство производства – землю. Она находилась в коллективной собственности рода. Каждый аул имел свои летние и зимние пастбища. Поэтому не было зависимости кочевника от бая – состоятельного скотовладельца. Аул как кочевая община (форма общественных отношений, субъект хозяйственной деятельности) состоял из близких родственников и насчитывал в среднем 8-10 семей общим числом 40-50 человек (3-4 поколения). Территория рода, т.е. земля, водоемы, леса, которыми пользовались аулы, оставалась его неделимой, неотчуждаемой собственностью.
Н. Алимбай в статье «Кочевая община казахов: проблемы этносоциологической реконструкции» пишет: «…именно община обладала монопольным правом субъекта собственности на родовую территорию… Из сказанного следует, что отношения общинной собственности на землю состояли из нескольких взаимообусловленных и взаимозависимых уровней: отношений пользования, субъектом которых выступали большие неразделенные семьи и системы управления и регулирования земельных отношений… Резюмируя сказанное можно заключить, что такой «сегментированный» способ реализации отношений собственности на землю в форме отношений пользования, в сущности, представляет собой один из эффективных экономических факторов (одновременно и методов) рациональной эксплуатации ресурсов среды обитания, с одной стороны, а с другой – обеспечения корпоративного единства общины как социума…».
Коллективная собственность на землю обеспечивала любому члену рода, даже в случае его полного разорения, возможность достаточного быстрого и, главное, гарантированного восстановления достатка. Гарантия основывалась на его полном праве рассчитывать на определенную часть территории рода для кочевания. Отдельный человек пользовался землей (растительностью), водоемами, но не владел ими индивидуально. Это касалось и богатого скотовладельца, и человека среднего достатка, и малоимущего (по меркам кочевников). Коллективная собственность на землю была основой экономической свободы отдельного кочевника и его потомков, скрепляла его связь с родом. И наоборот, частная собственность на землю в феодальном оседлом обществе стала причиной жестокой эксплуатации земледельцев, их несвободы и экономической зависимости от собственника земли.
Почему в кочевом обществе не было классового антагонизма?
Баи и бии были выходцами из народа, неотъемлемой частью его. Они возглавляли (под)род, члены которого имели общего предка в седьмом поколени, что у казахов считается близким родством. Говорить об классовом антогонизме здесь не приходится.
Баи отвечали за благополучие рода, его репутацию. Их обязанностью было обеспечивать условия, при которых все члены рода были бы защищены и материально обеспечены. Этими соображениями руководствовались баи и бии при справедливом распределении пастбищ. Материальное благополучие всех членов (под)рода было выгодно: крепкие, многочисленные богатые аулы, значит, сильный, многочисленный, богатый род. Бедный аул в роду или обедневший член рода, ставший жатаком, становился поводом для осмеяния бая этого рода. Узун-кулак мог разнести по Степи сомнительную славу бая, который не оказывает (при необходимости) помощи в выплате калыма или выдаче приданого, организации аса или асара, поддержке пострадавших от джута и т.д. Также бай и возглавляемый им род могли подвергнуться публичной критике айтыскерами на любом мероприятии: ярмарке, тое и др.
В начале ХХ века именно баи финансировали выпуск газет и издание книг, оплачивали обучение и содержание в гимназиях и университетах талантливых детей, выступали в поддержку инициатив алашординцев (в т.ч. вносили за них залоги и оплачивали штрафы), т.е. ратовали за интересы народа, его просвещение.
Переселенческая политика лишала кочевников родовых земель: богатых пастбищ, водоемов. «Как следствие – обнищание казахов, появление джатачество, нищих байгусов, унижение простого народа, вражда между казахами за пастбища. Казахи, занимая должности, установленные колониальной администрацией, пристрастились к взяточничеству, кляузничеству… Новое время выставляло новых героев: волостных, писарей, переводчиков, алыпсатаров» (Азербаев А.Д. О казахской идентичности в XIX-начале ХХ годов).
Последствия колониальной политики стали особенно заметны в конце XIX века. Появляются новоиспеченные богачи – нувориши, составившие богатство благодаря развитию торговли и расширению денежно-ростовщических операций. Среди казахов стали появляться богатые торговцы, ростовщики из числа вчерашних толмачей, проводников, посредников между казахами и колониальной администрацией. Это были богачи новой формации. Они отрывались от рода, стремились к личному успеху. Появляющиеся бедные казахи, лишенные своих пастбищ вследствие переселенческой политики, нанимались к ним на службу табунщиками и подвергались эксплуатации так же, как и жатаки, работающие на казачество. Эти нувориши, проповедовавшие новые «ценности» и перенявшие чуждые казахам нормы поведения, были скорее исключением (меньшинством), нежели правилом в обществе, которое в большинстве своем продолжало вести кочевой или полукочевой образ жизни. Определение «бай» мало подходило новоявленным богачам, поскольку их суть не подразумевала всей палитры смыслов, вложенных в это понятие.
Именно поэтому коммунисты столкнулись с проблемой разжигания классовой борьбы. Кочевник-казах не видел и не мог видеть в бае классового врага и эксплуататора.
В период установления советской власти коммунисты пытались расколоть казахское общество, сталкивая, как им виделось, классовых антагонистов – богатых и бедных. Отношения российских помещиков и крестьян, сформированные в течение долгого периода крепостного строя, они экстраполировали на отношения между баями, биями и рядовыми казахами-кочевниками. Однако кочевое казахское общество это далеко не оседлое общество (к тому же в недавнем прошлом крепостническое).
Кроме того, количество оседлых шаруа и пролетариата было ничтожно мало по сравнению с основной массой казахов, сохранявших кочевой и полукочевой образ жизни с его характерными специфическими чертами, социальными и экономическими отношениями, традициями и нормами поведения.
Кочевое сообщество продолжало сохранять традиционную структуру, где бай и бий были не эксплуататорами, а лидерами, которые несли отвественность за благополучие родственников (род, подрод, аулы). Они совместно владели пастбищами, совместно справлялись с трудностями или повышали свой достаток, т.е. осуществляли общую социально-экономическую деятельность во всех ее проявлениях. Подавляющее число казахов, в которых советская власть надеялась найти сторонников, противилось экспроприации, потому что скот терял не только бай, но и весь аул, (под)род. Это был скот, на который могли рассчитывать члены (под)рода в случае нужды и которым бай оплачивал обучения детей рода, работу учителя и др. Откочевывали в Китай и Монголию также (под)родом, аулами во главе со своими баями и биями, которые и вели людей, брали на себя ответственность за их будущее. Никакие баи не уходили одни без своих сородичей (откочевка во все времена осуществлялась аулами).
Большевикам так и не удалось убедить казахов, что бай – это классовый враг, потому что для казахов бай и бий были близкими родственниками; не просто более состоятельными людьми, а старшими, несущими обязательства перед своими сородичами. Они ведали хозяйственными и экономическими делами, кочевками, судебными тяжбами, соблюдением обычаев, женитьбой и замужеством молодежи, отправкой на учебу, асами и т.д. и т.п. Бай, бий был близким родственником. Какая тут классовая вражда?
Коммунисты, поняв тщетность своих попыток столкнуть членов одной разветвленной семьи, просто физически уничтожили баев и биев, т.е. обезглавили роды. Часть баев откочевала со своими аулами, других сослали в Сибирь, третьи были репрессированы.
В ходе репрессий конца 1930-х годов казнили даже преклонного возраста (70-80 лет) стариков. Они были носителями памяти и ценностей народа. Их заставили замолчать.
А потом стали писать романы и сочинять мифы о плохих, разоряющих и унижающих свой народ баях, списанных с российского помещика и его отношения к крестьянам. Так, классовый антагонизм оседлых был экстраполирован на кочевой социум. Иное (объективное) изображение баев не было бы пропущено цензурой.